Дураки и герои - Валетов Ян (мир бесплатных книг TXT) 📗
Перегруженная, как Ноев ковчег, вертушка, была иссеченна автоматными очередями до полной прозрачности, но через границу бывшего СССР все-таки перелетела, а вот дальше эта груда металлолома ковылять по небу не могла…
Смерть казалась неминуемой, но и тут Сорвиголове повезло, как никому! Потерявшая управление машина в режиме авторотации рухнула не на кровожадно торчащие зубья скал, а прямиком в одну из плодородных долин, облюбованную местными наркоторговцами для выращивания опийного мака. Притом падающий «мишка»* задавил десяток овец и угробил половину своих пассажиров.
Оставшиеся в живых Сорвиголова и шестеро совершенно деморализованных бывших заложников снова угодили в плен, на этот раз к тем, кому свидетели были не нужны ни при каких раскладах.
Почему наркодельцы воздушных разбойников сразу не расстреляли – история умалчивает: может быть, кому-то пришла в голову мысль получить за них выкуп, но это стало роковой ошибкой. Если Сорвиголову нельзя было удержать в зиндане, то удержать его в бараке для рабочих стало задачей вовсе невыполнимой. Меньше чем через неделю долина запылала, и в этом пламени бесследно испарился Левин и его пять подопечных. Еще один из бывших пленных навсегда остался лежать посреди маковых полей.
Если кто-то предполагает, что на этом приключения закончились, то он ошибается! (В этом месте повествования Равви иронично хмыкал и начинал расхаживать по штабной палатке, живо жестикулируя.) Вырвавшийся из лап наркокартеля Левин со товарищи снова попал из огня да в полымя. На этот раз их судьбой озаботилась одна из тайных служб Сапармурата Ниязова, арестовавшая всю группу сразу по пересечению границы с Туркменистаном, и Сорвиголова мгновенно стал фигурантом дела о покушении на Великого Туркмена, автора гениальной «Рухнамы», отца всех туркмен. Отведя ему роль предводителя террористической группировки, местные ГБисты не стали Левина пытать: для выступлений по телевидению он был нужен им целым и невредимым, зато его попутчики умерли во время дознания – все за неделю, – оставив после себя пухлые тома с признаниями о подготовке к покушению да безымянные могилы на спецучастке кладбища.
Во время перевозки из изолятора столичного ГБ на телестудию, где Сорвиголова должен был произнести покаянную речь, текст которой вместе с ампулой для инъекции психотропного препарата уже лежал в портфеле ГБшного специалиста по связям с общественностью, Левин бежал, задушив одного сопровождающего и сломав позвоночники двум другим. Офицер-связист, скромный парень из Киева, матерел на глазах, в очередной раз доказывая превосходство советской военной школы над азиатскими фокусами.
Испарившись из-под носа у поднятых по тревоге подразделений внутренних войск и опергрупп ниязовской ГБ, Лев Андреевич объявился через месяц в санатории Министерства обороны, расположенном в заповедной зоне у озера Иссык-Куль. Причем материализовался Сорвиголова очень эффектно, ровно перед носом у почтенного генерала ГРУ Митрофанова (тут хмыкнул Сергеев, который вышеуказанного генерала неплохо знал в былые годы), внутри кольца персональной генеральской охраны.
Судя по всему, экстравагантный Лев Андреевич генералу приглянулся, потому что уже на следующий день в московском военном госпитале появился новый пациент, доставленный под опеку врачей на специальном транспортном борту из Средней Азии. Сорвиголова спал на койке богатырским сном, весь опутанный плотными жилами капельниц, но так крепко, как не спал вот уже почти год. А через сутки, в одной из удаленных горных долин, расположенной на территории почти что братской республики, аккурат над зданиями современного завода по переработке опиатов, воспламенился боеприпас объемного действия, после чего долина перестала быть плодородной, а о заводе напоминали оплавленные развалины и шарики из термостойкого стекла.
Оправившись от ран, Лев Андреевич вернулся домой, в Киев, где его тут же уволили из рядов армии за сотрудничество с потенциальным противником и систематические прогулы. Военная прокуратура взялась за клиента с настоящим рвением – зрело шумное политическое дело, да еще и с явственным акцентом на шпионаж. Интуиция у Левина сработала вовремя, и когда следователи прокуратуры стучали в двери его однокомнатной квартиры на Троещине, он уже сходил с поезда на Курском вокзале.
