Катавасия (СИ) - Семёнов Игорь (бесплатная регистрация книга TXT) 📗
- Прощай, брат мой, у Рода все встретимся.
Вышел во двор. Удивлённо подумал, что отчего-то не бросается искать своих домочадцев, не зовёт их, вдруг да убежавших в лес. В груди камнем-болью застыла чёрная пустота. Он просто ЗНАЛ, что искать было некого, все они остались здесь, под обломками и головёшками. Внезапно стон повторился. Сувор резко обернулся. Вначале было показалось, что это жалобно скрипит над развороченным срубом криницы обугленный "журавель". Нет, стон был слева, от сохранившейся почти полностью стены дома с примыкавшей к ней печью. Ошалело метнулся туда, пробираясь через обломки, рискуя в любой миг провалиться, угодив в ещё пышущие в глубине погибельным жаром уголья. Пробрался и замер.
В бабьем куту, меж печью и стеною, точнее, на боковине самой печи, косым, "Андреевским" (как сказали бы в Отрубном мире) крестом был распят их домовой. Толстые штыри пронзили насквозь кости рук и ног, раны уже почти не кровоточили. Грудь была разрублена наискось, белели страшно концы рёбер, пузырилось розовым лёгкое, в глубине раны ещё дёргалось судорожно, неравномерно, сердце. Голова была прямо, притянутая к печи за длинные волосы. На Сувора в упор смотрели расширившимися зрачками глаза. Домовой не мог мигать, веки были срезаны, потёки запёкшейся крови избороздили лицо. Но он был ещё жив. Сотник попытался выдернуть штырь. Домовой прошептал, еле заметно шевеля треснувшими губами:
- Оставь... Поздно... Пить...
Сувор сам знал, что поздно, он отцепил от пояса баклажку, приставил ко рту умирающего. Тот сделал несколько глотков, откинул голову, натужно улыбаясь, заговорил чуть более внятно:
- Квас... Подгадал для домового... С ним рождаемся, с ним и отходим... Теперь сказать успею... - Домовой усмехнулся, - Всё ж живучее домовым-то быть... Чурило я. Схитрил маленько. Я ведь твоей Беляне пращур... Вот и пристроился к вам... Да не сберёг. Там они все, под углями... Все там... почти... Ночью пришли, много... Ямурлаки, с ними упыри были, да навьев десятка два. Их человек вёл, ты запомни, боярин он, его Колуном звали... должен знать. Дворовик с Вулдаем сполох подняли, да поздно, упыри уж тын ломали... Кваску бы ещё, - Чурило хлебнул, продолжил путано, перескакивая с мысли на мысль, торопясь поспеть сообщить Сувору всё, что знал, - Вулдай того боярина достал, как Чернобога самого пращур его - за ногу. Хромым теперь будет. Ты помстись. Колун кричал, что это тебе памятка, чтоб чтил власть. Твои сами не схотели целыми даваться, рубились, сколь смогли, потом заперлись в горнице, она уж горела. Души их уж в вирии, а телам - навьями не бывать. Сварно только взяли, он прикрывать снаружи остался, многих из них посёк, одних упырей семерых к Ящеру отправил. Ноги ему подсекли, а потом в спину... Бросился я, да не совладал, секира подвела. Потом прибили тут вот, один у них кровь нашу общую со Сварном учуял. Вот и оставили глядеть, как из тела правнука моего навья делают. Очи б закрыл, да не мог, обо всём гады позаботились. Желал бы, да не закрыть. С собой они увели Сварна... Сувор, хоть и тело то лишь, да негоже, чтоб навью было. Ты иди вдогон, помстись, да Сварна забери, устрой на краду... А теперь сними меня, стену порушь, да уложи, жечь не надо, снизу само займётся. Не жди, скачи вдогон, а страву по всем после справишь. Князя ещё упреди, про боярина того ему...
Сувор выдрал штыри, порушил остатки стены, уложил по бокам и поверх печи, осторожно поднял домового, пристроил поверх, замешкался. Чурило с усилием, мотнул головой:
- Не стой, я слово знаю, само займётся, поспешай, Сувор, поспешай.
- Прощай.
- И ты прости, что не сберёг... Ещё Овинника с дворовиком схорони, их в криницу кинули... и конюшенник там же... Прощай!
Стоило только Сувору выбраться к колодцу, как за спиной ярко вспыхнуло. Он оглянулся: над крадой домового летал огромный столб яркого пламени, мгновенно уничтожая дерево. Пока доставал из колодца изуродованные тела овинника, конюшенного и дворовика, сносил их в баню, пламя, выев всё дочиста, исчезло, оставив после себя только почерневший остов печи.
