Коготь Хоруса - Дембски-Боуден Аарон (читать книги полностью .txt) 📗
Многомесячное путешествие вывело нас на границу Завесы, и «Тлалок» поплыл, раскинув сканеры ауспиков вдаль и вширь. Анамнезис ничего не слышала, не осязала и не чувствовала внутри пелены.
— Заводите нас внутрь, — велел я экипажу мостика.
«Тлалок» вошел в Завесу, и его окутала тьма, а сканеры ослепли. У нас не было никакого пункта назначения. Ни Фальк, ни обрывочные описания, данные Саргоном, не указали нам подлинного направления. Мы просто пошли в пыль, подняв щиты и зарядив орудия.
Ничего в первый день. То же самое на второй, третий, четвертый, пятый. На шестой день мы прошли сквозь поле астероидов, которое едва могли разглядеть. Его размеры и плотность оставались для нас загадкой, пока мы с Ашур-Каем не раскинули ментальную сеть и не повели корабль, насколько могли это сделать в липком мраке.
«Когда-то это была планета», — передал он мне через несколько часов.
Я не ощущал никакого эха, подтверждавшего его слова.
«Почему ты в этом уверен?»
«Я это почувствовал, когда мгновение назад один из камней ударился о пустотные щиты. Почувствовал отголоски жизни. Это поле астероидов когда-то было планетой».
«Что ее уничтожило? Что разбило на куски?»
«Увидим, не так ли?»
— Гравитационная тяга, — возвестил один из сервиторов, подключенных к рулям.
Усиление гравитации означало близость крупного небесного тела. Останки разрушенной планеты? Самый большой из кусков?
В конечном итоге мои подозрения мало что значили. Следовать за вектором гравитации было невозможно — она дергала нас туда-сюда, не подчиняясь законам природы и не показывая своего источника. Как будто остатки планеты двигались, а вместе с ними дрейфовало и астероидное поле.
— А вот теперь мы заблудились, — заметил Леор по истечении первой недели.
Я мог лишь кивнуть.
На десятый день я сдался сну. Мне снилось то же, что и всегда, — волки, воющие на улицах горящего города.
Но впервые за десятки лет этот сон перетек из старого воспоминания в нечто большее. Мне снился дождь. Дождь, обжигавший мою кожу едкими укусами. Дождь, падавший с грязно-мраморного неба на замерзшую твердь гладкой, словно стекло, белой скалы. Когда дождь пролился на землю, то въелся в лед с шипением и паром. Когда он побежал по моим губам, у него оказался вкус машинного масла. Когда он затек в мои открытые глаза, кислота разъела зрачки и белое марево передо мной стало угольно-черным.
Я проснулся и провел кончиками пальцев по закрытым глазам.
— Ты это почувствовала? — спросил я вслух.
С другого конца комнаты раздалось ответное рычание моей волчицы.
— Аас'киараль, — произнесла Нефертари, назвав планету ее эльдарским именем.
Телемахон усмехнулся. Как и я, он говорил на чужом наречии моей подопечной, хоть я и предпочитал не знать, каким образом он его выучил.
Я понимал, что его рассмешило. Планета более не заслуживала названия «Песнь Сердца». Ее поверхность катарактой затянули набухающие штормы, которые накрывали весь мир молочными облаками. Небесный барьер нарушали беспорядочно пляшущие молнии.
Среди моих наиболее религиозных братьев бытует верование, будто все миры обладают душами. Если это так, дух Аас'киараль был ожесточен и болен, неприветлив к пришельцам извне. Самая тяжелая из нанесенных ему ран и стала источником астероидного поля — половины планеты просто не существовало. Столь ужасный удар должен был полностью уничтожить планету, но Аас'киараль продолжала жить изуродованной, плывя в колоссальном пылевом облаке. Мир-калека, не способный увидеть собственное солнце.
Мы стояли у командного трона, наблюдая за серо-белым изображением на оккулусе. Остатки планеты не могли бы существовать нигде, кроме как в Великом Оке, где законы реальности подчиняются капризам разумов смертных. Невооруженным глазом невозможно было определить, что ждет нас на поверхности. Сканеры ничего не сообщали. Сенсорный зонд, запущенный в свернувшуюся атмосферу, как того и следовало было ожидать, тоже не передал ничего.
