Хватка (СИ) - Войтешик Алексей Викентьевич "skarabey" (читать книги онлайн без .txt) 📗
— Им вполне хватает и крови пленных, — возразил Бремер, — сейчас мы можем отправлять ее на фронт хоть цистернами, если бы только могли сохранять долгое время «живой».
— То-то и оно, — согласился Вольтц, — а так, кто знает? Возможно, в скором времени появится пара каких-нибудь новых адаптирующих препаратов, и живые, четвероногие контейнеры с кровью будут ждать своего донорского часа в каждой нашей части. И, заметьте, в таких хвостатых «сосудах» кровь не портится! Черт побери, еще пару лет назад, это звучало бы как фантастика, а теперь? …Вполне реальные вещи. Ну разве не стоит здоровье наших солдат того, чтобы для него пожертвовать пусть даже несколькими такими молчаливыми парнями?
М-да, Клаус, мы с вами живем в счастливое время для медицины. Никогда еще нам не представлялась такая редкая возможность настолько плотно работать с живым материалом. Нам попросту развязали руки! Помните, в Освенциме? По сути, любые фантазии, проекты, исследования. Да за несколько тысяч лет медикам не предоставлялось таких широких возможностей! А вы говорите... Я лишь воспользовался одной из них. Впрочем, парня на самом деле жалко. Возможности его организма просто поражают. Сколько раз мы его уже заочно похоронили? Вспомните! Три недели назад, когда он снова, как мы думали окончательно, отключился, санитары рассказали, что он встал из кучи ожидающих сожжения, разбухших на солнце, смердящих трупов. Да, этот парень просто уникум.
Забыл вам сказать, Клаус: в конце недели, наконец, приедут за собакой. Геллер говорил, что ей нашли множество «невест» среди сучек наших вождей. Я, кстати, попросил шефа, если этот украинский юноша не подохнет, его, возможно, оставят за нами. Очень уж интересный материал…
…Петрок и в этот раз не умер, хотя в какой-то момент ему снова было так плохо, что он уже мечтал об этом. Очнувшись холодным зимним утром в своей подвальной клетке, первым делом он подполз к прутьям и, еще не в силах держать нормально голову, не глядя, просунул между ними руку. Дунай обнюхал ее и стал осторожно лизать.
— Ты тут, — только и смог выдавить из себя Петруха, — тут.
Он перевернулся на спину и вытянул затекшие без движения ноги. В глазах темнело, плыли светящиеся круги, но вместе с тем знакомо покалывало в кончиках пальцев рук и ног.
Петрок знал это состояние. Сейчас он уснет и проснется не раньше, чем через сутки, практически здоровым и голодным. Это с ним здесь происходило уже не раз. За три недели затягивались длинные шрамы от разрезов врачей, за два — пропадала превратившаяся в твердую корку-коросту красная сыпь по всему телу. Но что там это? Полгода назад ему сделали пару каких-то уколов и после этого у уснувшего на три дня Петрухи в течение месяца полностью выпали и сменились на новые волосы и ногти! Наверное поэтому сейчас он был абсолютно уверен в том, что знакомое покалывание, ясно ощущаемое им во всем теле, говорит о том, что его боль и страдания вот-вот останутся позади — близится исцеляющее сновидение.
Странно, но ничего подобного с ним раньше не происходило. Если уж он и болел, то болел крепко и долго, а тут! Его легкое, практически невесомое тело моментально отключало боль и превращалось в птицу, рысь, какое угодно животное, наиболее подходящее для того места, в которое его уносил очередной сон. Иногда в видениях слышался голос великана из легедзинского холма, случалось, попадались странные дедушки, которых сам для себя Петрок называл «волшебники-берендеи из сказки», являлись старые, сухонькие бабушки, что вели его куда-то росными лугами, или долинами меж высоких гор, а один раз даже привиделась Яринка! Будто шли они по берегу большого озера, держась за руки, и долго-долго молчали, а потом она вдруг повернулась и голосом тети Любы сказала: «спасибо тебе, Петрок. За всех нас спасибо! Ты отвел богатыря туда, где прячется смерть кощеева».
