Реставратор - Мамаев Сайфулла А. (книга жизни txt) 📗
– Да все есть, – успокоил ее Смоленский. – Холодильник стонет от тяжести, так что голодной мы тебя не оставим. Давай не задерживайся. Да, Илса… один вопрос…
– Да?
– Реставратор с тобой?
Девушка лукаво посмотрела на Олега. А тот недовольно покачал головой: это ж надо, допустить такую промашку. Но настроение Илсы уже ничем нельзя было испортить.
– А вот приеду… узнаешь, – засмеялась она в трубку. – Ну все, скоро увидимся, бай!
– Слава, кажется, мы что-то нащупали. – Глотов звонил Малышеву из своего кабинета на Лубянке. – Не знаю, заинтересует тебя это или нет, но только что появилась информация.
– Ну? – раздраженно буркнул следователь. – Говори дальше, чего молчишь?
– Какие-то странные события разворачиваются, – задумчиво проговорил Глотов. – Не знаю, связано это с нашими делами или нет, но… друзья Чернова что-то засуетились.
– В смысле?
– Да в том самом. Сейчас принесли расшифровку телефонного разговора Смоленского… Абонент женщина, по всей видимости Озолиня Илса Яновна. Звонила с мобильного, номер определен, если хочешь, могу переслать…
– Продиктуй.
– Ладно, получай. – Фээсбэшник продиктовал федеральный номер. – Но это не главное. Самое интересное то, что ее мать, Алла Рихардовна, сейчас у Смоленского, спит. Она, оказывается, экстрасенс и всю ночь искала свою дочь.
– А эта… где шлялась? – проворчал Малышев. – Впрочем, какая девка сейчас…
– Нет, там другое, – перебил следователя Глотов. – У них в квартире ночью было какое-то происшествие, из-за которого, как я понял из разговора, жить там стадо невозможно. Пошли туда кого-нибудь, пусть посмотрят. По словам девушки, ее что-то напугало и она убежала из дома. Смоленский же сообщает, что с неким неназванным спутником подвергся нападению и только вмешательство старшей Озолини спасло им жизнь. Это ни о чем тебе не говорит?
– Опять все сходится на Чернове? – высказал догадку Малышев. – Я же говорил тебе, что с ним все не так просто, как ты пытаешься представить.
– Похоже, что так, – согласился Глотов. – В любом случае, нужно проверить, что произошло в квартире Озолини, и проследить за сборищем у Смоленского.
– Каким сборищем? А кто там еще, кроме самого Смоленского и старшей Озолини?
– Туда едет еще и младшая. И притом, насколько можно было понять из разговора, едет не одна. С ней неизвестный, которого они называют реставратором и которого ждут все остальные.
– Ладно, пошлю туда людей… – сказал Малышев.
– У тебя все?
– Пока все, – ответил Глотов. – Как что-то еще проявится, сообщу. А ты не забудь…
– Как только, так сразу, – засмеялся Малышев. – Ну все, давай бди дальше, а я посылаю группу.
– Группы, – поправил Глотов.
– Группы, – подтвердил Малышев и засмеялся. – Зануда…
Но едва он нажал кнопку отбоя, как смех застыл у него на губах. Теперь ему предстояло сделать самое неприятное – позвонить гол ему…
Малышев не уставал проклинать тот день, когда к ним в отдел принесли коробки с яркими наклейками «Авиценна». А как тогда все налетели на дармовые упаковки… Набирали себе, женам, друзьям… Как же, реклама и по сей день с телевидения не сходит! Панацея от всех бед! У тебя плохо с сердцем? «Авиценна» поможет! Мучает давление – она же! Злокачественная опухоль? Скажи ей «До свидания!» Проблемы с потенцией? «Авиценна» всех спасет! Даже лысым вернет шевелюру, а седым – естественный цвет волос! Говорят, что даже от ВИЧ-инфекции помогает!
И ведь действительно все, кто начинал употреблять препарат, молодели на глазах. Этого никто не отрицает, что да, то да. Лечебно-профилактический комплекс творил чудеса. Малышев с этим согласен. У него пропало брюшко, сама собой вылечилась гипертония и даже радикулит стал меньше беспокоить. О простатите так вообще позабыл. Но Господи, с какой радостью он вернул бы все эти хвори, лишь бы стать прежним, свободным и независимым человеком.
