Новый порядок - Косенков Виктор Викторович (прочитать книгу .txt) 📗
— Ты, я надеюсь, им свои афоризмы не толкал?
— Нет. — Платон с Сергеем встали в очередь. — Сдержался. Хотя желание имелось.
— Ну и дальше…
— Ой, салат. Хочу, — бормотал Звонарев, накладывая на поднос разнокалиберные тарелочки. — Дальше мы с грехом пополам выяснили, где она живет. Их студия закрыта, едва ли не опечатана. Всех разогнали.
— Кто?
— Черт его знает. Это. я думаю, аналитик разберется. Мне, пожалуйста, соляночки. Большую тарелку. И погуще, будьте любезны. Со дна так… Да, спасибо! — Звонарев обворожительно улыбнулся поварихе, прищурился на ее нагрудный бзйджик и прошептал в сторону Сергея: — А девушка ничего. Главное — готовить умеет. А то, знаешь, от чая с печеньем можно ноги протянуть…
Он принял тарелку. Повариха действительно была щедра. В густом супе виднелись черные оливки и большой кусок мяса.
— Спасибо, Наденька. — Платон улыбнулся еще шире и обворожительней.
Наденька смутилась.
Сергей тихонько толкнул Звонарева:
— Не задерживай…
Платон пошел дальше, периодически оглядываясь на повариху.
— Нет, серьезно, — неожиданно задумчивым голосом сказал он. — Всю жизнь я мечтал найти женщину, которая бы умела готовить. Вообще я человек, который способен оценить это искусство. Между прочим, это очень важно…
— Ладно, ладно! — поторопил его Сергей. — Давай по делу! Потом будешь амуры разводить.
— Ну, по делу так по делу, — легко согласился Платон. — Значит, явились мы к ней домой. Сидит вся в слезах и губной помаде. Худенькая такая, беленькая… Ну, в общем, на мой взгляд, ничего такого…
— Ты по делу или как?
— Это имеет прямое отношение, — замахал руками Звонарев. — Не мешай! Мне, пожалуйста, отбивную вот эту. С картошечкой. Да. Спасибо.
Иванов тяжело вздохнул.
— Мы представились, — не обращая внимания на тоскливое выражение лица товарища, продолжал Платон. — Она Артема узнала, даже про тебя спрашивала. Мы сказали, что по важным государственным делам сильно занят, и все такое.
Звонарев отдал в кассе свой жетон. Подождал, пока кассирша разберется с тем огромным количеством блюд, которое он накидал себе на поднос, и осторожно двинулся к свободному столику. Сергей со стаканом апельсинового сока смотрелся рядом с коллегой бледно.
— И тут, понимаешь, она нам чай подносит. Вот, мол, чай, хороший… — Платон жадно впился зубами в черный хлеб. Он жевал с таким видимым удовольствием, что у леголодного Сергея тоже засосало под ложечкой. — А я смотрю, из-под крышечки пакетики торчат. Какой же, думаю, это чай? Ну, в общем, не важно. И печенье это… Из песочного теста, «валери», кажется, называется. Я его ненавижу теперь! Весь вечер то чай «хороший из пакетиков», то печенье, то чай, то печенье… Убил бы!!!
— Она вообще что-нибудь говорила или только чаем вас накачивала? — поинтересовался Иванов.
— Говорила. И довольно много. Самое забавное, что аналитик наш конкретно на нее запал. Я уж не знаю, чем она его так завлекла. Ну, ножки там длинные, понятно. Но ведь готовить не умеет ничего, кроме этих…
— Печений, — закончил за него Сергей. — Это я уже понял. Дальше.
— Дальше картина интересная. Про смерть девчонки она знает. Говорит, что была свидетельницей одного разговора. Между кем и кем, при мне не сказала. Но утверждает, что это имеет прямое отношение к делу. И что затронуты самые высокие ее руководители. Ну и, конечно, боится сильно. Я ее заверил, что мы со своей стороны сделаем все возможное и невозможное. Но, боюсь, она мне не поверила. По поводу съемок подтвердила, что проходили они в павильоне. Свидетелей мало. Специфика. Только Сорокин и его помощник, который сразу куда-то пропал.
— Ну, он нам уже и не нужен, — сказал Сергей. — Да и вообще, пусть им милиция занимается. По нашему делу что? А то с убийством мы в уголовку скатываемся. А профиль наш совсем другой.