Сувор решил, что крадою погибшим послужит баня. Уложил всех на полки, как мог, обустроил. Принёс для конюшенника заводную узду, положил к овиннику найденные вилы с лопатой, пристроил возле тела дворовика метлу, да воротные петли. Подумав, выворотил столб с резным медведем, отделил изваяние от основы, поставил в ногах дворовика. Заронил по углам чистый огонь, дождался, покуда разгорится пламя, вышел из бани, припёр дверцу. Внутри уже гудел огонь, поедая дерево.
Постоял немного, вскочил в седло, пустил Сирка лёгкой рысью-грунью по кругу. Отыскал чуть заметный след-ископоть, пошёл в погоню, зная, что настигнет, что отомстит, что непременно заберёт тело внука, что не вернётся никогда уже на берег Припяти. По-другому и не могло быть.
Глава 18
Чуть более суток спустя Сувор нагнал ямурлачий отряд. Коней при них почти не было, все, кроме Гайлюка и одного из ямурлаков, видимо старшего, шли пешими. Они остановились на ночёвку на опушке липового перелеска. Рубили на костёр молодые деревья, не внимая жалобному плачу леса, доставали припасы, устанавливали палатки, водружали над кострами походные котлы, куда бросали какие-то отвратительно смердящие травы, варили зловонное зелье. Сторожи не ставили, видимо никого не опасались. Для Гайлюка установили небольшой шатёр из бурой просмоленной холстины. Сотник признал Колуна издалека: пристроившись у шатра, тот что-то доставал из походной торбы, смачно жевал, громко отрыгивая, запивал из баклажки, обливая усы. Упырей не оказалось вовсе, видимо, те ушли в свои болота сразу после нападения на Суворов хутор. Навьи держались отдельно. Ни в пище, ни в сне, ни в укрытии от непогоды они не нуждались. По команде старшего ямурлака молча легли на траву, вытянулись лицами вниз.
Сувор пустил Сирка на полянку, наказав молчать и ждать команды, не сомневаясь в разумности и послушности старого боевого друга, с которым вот уже восемь лет не разлучались. Сам тишком пробрался к опушке, залёг в кустах малины. Темнело, повеяло прохладой. Комариная орда назойливо зудела в уши, пытаясь облепить сотника сплошным жалящим покровом. Впрочем, комары быстро забросили попытки добраться до человечьей крови через доспехи и толстую кожаную подкольчужницу, зато с удвоенной настойчивостью ринулись на лицо и руки, тыкались хоботками в пестрядь портков. Сувор не шевелился, не делал даже попытки согнать насекомых, зная чуткость ямурлаков, способных в малейшем шевелении заподозрить неладное, вкатив в такое место штук десять бронебойных стрел с узкими гранёными оголовками, прошибающими добрый доспех и тело под ним насквозь с двухсот шагов.
Ямурлаки точно никого не опасались, не ждали в этих краях. Они даже расселись вечерять лицами к огню, чего опытный воин не сделает никогда, существуй хотя бы малейшая вероятность нападения. А уж в ратном опыте ямурлакам отказать было нельзя никак. Многие из них до страшного своего перерождения были воинами, а кто и не был, выучка средь них была жестокая, но действенная.
Выучка ямурлаков сослужила свою службу Сувору и при подсчёте сил противника. Они рассаживались вкруг костров строго по десять, лишь у крайнего собралось всего четверо, включая старшего. Общим счётом оказалось их пять десятков и ещё четыре. Навьев насчитал всего пятерых, но внука средь них рассмотреть не сумел.
Стрелы были приготовлены заранее. Слава Богам, имелся в запасе и десяток с серебряными широкими, как тополиный лист, оголовками. Приподнялся на колено, встал. Руки быстро делали привычное дело: петля кожаной непромокаемой тетивы падает на лук, усилие, и второй конец тоже наброшен, левая рука с луком выброшена вперёд, правая, поймав за оперение стрелу, бросает её на лук, ловит ушком тетиву, оттягивая к уху, острие ищет цель, пальцы разжимаются в нужный миг, стрела уходит из темноты к свету, нащупывая чью-то грудь у костра, тетива с силой, способной разрубить кость, щёлкает по браслету запястья, по левой рукавице, а правая рука уже бросает поверх новую стрелу, которая тут же мчится вдогон первой, ещё летящей.
