Хватка (СИ) - Войтешик Алексей Викентьевич "skarabey" (читать книги онлайн без .txt) 📗
— Охо-хо, — всхлипывая, шептала мать, — куда ж им? Мать чуть живая, а еще и Яринке от немцев достанется. Какие там работы, в той в Германии? Там что, работать некому?
— Видать некому, — отвечал дед, — слышал от пана Юзефа, что немцы нахватались зараз земель столько, что толком не знают, что с этим всем делать, …чтоб уже им подавиться, проклятым. Правильно говоришь, и мое сердце чует, что с девчушкой сотворят то же самое, что и с матерью. Нельзя ее отпускать. Люба сама только-только в себя пришла. Ой, горюшко-горюшко.
— Ти чув, що цей пан сказав? — вздохнула и бабка Марья. — Всім розповідали біля правління, і тільки до нас приходив сам поляк. Про Петруху запитує і тут же: "У Пустовых мати хворіє, доведеться забирати доньку на роботу, якщо ніхто не погодиться підмінити". Так, рік-два, з їжею і заробітком воно для молодого хлопця і не погано, але щось дуже круто беруть.
— Он еще и мне говорил, — заметила мать.
— Когда? — скрипнув табуретом, дернулся дед.
— Я ж его до калитки проводила.
— И что?
— Ничего…, — тяжко вздохнула мать, — так расписал, что хоть самой собирайся в эту Германию. Спросила, чего не со всех дворов молодежь берут, так ответил, что потом еще будут отправлять. А так, если, говорит, ваш парнишка заменит дочку агронома, то когда придет следующая разнарядка, то у вас уже и брать некого, а ее не тронут, поскольку она была в первом списке.
— Так про Петруху и сказал?
— Дедушка, — попрекнула непонятливого старика мать, — так он только за тем и приходил к нам! Им до какой-то чертовой надобности очень нужна та собака. Пан говорит, что она не ест и не пьет. Видно пограничники так ее научили, что издохнет, а из чужих рук еды не возьмет. Если Петро поедет с ними, немцы обещают его с Дунаем на весь год или даже на два оставить, чтоб присматривал за собакой.
— Так что ж ты сразу мне не сказала? — зашумел возмущенный дед, но тут же осекся, получив тычок от бабки.
— Чш! Що ти старий розходився. Не буди малого. ...Тому і не сказали тобі, що підскочив б і побіг одразу з тим паном битися.
...Тут не відмахнешся. Чув, не цього разу, так наступного все одно заберуть його, як і інших. Видно знову настав час відпрацьовувати панщини повинність. …Ну хоч не ліс рубати в Сибіру. З собакою протримається і рік, і два...
Петрок, уверившись, наконец, что говорят о нем, поднял голову. Мать, заметив это, заплакала и, утираясь краем косынки, поднялась и пошла из хаты. Едва сдерживая слезы, следом за ней отправилась и бабка. За столом остался только дед.
— Діду, а куда это они? — поинтересовался старший внук.
— Да там, …малые что-то нашкодили, — не придумав ничего лучше, соврал старик.
— А чего мать плачет? — спросил, поднимаясь Петрок.
— То ж бабы, внуче, — отмахнулся дед, — Ще не знають до добра або до худу щось робиться, а все одно відразу плакати кидаються. Ты лучше скажи, — перебираясь на край сундука, на котором спал Петрок, поинтересовался дед Моисей, — как тебе сегодня, уже лучше? Не колотит, как вчера?
— Не, — прислушиваясь к ощущениям, заверил внук, подозревая, что дед подсел к нему не просто так, а поговорить о чем-то, — все ладом. Мамка, как переодела вчера вечером, так я и спал до утра…
— Ото ж бабка правду сказала, — отрешенно заметил старик, — то, видать, у тебя от дурного глазу было. А что мне Марья с утра уши прожужжала…, ты мне рассказать вчера что-то хотел? Сон видел какой?
— Я уже мало что и помню, — признался Петрок, — снился мне великан. Сказал, что надо идти в берлогу к немцам, отнести его меч. И будто меч этот я и собака…
— От же, — не дал ему договорить дед, и тут же добавил, — видно в руку тот сон…
— А еще этот великан сказал, что их, богатырей, поднимают на Руси часто. Как только беда придет и сами люди справиться не могут, просыпается кто-то из великанов и помогает им. Деда, а что мы и правда сами не можем немца погнать?
— Тихо ты! — пригрозил старик и осторожно оглянулся, хотя знал, что дома они одни, — сдурел такие вопросы задавать? Каркнешь где-нибудь такое, нас всех тут же постреляют.
