Город. Хроника осады (СИ) - Резвухин Евгений Юрьевич (книги полностью бесплатно txt) 📗
Эх, как можно молоко то не любить? Еще как любит! Всю крынку выпьет. И даже ячневой кашей не побрезгует, до остатка соскребет с краев. Дом, мать и брат – что еще нужно для счастья? ... Только холодно от чего-то. Будто не солнечный летний день, а глубокая ночь и лежит он на сырых досках в промерзлом блиндаже.
Федоровка. 7 июля 1853 г. Ок 1 – 00
(17 день войны)
Анатолий просыпается, едва сапог незваного гостя со скрипом касается досок пола. Рука по привычке тянется к лежащему рядом оружию, не столь долгие дни Федоровки учат спать обмотавшись карабином. Палец соскальзывает с курка, заприметив сквозь лунный свет очертания Григория.
– Что случилось? – испуганный юнец вскакивает с лежанки, растирая заспанное лицо. – Боевая?
Спать ополченцы и солдаты ложились с тяжелым, гнетущим чувством. Готы бомбили целый день, не переставая. А стоило опуститься ночному покрову, изрезали глаза вспышками сигнальных ракет, не давая и минуты покоя. Все уверены, не сейчас, так к раннему утру жди новый штурм.
– Хуже, – глухо выговаривает тень унтера в проеме блиндажа, – эвакуация.
Вместе с Толей еще выше выскакивает сердце. За секунду сквозь душу проносится метеорит эмоций, то обдавая ледяной пустыней, то сгорая в жаре солнца.
– Пять минут на сборы, – добавляет, уже разворачиваясь, драгун, – мы уходим.
Трясущимися руками, доброволец пытается нащупать пожитки. Что собирать то? Добытые по развалинам драные мешки и воняющие мышиным пометом тряпки? Водрузив на голову криво обшитый шлем, юноша как есть покидает землянку.
Луна очень яркая, светло, как днем. До кома в горле парень вглядывается в ставшие родными очертания Федоровки. Порушенные дома и воронки – отпечатки истории и человеческих судеб. Просто так бросить и уйти? Анатолий выдыхает, с удивлением не обнаружив пара. Что же так холодно? Или все из-за дрожи в коленях?
Большая часть свободных от дежурства защитников стягиваются к деревенскому кладбищу. Разлетевшаяся новость застает роту врасплох, в воздухе ощутимо пахнет тревогой и неуверенностью. Одни понуро топчутся на месте и смотрят пустыми глазами под ноги. Другие открыто демонстрируют недовольство, перекрикивая друг друга в один негодующий гул.
– Пожалуйста, успокойтесь, – Розумовский вскарабкивается на кладбищенскую скамью, возвышаясь над бойцами и размахивая руками. – Да помолчите вы! – гаркает он, не выдержав и кое как заставив заткнуть рты. – Я вас прекрасно понимаю, но это не бегство. Слышите? Это гудят готские танки, они обходят с флангов. Уже к утру отступать будет не куда, так что уходим немедленно, покуда держится коридор. Мы не собираемся сдаваться, но в сложившейся ситуации находится в Федоровке дальше невозможно.
– А лошади? – раздается одиночный из толпы. – Мы же кавалерия, где наши лошади?
– Лошадей вывели в Ольхово еще утром, – опустив глаза вынужден признать ротный.
Только притихшие люди вновь начинают недовольно гомонить и на этот раз даже окрики Константина Константиновича не помогают. Чего уж, даже Толя чувствует укол негодования. Рота жестоко билась за Федоровку, жертвуя жизнями, а тут такое. Не иначе командование давно планировало бросить пригород.
Лишь истеричный девичий хохот заставляет толпу уняться, погрузив в гробовое молчание.
– Какие же вы идиоты! – бойцы поворачиваются к фигуре Алены, опершейся о проржавевшую ограду кладбища.
Она отталкивается от калитки и пошатывающейся походкой направляется в гущу толпы. На лице девушки застывает пугающая гримаса кривой улыбки. Драгуны и ополченцы расступаются, со страхом и сомнением глядя на волшебницу.
– Идиоты, – повторяет в тихом смешке. – Неужели одна я понимаю? Мы все умрем!
Последними словами девушка срывается на визг, взмахнув гривой волос. Сплюнув, со скамьи спрыгивает Розумовский.
– Алена! – строго окрикивает ротмистр, поправляя съехавший ремень с шашкой. – Ты что, пьяная!
– Да! – с вызовом орет та. – Можешь Швецову нажаловаться. Расстреляет, так хоть быстро и без мучений.
