Одиночный шутер (СИ) - Тимофеев Владимир (прочитать книгу .TXT) 📗
– Хочешь помереть быстро? – интересуется Спирит. – Это правильно. Долго мучиться никому неохота.
Ну что ж, пусть говорит, пусть наслаждается триумфом, пусть думает, что только он здесь решает, кому жить, а кому умереть. Чем дольше он разлагольствует, тем больше у меня шансов не только выжить, но и наперекор всему победить. «Случается, и палка стреляет, бывает, что и слепой попадает в цель», – так, кажется, говорил дядюшка Мортимер, когда разделывал меня в пух и прах на бильярде.
Смотрю на врага «магическим» зрением. И почему я раньше его не включил? Потеть бы пришлось существенно меньше. В мече противника энергии осталось не так уж и много. Рабочего тела хватит на пару минут, после чего мы опять «сравняемся» – оба останемся без оружия. Значит, мне надо просто продержаться эти минуты, а уж потом... Впрочем, не думаю, что Вокс об этом не знает. Знает наверняка, поэтому, скорее всего, не будет тянуть. Постарается завершить поединок одним хорошим ударом. Прямо сейчас…
– Да ты не бойся, – ухмыляется Вокс. – Я тебя не больно зарежу. Чик и ты уже на небесах.
Прямо сейчас…
Хм, а ведь в моей батарее что-то еще сохранилось. И это действительно шанс. Бегать не нужно, надо всего лишь включить мозги.
Спирит, не торопясь, поднимает световой меч. В глазах торжество. Жить мне осталось считанные мгновения.
Активирую поле, превращаю его в длинный кнут и, изображая отчаяние, отмахиваюсь невидимым глазу «клинком». Кончик кнута охватывает меч противника. У самого основания. Заряд максимальный. Всё, что есть в батарее. Экономить сейчас смерти подобно.
Рву «эмпат» на себя. Законы физики нельзя обмануть. Ионизированная материя всегда стремится туда, где сильнее поддерживающее ее поле. Затянутый узел полыхает ярко-оранжевым, скользит по чужому «клинку», сдирая с него плазму как кожу. Доля секунды и – меч Спирита становится бесполезной игрушкой. Рабочее вещество перетекает ко мне, в мой наполнившийся заемной силой «эмпат».
Вокс все еще не понимает, что происходит. Он рубит меня пустотой, злорадно ощерившись и уже предвкушая победу. Случившееся доходит до него лишь тогда, когда мой клинок перечеркивает его крест-накрест. Спирит падает на колени, роняет меч, его глаза затуманиваются, он силится что-то сказать, но – из развороченной глотки вырывается только предсмертный хрип. Кончено. Враг плюхается ничком на песок.
Опускаю оружие. Устало осматриваюсь.
Пламенных сполохов больше нет. Нет и арены. Я словно завис в пустоте. Вокруг – тишина и туман. Единственное, за что цепляется взгляд, это проступающие сквозь мглу неровные буквы.
«Уровень три пройден. Вы переходите на финальный уровень. Путь завершается «Выбором». Удачи, боец».
Глава 8(4)
— Андрюха, пора.
Кто-то тряхнул меня за плечо.
– А? Что?
Я оторвался от холодной стены, протер глаза и уставился на примостившегося рядом Федьку Синицына.
– Ну и силен ты дрыхнуть, – проворчал приятель. – Сергеич по цепи передал. Через десять минут начинаем.
Он не спеша поднялся, поправил ремень и осторожно выглянул из окопа.
— Вроде тихо пока. А, чёрт!
Доска от снарядного ящика треснула у него под ногой.
– Не шуршите, салаги, – шикнули откуда-то сбоку. – Всех фрицев разбудите.
— Всех не разбудим, — тихо хохотнул Федор, перемещаясь обратно на дно траншеи.
Соседи правы. В предутренней тишине любой звук разносится далеко по окрестностям. Так что нефиг шуметь. Немцы не дураки, могут и озаботиться непонятными шорохами. И, на всякий случай, «усилят бдительность».
А впрочем, не так страшен черт. У нас тут каждую ночь веселуха. До немецких окопов метров примерно двести. Нейтральная полоса – сплошные воронки. А еще мины и восемь рядов колючки. Четыре наших, четыре их. Каждый день то мы, то они утюжим нейтралку снарядами. Типа, проходы устраиваем для предстоящей атаки. А по ночам восстанавливаем порушенное. И так вторую неделю подряд. Можно сказать, привыкли. Плохо только, что оттепель как на грех подоспела. На Южном фронте конец февраля почти как апрель на севере. Грязища такая, что танки в ней вязнут по самую башню. Слегка подмораживает только ночью. В таких условиях наступать не всякий решится. Поэтому фрицы и вялые по утрам. Так, постреливают иногда для проформы, ракеты осветительные пускают, но на серьезный бой пока не рассчитывают. Земля еще не скоро подсохнет. Или опять подмерзнет. Как повезёт.