— Тут, понимаешь, все хитрее, — Платон поглощал солянку с невероятной скоростью, успевая при этом еще и вести разговор. — Убийство в нашем случае — это один из немногих рычагов, с помощью которых можно давить на этих гадов. Они не верят в то, что мы можем их засадить за попытку скомпрометировать государственный строй.
— Ну, пока и не можем. Доказательств нет.
— Так вот с помощью уголовки эти доказательства можно добыть. Никто в тюрьму не хочет. И девочка эта, и ее начальники. Вот. К чему это я? — Платон отодвинул опустевшую тарелку с супом и взялся за отбивную. — Да! По поводу денег она ничего не знает. Ими Сорокин точно не занимался, но это и без нее было ясно. Говорит, что были и другие материалы. Много. Все они ушли наверх. К директору канала.
— Это все?
— То, что при мне было, все. Я как понял, кто тут третий лишний, сразу домой,
— Куда?
— В управление то есть, — махнул рукой Звонарев. — А то этот постоянный чай и чертово это печенье… Умереть можно. А Артемка там остался. Думаю, будет позже.
— Любопытно, — задумчиво сказал Сергей.
— Что именно?
— Ты сказал — домой.
— Оговорился. — Платон снова махнул рукой. Он стремительно приканчивал отбивную.
— Ты не находишь, что мы очень странные люди? — спросил Иванов.
— В смысле?
— Странные. Я, ты, Артем наш. Или вон ребята из группы Яловегина. Они разрабатывают МВД. Трясут все дерево так, что чины как яблоки валятся. Мы не получаем зарплату.
— А на кой она мне? — удивился Звонарев. — У меня все есть.
— Я не про это. Просто все нормальные люди так не живут. Они заботятся совсем о другом. О деньгах, например, об отдыхе на Канарах или, на худой конец, в Сочи. А мы разгребаем дерьмо. И думаем только об этом. Была система, налаженная, смазанная. И вот пришли мы. Наш дом — это Управление. У Степаненко ребята спят на работе. Прямо в кабинете. Работы море. Из командировки приедут усталые как собаки. По регионам мотаются. Ради чего? Ради Идеи… Странно это все.
— Конечно странно. — Платон отложил вилку. — Но, Серега, ты же сам знаешь. Мы существуем для того, чтобы другие могли думать о деньгах и о Сочах с Канарами. Не дело, чтобы менты вымогали деньги с нарушителей. Не дело, чтобы чиновник отказывался выполнять свои обязанности без взятки. Я могу сколько угодно ненавидеть рынок, но если он есть, значит, он нужен большинству. И вся эта гниль, проказа эта, ржавчина мешают, делают этот рынок еще хуже, грязнее, ублюдочнее. И кто-то должен все это дерьмо вычищать. Иначе шестеренки крутиться не будут. Так что пусть я странный. Пусть псих ненормальный. Пусть у меня экономический кретинизм, как кто-то сказал. Но именно я делаю возможным существование этого гребаного рынка. И ты. И ребята наши.
Звонарев стукнул по столу кулаком. Несильно, но внушительно.
— Ты чего вообще?
— Не знаю. — Сергей пожал плечами. — Весь день просидел тут. С делами разбирался. Материалы смотрел, тошно стало, если честно.
— Отдохнул бы тогда.
— Некогда, — поморщился Иванов. — Предчувствие у меня.
— Какое? — Платон выпучил глаза.
— Дурное, — ответил Сергей и улыбнулся. — Не поверишь, дурное предчувствие. Иначе и не скажешь. Как собака, все понимаю, но сказать не могу. Мне Лукин новые данные скинул.
— Что такое? Опять видео?
— Опять. Но не по прокурору, а по Сорокину. У него, оказывается, масса такого материала была.
— Опять с бабами? — удивился Звонарев.
— Нет. Опять с чиновниками. Помощник казначея в Минфине. Генералы какие-то. Начальник канцелярии. Пенсионный фонд. Если с этим всем разбираться, времени уйдет масса. Понимаешь? А мне кажется, что времени у нас нет. Совсем. Все это дерьмо сейчас с телевизоров выливается. Остановить нельзя. Сам понимаешь… А расследовать, правда-ложь… Времени у нас нет.
— Почему?
— Потому что предчувствие, — дернул щекой Сергей. — Плохое, плохое. Сорокин не боится соврать. Ну, получит по шапке за клевету, судебный иск. Ну, штраф наложат. Судя по тому, как было провернуто с прокурором, кто-то денег отвалит… Так что режиссеру не страшно. Он даже не подозревает, что его просто сливают в отстойник. Мавр сделал свое дело, мавр может уходить.