Не смотря на вспышку ярости, глаза чародейки быстро наполняются слезами. Девушка сползает обессилено вниз и закрывает лицо руками, медленно подрагивая.
– Послушай, – в гнетущей тишине к рыдающей подходит Вячеслав, занеся нерешительно руку и не смея коснуться. – Это не конец. Мы отступаем, но продолжим борьбу – в Ольхово полно боеспособных. Мы будем драться.
– Да-да, – сквозь слезы смеется девушка. – Великий и могучий Швецов нас спасет. До сих пор не поняли? У Швецова нет никакого плана, все мы участники пышных похорон.
Пытающегося что-то возразить драгуна останавливает пробившийся вперед Григорий.
– Не нужно, – с тусклыми глазами унтер-офицер качает головой. – Я сам провожу ее.
Выжатая эмоционально, Алена позволяет подхватить под локоть и увести прочь с кладбища. В след за тем шум возвращается в Федоровку, на этот раз рабочий. Люди постепенно расходятся, торопясь собраться.
– Все будет хорошо? – Анатолий неуверенно поднимает взгляд на недвижимого Вячеслава.
Кавалерист долго молчит и лишь с пол минуты, будто только заметив юнца, улыбается.
– Конечно будет, – он ерошит ополченцу волосы. – У Алены срыв. Так бывает, мы все устали, давно нормально не спали и не ели. Но все наладится, – драгун вздыхает и смотрит ввысь. Красиво, все же. Луна, звезды, сейчас не воевать, а с девушками миловаться. – Ладно, пошли, нужно пушкарям помочь.
Приходится быстро забывать о красотах небесных светил. Слишком яркая луна лучше всякого прожектора освещает симерийские позиции. Солдат и ополченец с трудом пробираются к окопам окольными путями. По пояс в густой, цепляющейся за одежду траве, протискиваясь через завалы или проломы заборов. Правила пишутся не прихотью офицеров, а солдатской кровью.
Достигнув линии траншей, и без того сгорбленный Толя стелется к земле, наблюдая за горизонтом. От крайних окопов очень различимо отделяется рой трассеров, устремляясь вдаль. Спустя некоторое время доходит треск выстрелов. Где-то глухо ухает упавший снаряд.
– Там бой? – пытаясь лучше рассмотреть, говорит парень.
– Пластуны специально шумят, – отзываются пыхтящие внизу папиросками бойцы. – Будем тихо уходить – гот неладное заподозрит.
– Отставить демагогию, – из ДЗОТа выходит унтер офицер, застегивая на бегу пуговицы у горла. – Вытаскивайте картечницу. И ящики с патронами не забудьте, ничего не оставляем.
Легче сказать, чем сделать. Выковырять громоздкое орудие из укрытие не так просто. От сырости часть деталей покрылась коррозией. Глубоко окапывая пушечный лафет, как-то не предполагали изъятия. Несколько раз приходится бросить все и упасть ничком на землю. Разбуженные перестрелкой, колбасники раз за разом закидывают осветительные ракеты.
– Может снять ствол, а? Вашбродь? – говорит с хрипотцой один из солдат, стареющий дядька лет сорока. – Да и как мы эдакую махину без лошадей утащим?
– Я вам как сниму..., – надрывается налегающий вместе со всеми командир, перепачкав китель в смазке и грязи. – Надо и утащим.
– Все равно разбирать нужно, господин унтер-офицер, – уставший и вспотевший, Вячеслав бросает неблагодарное дело. Он снимает фуражку и обмахивает посеревшее от въевшейся грязи лицо, часто дыша. – Не вытащим мы ее, по частям сподручнее будет.
Со снятым стволом "кофемолки" управляются, взвалив на плечи, двое. Дело сдвигается с мертвой точки, разбирают и короба на лафете, извлекая короба с патронами.
– Справишься? Не тяжело? – унтер вручает вертящемуся без дела Вячеславу два относительно небольших ящика.
Парень взвешивает загремевшую ношу. Тяжело... Минуты не прошло мышцы, а напоминают тихим постаныванием. Но вместо жалоб юноша утвердительно кивает.
Группа по привычке приседает, прислушиваясь к звуку летящего снаряда. Этот упадет ближе, Толя быстро учится определять. Просчитав секунды между выхлопом и взрывом, можно даже вычислить откуда били.
– Они близко, – рычит полушепотом унтер, интервал предельно короткий и уже через пару секунд, вслед за вспышкой гремит раскат. – Давайте пошевеливаться. Ходу!