На свою беду, он не знал тогда, что приобретет вместе со здоровьем. Когда он принес две упаковки домой, жена от радости чуть в пляс не пустилась. Комплекс «Авиценна» был в то время дефицитом и стоил дорого, не то что сейчас. На следующий же день жена потащила Малышева в поликлинику по соседству с домом. Сама прошла и его заставила пройти курс лечения, за что он был ей весьма благодарен. До тех пор, пока его не послали на профилактический осмотр. Осмотр этот проходил не в той поликлинике, к которой были прикреплены все сотрудники прокуратуры, а во внутризаводской больнице ФАЗМО – Московского фармацевтического завода. Знал бы, никогда бы туда не пошел. Но в то время ходило столько разговоров о модерновом оборудовании суперсовременного предприятия, что все ухватились руками и ногами за возможность пройти осмотр там, бегом туда побежали.
Вот после этого осмотра и начались эти самые изменения. К своему ужасу, Малышев узнал, что отныне он раб. Да-да, самый настоящий раб! И у него есть хозяин – некая безымянная организация, чьим представителям, называющим себя големами, он обязан подчиняться. И не дай бог ему ослушаться голема! Сразу начиналась такая боль, что можно было сойти с ума. Болело все тело, хотелось выть, стонать, кричать, но даже на это не хватало сил. Тренировка болью, или, как это называлось на ФАЗМО, дрессировка, быстро и ясно показала, что будет с теми, кто не хочет понимать новые правила игры. А дабы память не ослабевала, с территории завода шла постоянная трансляция ультразвуковых команд, массовых и индивидуальных. «Зов», как называли это оборудование големы, мог вместе с командами транслировать поощряющие сигналы, а мог нести и наказание. И никуда от него нельзя было скрыться.
Но самое страшное было то, что у новых рабов полностью подавлялась воля к сопротивлению. При одной только мысли о неподчинении начиналось такое головокружение, такой панический страх, что выполнение приказа голема воспринималось человеком уже как удовольствие, как награда. Появлялось страстное желание работать и работать, лишь бы только всесильный руководитель потом наградил тебя похвалой или хотя бы не посмотрел в твою сторону, нахмурив брови.
Постепенно часть воли, часть сознания к рабам возвращалась, и они снова могли заниматься своей профессиональной деятельностью. Но зависимость от голема, желание ему угодить оставались. Они прочно укоренялись в сознании. Человек становился рабом навсегда. И выхода из этого не было. Разве только так сильно отличиться, чтобы тебя заметили и перевели в големы. Но это было так тяжело, что не стоило и мечтать. Достаточно представить себе, что на всю многомиллионную Москву было всего четыре Глиняных голема. Четыре! А сколько было желающих стать ими?
И это при том, что Глиняный – всего лишь первая, низшая ступень. Выше его был Бронзовый. Для раба это было уже существо, равное Богу. На каждый город России, а то и мира – Малышев этого не знал, но подозревал, что так и есть, – было по одному Бронзовому голему, и каждый из них был настоящим хозяином в регионе. Не мэры, не всякие там городские собрания, а големы руководили жизнью городов. Где подарками, где посулами, а где и обманом распространяя «Авиценну», они загоняли все больше и больше людей в свои армии рабов.
Кто координировал действия Бронзовых и кто был над ними, Малышев не знал, он и про Бронзовых-то услышал не сразу. Да и то больше сам выяснил, следователь-то он был неплохой, даром, что ли, в Генеральную работать пригласили? А потому видел он, как големы опутывают своей сетью страну, как проникают во все властные структуры. Как выступают спонсорами и раздают отраву очередным спецподразделениям. Видел он и то, к чему ведет неизвестная организация, да только что он мог поделать, если сам раб? Да и понимал Малышев, что даже если наберется духу, наберется сил восстать против хозяев, к кому пойдет за помощью? К начальству? Так его же руководители вместе с ним на дрессировке на ФАЗМО лежали! В Кремль? А кто даст гарантию, что и там не сидят клиенты «Авиценны»?
