Опрокинутый купол - Буянов Николай (хороший книги онлайн бесплатно txt) 📗
Осведомленность ее оказалась на высоте, как и здравый смысл.
– Глупости. Сколько лет я работаю здесь, и мне бы в голову не пришло бежать за оружием в реквизиторскую… Просто бы не пришло! Можно ударить чем-то по голове, задушить шарфиком, в конце концов…
– Значит, у убийцы нестандартное мышление.
– У всех убийц стандартное мышление, – отрезала Машенька и фыркнула. – Вы считаете меня ребенком, да? Это все из-за моей внешности.
И повторила мой собственный вывод:
– Он точно знал, когда на экране свистнет стрела. И сам выстрелил в этот момент, иначе бы его услышали. Разве я не права?
Она смотрела мимо меня, на сцену с псевдокнязем и псевдокнягиней… Интересно, кого она подозревает? Оленьку Баталову – из чисто женской неприязни (почему одним все, а другим – ничего?) – или… Я проследил за ее взглядом и вдруг сообразил, что он был устремлен не на Ольгу, а на Александра Игнатова (князя Олега). Все логично: арбалет – не женское оружие… Надо нести по коридору, взводить тетиву, что довольно тяжело, даже при наличии специального механизма, целиться, держа на весу… Ай да Машенька.
– Кому-то Глеб показывал эту пленку раньше, до общего просмотра. И наверное, он уже тогда знал (или догадывался), кто перед ним. И – не принял никаких мер, – она сердито стукнула кулаком по коленке. – Ну почему он не рассказал все вам? Почему мужчины такие самоуверенные, черт возьми?
Я сидел молча – что тут возразишь… Она всхлипнула.
– А самое страшное – все осталось, как прежде. Небо не погасло, мир не перевернулся… Наша примадонна цапается с примадоном (да вы сами видели), у босса творческая импотенция, я ору и хлопаю хлопушкой, осветитель светит, оператор снимает, Вайнцман рисует. Король умер – да здравствует король! Извините, я сегодня зла. Я вообще злая, – покаянно сообщила она. – Злой ребенок.
– Так как по-вашему, почему убийца использовал арбалет? – спросил я, желая ее отвлечь.
– Говорю же, он псих. А арбалет он подбросил как . улику против себя самого. И теперь наблюдает исподтишка: догадаетесь вы или нет? Натуральная шизофрения.
Она полезла в карман пуховичка, вытащила пачку сигарет, неумело затянулась, едва не закашлявшись, – видно, стаж курильщика был невелик.
– Я где-то читала о подобном – у Ле Карре или у Квина… Не помню. Там убийца подбрасывал сыщику, – где только можно, этакие шарады, улики против себя в , зашифрованном виде. Сыщик, бедный, страниц триста разгадать не мог, но потом все же допер… А если бы не это – шиш бы он кого нашел.
– Вы считаете, стрела – это тоже одна из шарад?
Что-то вдруг толкнуло меня, перед глазами возник, словно кадр старого фильма, полутемный зал, пересекаемый лучом проектора, и мальчик на экране (а Глеб уверял, что этот персонаж вымышленный…).
– Мне нужно еще раз побывать там, – пробормотал я, вскакивая и увлекая за собой Машеньку.
– Дверь же опечатана…
– Наплевать (Славка поймет и прикроет).
Она смотрела на меня осуждающе, но с явным интересом – эти два чувства боролись в ней, пока я срывал пломбу с дверей просмотрового зала. Подсобное помещение, что находилось за экраном, запирать не стали – эксперты облазали его на четвереньках вдоль и поперек, обнюхали каждый окурок и измерили в миллиметрах каждый отпечаток подошвы. Забрали на анализ полдюжины водочных бутылок и две жестянки из-под рыбных консервов. Масса посторонних следов – и ни следа убийцы.
– Вы умеете пользоваться проектором? – спросил я Машеньку.
– Само собой.
– Тогда включайте.
Короткая возня.
– Готово… А зачем вам?
– Сам не знаю, – честно ответил я, проходя за экран и отыскивая ту самую дырочку. Нашел, прильнул к ней – Маша стояла у задней стены, возле проектора, точно инженер Гарин – у своего гиперболоида, в глазах застыло ожидание (теперь она принимала меня за волшебника, способного вытащить убийцу за уши из шляпы, как кролика).
– Погасите свет.
Она подчинилась. Зал погрузился во тьму, и теперь мне были видны лишь ножки переднего ряда кресел, а дальше все исчезало, только слепящий желтоватый луч бил в глаза (и впрямь гиперболоид), так что я вынужден был отпрянуть.