— Я ж не где-то, — пожал худыми плечами Петрок, — я у тебя спрашиваю. Ты ж воевал…
— Воевал, — дед снова вздохнул так, будто ему не хватало в хате воздуха, — и много воевал, внуче. До двух «Георгиев» довоевался.
— И немцев били?
— Били, но не о том я сказать хотел. Вот ты на богатырей все киваешь, снилось тебе, что они людям помогают, а я, меж тем, за годы, что под штыком ходил, много всяких геройских хлопцев повидал, а вот богатырей или великанов ни одного среди них не было.
В …теплых краях как-то, на спор, один на бруствере окопа барыню танцевал! Картечь вокруг свистит, пули, а он приплясывает, да улыбается. Командир подскочил, обратно его в окоп стянул, да сгоряча за шкирки ка-а-ак тряхнет! «Что ж ты, — говорит, — сукин сын, свою башку глупую смерти в лапы суешь?» А как мундир задрался, у Петра, а уралец этот тезка твой был, так вот у Петра того из-под одежи жменя еще горячих пуль высыпалась. О как! В мундире дырки, в гимнастерке насупротив этих — тоже, а у него, ну хоть бы царапина!
А на польской границе с нами котловались пластуны казацкие. Тоже, я тебе скажу, умельцы. Те дрались, будто гопака танцевали. Ни шашкой, ни штыком его не достать. Как станем на отдых, мы давай, шутя, стараться, достать их! По трое — четверо хотели свалку устроить, побороться. А те пляшут, а сами с тебя то шапку, то кушак срывают. Разденут чуть не догола, и стоят, скалятся. Ох, а в бою какие отчаянные хлопцы. Был у них старшина, его все характерником за глаза звали. Тот и вовсе, говорили, мог и на лету пулю рукавицей поймать.
А вот же, говорил уже тебе, сколько их ни было, а ни одного великаном не назовешь. Все на вершок или два пониже меня…
— Дед, — спросил вдруг Петрок, — а может это они потому такие, что у них на шее бог висел?
— Какой бог? — Не понял старик.
— На цепочке, крест Иисуса. Христос.
— Вот же, — погрозил, обернувшись, дед Моисей двери, — то баба научила? Ее …бедоносные науки! Вспомни, Петруха, был ужо у нас разговор про то? …Помнишь? И сказано было тебе еще по мальству — никакого бога нет. Запомни! И крест, и Христос это не бог.
— Дед, ну а как тогда? Откуда те солдаты, о которых ты рассказывал, все это умеют? Разве можно без …бога так воевать? Почему другие так не могут? А великан? Мы же с тобой сами его голову видели. Может, это и есть бог?
— Подрос ты, — озадачился дед, — а дурь эту никак из головы не выкинешь. Ну, вот сам посуди: в народе говорят, что Иисус Христос есть бог, но бог на то и бог, что его убить нельзя, правильно? А Христа убили. Распяли, гвоздями прибили к кресту.
— Живого? — округлил глаза Петруха. — А за что?
— Хм…, — недовольно сжал губы старик, — говорил он много …лишнего, дуракам всяким. А те также умишком слабые, как и наши селяне, сразу пошли и рассказали таким же вот «немцам», только другим, в теплых странах. Потому и говорю тебе всегда — держи рот на замке, внуче, где бы ты не оказался.
— Это понятно, — согласился Петрок, — а вот интересно, этот Христос…
— Да забудь ты про этого Христа, — дернулся в сердцах старший Бараненко, держа что-то свое, важное, в уме, — Иисус жил очень давно, да и не здесь, а у евреев. Тут свое бы …как-то пережевать, да проглотить, чтоб не подавиться…
— Так он еврей? Как те, наши, которых…?
— Ой, хлопче, — отмахнулся дед, — добром прошу, не лезь ты во все это. Это люди привыкли думать, что есть какой-то бог, который защитит, направит на путь истинный, а на самом деле его никто и в глаза не видел! Однако ж, все как один уверены, что он есть.
Давно пора народу глаза открыть, осмотреться. Мой прадед вообще говорил, что бог есть огонь, что у тебя под сердцем. Его, огонь этот, каждому из нас дало солнышко, чтоб берегли и жили меж собой по совести, набело. Вот и я тебе так скажу, если и есть бог, то это оно, солнце. Сколько бы не было тут придумано своих богов, или привезено чужих, а солнце — было, есть и будет. А пропадет оно, и нам всем наступит конец. Оно, если с каждым по душам поговорить, где-то в голове любой понимает, что это так…