А вообще, Федька – гад. Разбудил раньше времени, такой сон не дал досмотреть. Фантастика, а не сон. Я там каких-то чудищ отстреливал пачками. А еще там девушки были. Такие, что закачаешься.
Одна – вылитая Ленка из отделения связи, к ней наш комбат второй месяц клинья подбить пытается, а она ему: «Товарищ майор, у меня муж есть». Наверное, поэтому он и злой постоянно. Гоняет весь батальон в хвост и в гриву, даже разведчики стараются лишний раз не выдрючиваться. Вякнешь что не по делу, огребешь по полной программе. Такие вот пироги да пышки.
Вторая – один в один военврач Клёнова. Эта — дама серьезная, хоть и молодая совсем. В прошлом году мединститут закончила, и не где-нибудь, а в Москве. Я с ней всего два раза встречался, но запомнил накрепко. Первый раз, когда по собственной дурости в полковой госпиталь загремел. Аккурат под новогодние праздники, после боёв в Сталинграде. Нас тогда на переформирование вывели и принялись лепить из роты отдельную штурмовую. А я, как на грех, ногу сильно ушиб, так, что ходить не мог. Сергеич, взводный, обозвал меня сгоряча симулянтом, но к эскулапам все же отправил, причем, своим ходом. Еле добрался до полковой санчасти, ступня распухла — сапог пришлось разрезать. И первой, кого в лазарете увидел, была Жанна Викторовна. Пока она мою ногу осматривала, не то что стонать -- дышать боялся. Настолько она мне показалась красивой, ну прямо богиня из мифов. А второй раз мы вместе с ней целый день провели. Конечно, не один на один, там наших было полотделения – хозработы, однако. Жаль, что вскоре после этого случая роту перевели в другую часть, и больше мы, увы, не встречались.
Зато, уже на новом месте, мне повезло встретить еще одну девушку. В самом конце переформирования и обучения в полк прибыл начПО дивизии, а с ним двое киномехаников и красавица лейтенантша. Звали ее, как потом выяснилось, Корнелия Санчес Родригес да Коста Бланка Ривейра Нуньес. Уф, даже и не выговоришь с первой попытки. Ее из Испании эвакуировали в 38-м, родители – коммунисты, сражались с франкистами на Пиренеях. Волосы как вороново крыло, в глазах огонь, фигура – обалдеть не встать. Она нашей роте читала лекцию о международном положении. Содержание я, кстати, нифига не запомнил. Сидел в первом ряду и, затаив дыхание, пялился во все глаза на сеньориту Корнелию. А когда она меня тоже взглядом своим удостоила и даже что-то спросила, внутри всё словно оборвалось. Что тогда говорил, не помню, помню только, что она улыбнулась в ответ и так глазами сверкнула из-под ресниц, что сутки потом ходил будто колом пришибленный, так она мне в душу запала...
Собственно, эти три дамы как раз и присутствовали в моем сне. И не просто присутствовали, а... стыдно признаться, что они там вытворяли. Со мной. А я, соответственно с ними. Эх, если бы это было на самом деле...
– Готовность, – пронеслось по траншее.
Зашевелились сидящие в окопах бойцы, загремело взводимое для боя оружие, шумно выдохнул, поднимаясь, Синицын...
– Отделение два. Вперед.
Первыми через бруствер под шорох осыпающейся земли перебрались саперы и, стараясь не слишком шуметь, один за другим исчезли в предутренней тьме. Их дело– обозначить подготовленные чуть раньше проходы. Наше – двигаться следом, на свет тусклых фонариков.
– Пошли остальные, – прозвучал голос взводного.
Ну что ж, теперь и вправду пора. Наш черед. Всей нашей роты. Отдельной штурмовой роты 1-го стрелкового батальона...
Земля чавкает под ногами. Хоть за ночь и подморозило, но бегущие впереди уже продавили тонкую корку и развезли грязь по «тропе». С налипшей на сапоги глиной бежать тяжело и скользко, однако стряхивать ее некогда. А возле третьей колючки и того хуже. Там вообще – месиво, в которое нужно нырять и ползти.