Рядом с раздвижными дверями приземистого вокзального здания его ждал черный, как таракан, «мерс» с мигалками за радиаторной решеткой, и одетый в дорогую «гражданку» средних лет человек с подозрительно прямой спиной.
И быть бы Левину высокопоставленным офицером ГРУ, да случился Потоп, и Лев Андреевич как-то само собой оказался в самой гуще событий, проявляя свой талант спасать и спасаться самому. А потом закрылись границы и стало понятно, что…
– Как я рад видеть тебя, Миша! – сказал Сорвиголова, по-медвежьи облапив Сергеева. – Матвеюшка, друг мой… Александр Иванович радировал, что вы можете приехать, но так скоро мы вас не ждали! Вадим!
Вадик невольно вытянулся. Левин возвышался над ним, словно осадная башня над стеной.
– Как ты, солдат!?
– В порядке, Лев Андреевич!
Глава северного кибуца одним присутствием гасил любые конфликты и подчинял окружающих своей воле. Мысль о том, что ему можно противоречить, никому и в голову не приходила. Левин был природным лидером, знал об этом и совершенно не тяготился легшим на плечи грузом ответственности за тысячу обитателей поселения. Лидерство – это тяжкая ноша, и далеко не все способные управлять, могли нести ее с такой непринужденностью, как этот человек.
– Что за шум, Алеша? – спросил Левин у насупленного крепыша. – Что ты с гостями не поделишь? Помоги-ка раненого разгрузить! Давай, давай… Быстро! Вадик, принимай управление!
И по его слову все вокруг пришло в движение. Крепыш как-то сразу притих, сбавил обороты, и через минуту они с командиром коммандос уже тащили в узкий проем люка «хуверкрафта» складные носилки.
– Вас должно было быть пятеро… – произнес Левин, глядя на Сергеева.
Тот кивнул.
– Мы потеряли одного в Бутылочном Горле.
– Что там? – спросил Сорвиголова, но, судя по выражению глаз, он уже знал ответ. И не хотел его слышать.
Сергеев вздохнул и начал рассказывать.
Из «хувера» показался Вадик, за ним крепыш Леша – и на носилках меж ними виднелось бледное, как жидкая сметана, лицо Али-Бабы. Несколько молодых бойцов подхватило ношу снизу, а Вадик, передав рукояти носилок, скользнул вовнутрь, к рычагам управления…
Моторы «хувера» взревели, поднимая облако снежной пыли. Нескольких особо упорных зевак, все еще торчавших в тесных воротах кибуца, обдало ледяными крошками, и любопытные затоптались на месте, прикрывая руками головы. Ребята в черных куртках живо побежали за катером, на ходу растягивая между собой зимнюю маскировочную сеть.
Слушая Сергеева Левин чернел лицом.
В прямом смысле чернел, не в переносном. Казалось, что его сосуды наполняются дурной, темной кровью, густо окрашивающей тяжелые веки под дремучими кустистыми бровями. Глубокими разрезами стали казаться складки, стекающие мимо неожиданно аккуратного носа к плотно сжатым губам, заворочались под обветренной кожей щек крупные желваки.
Когда Сергеев рассказал о зале, полном мертвыми телами, и о его живых обитателях, Саманта тихонько охнула и со всхлипом втянула в себя морозный, обжигающий воздух.
– Вот, значит, как… – сказал глухо, словно через тряпку, Лев Андреевич, и зачерпнув широкой, как саперная лопатка, ладонью снег, растер его по лицу. – Вот оно как… Мои вернулись оттуда неделю назад. Отвозили продукты. Забирали консервы. Ваня склад нашел, раскопал, радовался… Ты же Корнилова знал, Миша?
Сергеев кивнул.
Ваня Корнилов, комендант Бутылочного Горла, совсем молодой парень – ну, чуть за 30, не больше – из самоучек, чья юность пришлась на первые послепотопные годы, был ему знаком. У парня наблюдался природный талант организатора и военного командира, но у тех, кто атаковал колонию, талантов было больше. А, может быть, не талантов, а удачи. Хотя…
