Я – инопланетянин - - (читать книги онлайн без TXT) 📗
Я ощущал, что эта растительность переполнена влагой, как трубы водозаборника; ток жидкости пронизывал огромные стволы, питая их жизненной энергией, не столь мощной и чистой, как у секвойи и дуба, зато бушевавшей рядом и вполне доступной.
Впитывая ее на ходу, я предавался размышлениям о Равновесии, главном законе Мироздания, которому следуем и мы, его возлюбленные чада. Мир – это упорядоченный хаос, закономерная игра случайностей, и потому идеал, понимаемый как полное счастье или набор абсолютных истин, недостижим; знание и неведенье, добро и зло, позитивное и негативное – теза и антитеза, две объективные сущности, между которыми, однако, должен поддерживаться паритет. В природе и в человеческом обществе, в масштабах галактики и атома, в большом и в малом… Как, например, сейчас: джунгли, духота, опасности, вязкая почва – плохо, но отсутствие вуали и флер, светлеющий с каждым днем, – это, разумеется, хорошо. Добавим взгляды моей феи, которые я чувствовал спиной, а также наше приближение к эоиту, и можно считать, что принцип Равновесия соблюден. Пожалуй, хорошего даже больше, чем плохого, а это значит: жди какой-то гадости.
К полудню мы сошлись в кружок, отдохнули и перекусили галетами, запив их водой из фляг. Сиад, как обычно, выглядел невозмутимым, Фэй, посматривая на меня, пыталась скрыть счастливую улыбку, Макбрайт был напряжен и хмур. Возможно, потому, что утром мы опять повздорили, когда он начал мучить Фэй вопросами о пережитом на переправе и ее нынешних ощущениях. Ему хотелось знать, иссяк ли процесс, инициированный вуалью, или еще продолжается, но с меньшей скоростью – в общем, стареет ли Фэй или нет. Она вздрогнула, испуганно сжалась, и я, пробормотав «sermo datur cunctis, animi sapientia paucis» [55], велел Макбрайту заткнуться.
Сейчас, дожевав галету, он мрачно огляделся по сторонам и пробурчал:
– Мезозой… как есть мезозой, дьявол меня побери! Вот что случится, приятель, когда нас прихлопнут. Половина мира – каменные пустоши, половина – гнусное болото с червями и мокрицами… Впрочем, гнусное для нас, а им, возможно, рай.
– Кому – им?
– Вы не догадываетесь? – Макбрайт ткнул пальцем в небеса. – Мерзавцам, сыгравшим эту шутку! Сидят себе где-то, посмеиваются и прикидывают, сколько Анклавов придется устроить, чтобы от всех нас остались лишь черепа да кости. По моим расчетам, примерно сто пятьдесят [56].
Глаза Фэй округлились в недоумении.
– О чем это вы?
– Макбрайт считает, что Тихая Катастрофа – дело рук пришельцев, – пояснил я. – Рук, клешней или щупальцев… В общем, парни из космоса санируют Землю, уничтожая двуногих тараканов.
– Но ведь… – Фэй поглядела на меня и осеклась.
– Все это чушь, милая, – сказал я ей на китайском. – Чушь, ерунда и невротические комплексы. Он помешался на своей идее. Все в вашем мире помешались – лидеры ЕАСС, мусульманские шейхи и твои отцы-командиры. Думают, что здесь испытали какое-то новое оружие… Думают так и мечтают до него добраться.
– А что думаешь ты?
– Еще не знаю, и потому я тут. Чтобы разобраться. Макбрайт дернул меня за рукав.
– О чем вы толкуете, сэр? Юная леди вдруг перестала понимать английский?
– Я сообщил ей благие вести, которые понятнее на китайском. В первую очередь пришельцы уничтожат белых, всю индо-европейскую расу, самых задиристых, несговорчивых и хорошо вооруженных. Людей Востока, быть может, пощадят, вернув к занятиям мирным и тихим. Скажем, к созерцанию цветущих вишен и лотосов в пруду.
Фыркнув, Макбрайт раздраженно уставился на меня.
– Шутки, шуточки… Делаете вид, будто вам неясна подоплека событий… Ну-ну!
– А вам уже ясна?
– Тут и кретин поймет, в чем дело! Мы не умеем ускорять распад, деструкцию, разложение… то есть, конечно, умеем, но не в таких масштабах и другими способами, более зримыми и грубыми. Взрыв, радиация, тепловое воздействие, активные химические реагенты… Тут – ничего подобного! – Он покачал головой. – Нет, это не мы порезвились. Не мы, приятель! Нам мезозой не устроить – в лучшем случае пепелище.
