Беру все на себя - Красницкий Евгений Сергеевич (читать книги без txt) 📗
Мишка обвел взглядом раскинувшееся до самого горизонта пространство пожарища. Недавнего — прошло не больше пары лет. Пни непривычной формы, обугленные стволы, по большей части лежащие на земле, но иногда сохранившие вертикальное положение… Все уже почти скрыто молодой порослью, и как-то само собой появляется убеждение, что это вовсе не место трагедии, порожденной «буйством огненной стихии», а росчисть. Не человеческая — под пашню и посев, а естественная, такая, какая в общем-то и должна появляться в процессе обновления, порождающем бессмертие через смерть — через смену поколений.
«На философствование потянуло, сэр? Не смущайтесь — нормальная реакция интеллекта на осознание собственной ничтожности в беспредельности бытия. Вот так задумаешься, проанализируешь, сделаешь выводы, пусть даже и самые идиотские, глядишь, и ты уже не тварь дрожащая, а мудрый, все понимающий сторонний наблюдатель — вроде бы и полегчало. Как говорится, „если вы не можете изменить ситуацию — измените свое отношение к ней“. А еще: „если насилие неизбежно — расслабьтесь и…“ гм… да, получение удовольствия в предложенных обстоятельствах как-то того… сомнительно».
Младшая дружина Погорынского войска под водительством сотника Михаила и десятника Старшей дружины Егора шла через полесские чащобы в сторону Городненских земель. Мишке и его отрокам не довелось принять участие в снятии осады с города Пинска. Вместо этого волей воеводы Погорынского Корнея Лисовина они были отправлены почти «туда, не знаю куда», чтобы добыть «то, не знаю что». «Почти», потому что место назначения было все-таки известно, если не Мишке с Егором, то хотя бы проводникам, ведшим их через лес, а добыча… добыча, конечно, была, но взять ее имеющимися силами представлялось делом совершенно невозможным.
Корней со своим войском прибыл к Пинску в оговоренные сроки, но зол он при этом был так… Мишка своего деда в подобном состоянии еще никогда не видел — на щеках (даже под бородой заметно) ходят желваки, в глазах совершенно очевидное желание кого-нибудь убить, но — ни крика, ни ругани, ни придирок, распоряжается короткими рублеными фразами, других выслушивает, с трудом сдерживаясь, чтобы не отмахнуться от всякой ерунды, с которой к нему лезут… На совместный доклад Мишки и Егора Корней не отозвался ни хулой, ни похвалой — просто принял к сведению и приказал готовиться к дальнему походу по суше.
Причины такого состояния воеводы разъяснил Лука Говорун, тоже пребывавший отнюдь не в радужном настроении, а потому изъяснявшийся на редкость кратко и без отклонений от главной темы. Первая неприятность случилась почти сразу после переправы на левый берег Припяти — полесское боярство главенство воеводы Корнея над собой не признало. В общем-то ничего удивительного в этом не было — кто такой для них воевода Погорынский, если они уже давно привыкли иметь дело не с Туровом, а с Пинском, да не с князем (что с Туровским, что с Пинским), а с посадником великого князя Киевского.
Хуже было другое — объединенной дружины полесского боярства (уже исполчившегося ввиду угрозы от полоцкого войска) погорынцы даже не увидели. Просто явились к Корнею двое бояр с наглыми рожами и заявили, что раз уж он упустил ляхов с добычей на своем берегу, то теперь ими займутся те, по чьим землям злодеи уходят. Корнею же предложили отправляться к осажденному Пинску, пообещав догнать его по дороге, после того как разберутся с ляхами.
Корней попытался было объясниться с «коллегами» по-доброму, но надолго его не хватило, и разговор закончился руганью и хватанием за рукояти мечей, что, по всей видимости, полесских бояр вполне устроило — не придется ни с кем делиться отбитой у ляхов добычей. С тем и расстались: Корней — в ярости, бояре — довольные собой. Побушевав некоторое время, Корней плюнул и прервал переправу своих людей через Припять. Удобной дороги к Пинску по левому берегу все равно не было — сплошные болота да чащобы. Как и откуда сюда — к устью Ясельды — выбрались полесские бояре со своими дружинами, было совершенно непонятно, но они пребывали на своей земле, где знали каждую тропку.