— Что насчет других кораблей поблизости? — поинтересовался Леор.
— Это Элевсинская Завеса, брат. Можно плыть в пылевом облаке три тысячи лет и ничего не увидеть, пока с ним не столкнешься.
Воин издал недовольное ворчание — звук, к которому я уже начинал привыкать.
— И нет способа отследить плазменные следы в атмосфере, чтобы понять, были ли на ближней орбите корабли?
— Ничего подобного сделать нельзя, — отрезал Ашур-Кай. — Те, кто умнее тебя, уже пробовали.
Я наблюдал за немногочисленными видимыми астероидами, висевшими в вечном мраке. Мы находились на орбите изуродованной планеты с тысячью каменных лун.
— Похоже на надкушенное яблоко, — произнес Угривиан.
Когда я, ничего не поняв, повернулся к нему, он пожал плечами:
— Яблоко — это такой фрукт. Они росли на Высадке Нувира.
— Зачем вообще сюда приходить?
Леор пытался усмотреть пользу в этих жалких осколках, пока что никак не оправдавших его надежд. Тысячи миров Ока были населены ордами Нерожденных, ведущими войну друг с другом: часть Великой Игры богов. Захват планеты зачастую становился финалом игры для многих группировок. А где можно лучше провести вечность, чем на планете, которую можешь переделать в соответствии с собственными желаниями?
Аас'киараль выглядела бесполезным трофеем, в этом не было никакого сомнения.
— Хорошее место, чтобы спрятаться, — ответил я.
Все еще не убежденный, Леор сплюнул на пол.
— А сигнал точно исходил отсюда?
— Это был не сигнал, — поправил его Ашур-Кай.
— Ну, тогда видение.
— До чего же ты все-таки забавный дикарь. Гипновопль — это не видение.
Я увидел, как аура Леора полыхнула от раздражения, но в остальном он проигнорировал альбиноса.
— Хайон? — спросил он.
— Это был сновидческий астропатический контакт, — ответил я, не глядя на него.
— Что ж, — Пожиратель Миров выдавил из себя неприятную улыбку. — Это все объясняет.
Ему хотелось разъяснений, но, как и многие проявления шестого чувства, астропатию почти невозможно описать тем, кто ни разу не ощутил ее прикосновения. Даже многие в рядах Имперской Инквизиции — которые, вероятно, будут единственными читателями этой летописи, — практически ничего не знают о мириаде дисциплин, возможных в рамках Искусства. Непосредственно в Святых Ордосах служит мало астропатов, и даже психически одаренные воины и ученые Инквизиции не могут тратить десятки лет, необходимые для обучения астропатическому контакту.
Астропатия — это сфера, выходящая за границы передачи мыслей и эмоций, практикуемой между многими связанными друг с другом псайкерами. Когда астропаты на удаленных мирах «говорят» через варп, то передают не слова и даже не языковые конструкции. Они совершенно не способны пересылать точные сообщения. Обученные Искусству знают, насколько бесполезно даже пытаться проделать столь тонкую работу.
Умелые астропаты посылают отпечатки собственного разума, проецированные шаблоны восприятия и триггеры воспоминаний. Здесь может быть мимолетная эмоция или же многочасовое чувственное откровение. Осознанное или нет, это мало отличается от ментальной проекции своих чувств, хотя бесконечно утомительнее. Смотрите на это так: шептать легко, а от крика человек начинает задыхаться.
То, что доходит до принимающего сознания, никогда не совпадает с тем, что отправлял разум передающего. Если бы для подобного единения требовалось только отправлять и получать, Империум был бы совершенно иным. Большая часть мастерства астропатии состоит в интерпретации полученных видений и отслеживании их источника. Целые орбитальные сооружения заняты скованными псайкерами, которые пристегнуты к хирургическим столам и держат в трясущихся пальцах перья, а смотрители-мнемомастера тем временем сосредоточенно изучают бесконечные стопки пергаментной бумаги, потемневшей от неразборчиво записанных видений. Из этих узлов Адептус Астра Телепатика получаются прекрасные цели для наших Крестовых походов. Нет лучшего способа заглушить систему, чем перерезать ей глотку, пока она не успела позвать на помощь.