Кто знает, может те яркие сны, в которых он мог летать, чувствовать тепло руки Яринки, запахи трав в избушках берендеев, свежесть горного ветра и так далее, все это ощущалось так сильно лишь из-за лекарств, которые кололи ему немецкие врачи, или от запредельной боли после действия этих препаратов?
Начались эти сновидения с того самого памятного дня, когда Петрухе впервые пришлось вытерпеть адские муки. В какой-то миг, чувствуя все нарастающую боль, он вдруг понял, что вот-вот умрет! Удивительно, но сразу же после того, как он это осознал, в страшный момент прихода «смерти», его душа вдруг оторвалась от тела, и тут же улетела в легкий, яркий и волшебный сон…
Сегодня доктора вкололи ему большую дозу какого-то лекарства, по цвету очень похожего на кровь. Муки наступили почти сразу же, еще до того, как один из врачей достал иглу из его измученной частыми проколами вены. Петрок привычно собрался и стал ждать.
В этот раз состояние перехода затянулось. Прошел момент «смерти», а накатывающая волнами боль все росла, сбивая дыхание на своих пиках, а вот на спаде, добавляя юноше ко всем его страданиям леденящий до костей холод. Теряя сознание, Петрок вдруг вспомнил, что подобный лютый холод ему уже доводилось испытывать. Давно, когда по весне, во время ледохода, прыгая с льдины на льдину и катаясь с ребятами на них по реке, он нечаянно свалился в воду. Она сам тогда выбрался на берег, и за то время пока шел домой, так сильно промерз, что ночью, обливаясь потом и мечась в безумстве огненного жара, он все равно чувствовал, что его кровь так до конца и не прогрелась.
Наверное, именно из-за этого, ощущаемого им сейчас холода собственной крови, в очередном своем исцеляющем сновидении он очнулся летящим с кургана на больших, хозяйских санках, что выковал и собрал для отца его друг, колхозный коваль дядя Степан Лебезный.
Эту горку на дальнем холме заливали каждую зиму, и всегда на ней было полно народу. Уклон кургана, что стоял за окраиной села, был очень удачным. Вода, которую с огромным трудом таскали наверх, сама находила себе дорогу, стекая до продолговатого яра, и замерзала, медленно вливаясь в собравшееся в нем за осень, поросшее бурьяном, озерцо.
Дети, а часто и примкнувшие к ним взрослые знали, что все их усилия, связанные с тем, чтобы забраться наверх по скользкому склону, всегда будут с лихвой вознаграждены. Еще бы! Счастье от того, как долго можно было ехать на санях или просто, на мягком месте до покрытого истертыми в пыль горькими травами конца яра, легко покрывало любые физические затраты. О, что тут творилось на Коляды! А на Масленицу? С горы каталось все село! Но сейчас…
Сейчас Петрок летел с вершины кургана один. Все казалось реальным: сани, холод и даже горький запах перетертого десятками ног и саней быльника! Петруху удивляло только то, что никого не было ни на кургане, ни в яру.
Он пронесся по ледяной горке до самого конца и, врезавшись в выбитый до земли берег, как бывало и раньше, упал, слетев с саней. Горячая, мокрая от пота шапка наползла на глаза, и Петруха решил поправить ее, но вдруг почувствовал, что его руки лижет собака.
— Дунай, — улыбнулся юношак, потянув озябшие ладони к голове и убирая ушанку на затылок. Пес вдруг схватил его за рукав и потащил, — ну хватит, — едва успевая подняться с колен, упирался Петрок, — отпусти! Куда ты меня тянешь?
В сновидениях редко все происходило в одном месте, так случилось и теперь — за то время, пока он лежал, ничего не видя, куда-то исчезли сани и курган. Все вокруг изменилось. Теперь он и собака стояли вдвоем посреди широкого поля, покрытого тонким слоем свежего, мокрого снега, а рядом, качаясь на сильном ветру, шумел зимний лес.
Петрок собрался сделать шаг за тянущей его куда-то собакой, но вдруг уперся в торчащий из земли меч. Это был тот самый, что он украл у немцев! Юноша осмотрелся. Вокруг никого не было. Только беспокойно вертелся Дунай, выписывая замысловатые петли вокруг слабо качающегося в порывах ветра клинка. Он словно говорил: «возьми оружие, Петруха. Скорее же! Бери и иди за мной!»