Несколько секунд я еще стоял, дабы убедиться в собственной догадке (черт бы ее побрал!), затем осторожно вышел в зал, зацепившись за что-то ногой и едва не загремев. Проектор по-прежнему источал свет, перед глазами плавали оранжевые протуберанцы… Машенька опомнилась, щелкнула включателем и медленно произнесла:
– А знаете, что сказал преступник в романе, когда его все же вычислили? Что если бы он ошибся и сыщик оказался тупее, чем предполагалось, он пришел и сдался бы сам. Ему была невыносима мысль, что преступление так и останется нераскрытым и мир не узнает, каким гениальным был убийца…
Она сидела спиной к закрытой двери и не видела, как та тихо-тихо, по сантиметру, начала приоткрываться. Словно в дешевом «ужастике», разве что без надсадного скрипа… Удлиненная ломаная тень возникла на пороге, в узкой полосе света – нервы у меня были поистерты последними событиями, поэтому я, не рассуждая, моментально скользнул вбок, прижавшись к стене и нацелив табельный «Макаров» в голову пришельца. И почти спокойно спросил:
– Вынюхиваете?
Яков Арнольдович Вайнцман, художник-декоратор, прошел в зал, не обращая внимания на пистолет, и, затравленно глядя в пустой угол, шепотом спросил:
– Значит, вы тоже догадались, да?
– О чем вы?
– О том, что убийца промахнулся в темноте. Он попал в Глеба по ошибке, а целился он в меня, в меня!
Глава 18
ТОЧКИ НАД "i"
Он великолепно дрался, этот мерянин. Воевода Борис Жидиславич испытал на миг нечто вроде уважения к противнику. Ни тот ни другой за полтора десятка лет не стали моложе, оба устали и дышали с прерывистым хрипом, но тяжелые мечи, уже обагренные кровью, еще летали в руках, как невесомые, обрушиваясь на врага со всей мощью, отскакивали от умело выстроенной защиты, сталкивались крестовинами в жестком противоборстве, высекая искры и издавая мелодичный благородный звон – словно души, скрытые в стали, радовались битве…
Двое Борисовых людей лежали неподвижно, застывше, уже стекленея взорами. Третий ползал по траве, зажимая рассеченное плечо и отыскивая улетевшее оружие. Теперь на несколько коротких минут Йаланд Вепрь останется с новгородским воеводой с глазу на глаз… И он наверняка знал, что ни один из них не уйдет с этого крохотного клочка твердой земли посреди болот: так и лягут друг возле друга, как те два дружинника, возле безымянного холмика, под которым нашел успокоение инязор Обран.
Рана в боку давала о себе знать. Левый глаз заплыл, кровь хлюпала в сапоге… Йаланд понемногу пятился, отступая с сухой земли к болотистому участку, чувствуя, как ноги утопают в грязи по щиколотку и выдирать их становится все труднее… Ах! Вражеский меч достал, скользнул вниз, разрывая грудь…
– Это тебе за Савелия Белого! – выкрикнул воевода, а Йаланду сквозь шум в ушах показалось, будто тот что-то тихонько пропищал…
И он ответил, ощерясь: «Рано радуешься, собака. Это всего-навсего еще одна рана, одна из многих».
Звериное чутье сработало вовремя, а вот тело на этот раз опоздало: почувствовав движение сзади, он только и успел, что убрать затылок и развернуться на пятке, принимая чужой меч собственной плотью, – это оставшийся в живых дружинник нашел в себе силы подняться и ударить… И упасть, захлебнувшись собственной кровью, – клинок Йаланда, взметнувшись снизу вверх по дуге, рассек парню не защищенное броней горло.
«Может статься, Обран простит меня за свою невеликую могилу, – мелькнула угасающая мысль. – Не в кургане лежать мерянскому вождю, не по обычаю… Зато бог – не русский Христос, а безгубый слепой Анамез, покровитель мертвых, на этот раз будет доволен обильной жертвой…»
Новгородскому воеводе тоже досталось – и в битве у стен разрушенного теперь Тунеза, и сейчас, от Йаландова клинка, и он тоже шатался из стороны в сторону… Однако Йаланд знал наверняка, что упадет первым. Скоро он увидится со своей Иргой. Она ждет его – там, у обрывистого берега реки, где высокие рыжие сосны упираются в небо верхушками. Сейчас он, конечно, выглядит намного старше ее, израненный, седой, с морщинистой кожей… А ведь когда-то его принимали за ее младшего братишку, хотя они были почти ровесниками: девушки всегда взрослеют быстрее ребят, и тем приходится догонять… Да все равно она примет его – любовь неспособна видеть уродливые шрамы и не пугается запаха свежей крови. Она видит сердцем… А сердце дочери мерянского старейшины – Йаланд Вепрь знал это – всегда принадлежало только ему.