Ляхи, надо понимать, собирались идти вовсе не к Пинску, а подниматься вверх по Ясельде, а потом, при полном попустительстве князя Городненского, через переволок в Нарев. А по Нареву они уже совершенно спокойно сплавлялись в свои земли. Впрочем, все это было лишь предположениями — совсем уж без отвлечения от основной темы Лука Говорун обойтись не мог.
После того как Корней немного поостыл и собрал на совет десятников, коллективным разумом решено было все же оставить на левом берегу Припяти давидгородских охочих людей во главе с Алексеем. Раз уж они в полном составе переправились, то пусть и проследят, что у полешан получится. Ну не могло у полесских бояр быть много народу — места здесь были совсем слабо заселенные. Ляхи же, сумевшие уйти с добычей за Припять, были отнюдь не мальчиками для битья, да и князь Городненский со своей дружиной где-то здесь мог обретаться. В общем, единственной надеждой на удачу для полешан было застать ляхов при погрузке добычи на ладьи, что могли ждать тех на Ясельде. А может быть, они и вовсе собирались, дождавшись, когда ладьи уйдут, отбить только стадо и ту часть полона, которая пойдет берегом Ясельды.
Так это было или не так, выяснить не удалось. Не пожелавшие принять помощь погорынцев бояре схлестнулись с противником до того, как тот добрался до ожидавших его ладей. То ли сами погорячились, то ли в засаду угодили — бог весть. Когда Алексей с сотней охочих людей прибыл на «место действия», ляхи и городненцы уже прижали «горячих полесских парней» к болоту и приступили к заключительному акту драмы — добиванию деморализованного и дезорганизованного противника. Были ли к тому времени еще живы те двое с наглыми рожами, неизвестно, но если и были, то выбор им предстоял небогатый — либо быть убитым, либо утонуть в трясине. Ну не любят люди, независимо от национальной или конфессиональной принадлежности, когда у них пытаются отнять доставшуюся с такими трудами и опасностями добычу! Нервничают, в драку лезут, могут и убить ненароком. Или вполне преднамеренно.
Алексей со своими людьми в побоище, очертя голову, кидаться не стал и выручать полесских союзников не торопился. Дождался нужного времени, выбрал нужное место и врезал так, что от полного разгрома противника спасли только резвость да сгустившиеся сумерки. Вроде бы и победа: враг обращен в бегство, поле боя осталось за туровцами, заприпятские наглецы посрамлены, но спасены, хотя и не все — заметно меньше половины. Но победа победе рознь.
Сначала преследовать ляхов и городненцев было нельзя из-за наступившей темноты, потом, на следующий день, потому, что охочие люди занялись мародерством на поле боя, предварительно поскандалив с полесским воинством, тоже пожелавшим помародерничать. Не позволили — скажите, мол, спасибо, что живы остались, а о том, что Христос велел делиться, раньше думать надо было, когда все себе захапать вознамерились. Скандал, с разной степенью интенсивности (порой чуть до оружия не доходило) возобновлялся и затихал на протяжении почти всего дня — у полешан среди убитых оказалось довольно много родственников, и смотреть, как давидгородские «добровольцы» обирают их трупы, было нестерпимо.
Потом хоронили убитых — своих и чужих в одной братской могиле: христиане все-таки. И опять скандалы — кто-то из полешан захотел увезти тела погибших родственников домой. Потом, на ночь глядя, уже никуда не пошли, снова заночевали. Наутро новый скандал — подавленные всем произошедшим полешане вознамерились расползтись по домам и под Пинск идти не желали ни в какую.
Алексей от всего этого совершенно озверел: идти в погоню за ляхами и городненцами — время упущено, надо торопиться на соединение с Корнеем, а тут еще спасенные наглецы кочевряжатся. Приказал окружить выживших полешан (опять прижали тех к болоту) и разъяснил, что уходить могут только раненые, а те, кто уцелел, но к Пинску идти не желают — мертвецы. Если же кто-то из них считает себя живым, то от этого приятного заблуждения их быстренько избавят добросердечные и милосердные туровские воины. «Заблуждающиеся» вняли и прониклись, а Алексей лично проверил всех раненых, выискивая симулянтов. Двоих нашел и тут же прикончил под одобрительные реплики своих подчиненных.