– Здесь не мезозой, – заметил я. – Мезозой – эра гигантских ящеров, но ими тут не пахнет. Здесь фауна другая, а флора представлена хвощами, плаунами и древовидными папоротниками. Это, Джеф, карбон, палеозойская эра, и от нее до мезозоя добрая сотня миллионо-летий.
– Карбон? – Густые брови Джефа сошлись у переносицы.
– Каменноугольный период. Такие леса, – я повел рукой, – за триста миллионов лет превратились в уголь.
– Эти залежи достанутся не нам, – буркнул Макбрайт, и мы отправились в дорогу.
Джунгли действительно напоминали лес неимоверной древности, но это впечатление было расплывчатым и смутным. Часть растений казалась мне похожей на каламиты, лепидодендроны и огромные папоротники с резными листьями [57], другие были совсем незнакомыми, да и за сходство я поручиться не мог. Возможно, природа не повторяла прежних форм или причиной являлся недостаток информации – ведь ни один человек из ныне живущих не посещал такого леса и не гулял под сенью хвощей и плаунов. Какими были эти джунгли? Какие монстры населяли их? Ответ неполный и туманный. Во всяком случае, нам не встречались стегоцефалы, первые земноводные, и меганевры, гигантские стрекозы, которые, если верить палеонтологам, кишели в лесах девона и карбона.
Солнце перевалило за полдень, когда мы услышали крик – протяжный стонущий вопль, уже знакомый нам, но прозвучавший с гораздо большей силой. Крик доносился с юго-востока, с дальнего конца прогалины, ведущей к небольшому озерцу; его окружали мхи и папоротники в два человеческих роста. Я передвинул кольцо на дротике на три деления, кивнул Макбрайту и Сиаду и повернулся к Фэй.
– Что скажешь?
– Крупное существо. Голодное, быстрое, но глупое. Мои впечатления были такими же. Здесь, на Земле, я могу договориться с большинством животных, если только ими не владеет ярость или панический страх, но тварь, которая приближалась к нам, не проявляла склонности к контакту. Слишком крохотный мозг и слишком неразвитый… Зато сил и злости побольше, чем у суукского кат-раба.
Мы сняли рюкзаки, сложили их у толстого ствола и двинулись к прогалине.
– Я с ним справлюсь, – произнес Сиад, раскачивая дротик. – Аллах укрепит мою руку.
Я кивнул. В конце концов, Сиад – наш страж и защитник, почему бы и ему не отличиться? На всякий случай есть еще три дротика, гранаты, ледорубы и мачете… Впрочем, гранаты хотелось бы поберечь.
– Учти, что яд подействует не сразу, – заметил я. – Эти древние чудища были на редкость живучими.
– Почему?
– Медленное кровообращение. Пока отрава парализует мозг, пройдут секунды.
– Сколько? – спросил Макбрайт, всматриваясь в чащу.
– Пять… десять… Не знаю, но, думаю, хватит, чтоб разорвать нас на куски.
– Я справлюсь, – повторил Сиад. Папоротники в конце прогалины зашевелились, тварь выбралась на открытое место. Массивный корпус с длинным хвостом, мощные лапы, тупая широкая морда с жабьей пастью, бронированная голова и гребень вдоль спины… Глаз почти не видно под нависающими кожными складками, но зубы различимы – солидные зубы и, кажется, в три шеренги. Стегоцефал? Пеликозавр [58]? Потом я заметил солидный бивень или шип на кончике хвоста и перестал гадать. Такого оружия у стегоцефалов и пеликозавров не имелось, как и таких повадок, – эта тварь была, без сомнения, плотоядной. Огромная жаба с хвостом и клыками… Веса на первый взгляд в ней было с тонну.
Монстр присел, ворочая огромной головой, и тут же взвился в воздух, одним прыжком преодолев десяток метров. Ствол хвоща, попавшийся ему по дороге, треснул и переломился, верхушка с пучком серо-зеленых листьев рухнула, истекая соком, а вслед за ней со звучным шлепком приземлилась жаба. Двигалась она удивительно быстро, растения ей не мешали, и водоемы тоже не были преградой для земноводного хищника. Царь и бог карбона… неокарбона, если придерживаться строгой терминологии.
55
«Дар речи дан всем, душевная мудрость – немногим» (лат.).
56
Макбрайт получил эту величину, разделив площать земной суши (около 150 млн. кв. км) на площадь Анклава (около 1 млн. кв. км, из которых 652 тыс. кв. км составляет территория Афганистана).
57
Каменноугольный период палеозойской эры длился 55—75 млн. лет и закончился около 260 млн. лет тому назад. Растительность этого периода была представлена гигантскими хвощами (каламитами), плаунами (лепидодендронами) и древовидными папоротниками. В конце карбона появились первые голосеменные (хвойные) – кордаиты.
58
Пеликозавр – пресмыкающееся пермского периода.