Последний солдат СССР (СИ) - Шу Алекс (книги txt) 📗
Но многие хотят вырваться из обычного существования, стать частью чего-то грандиозного, оставить свой, пусть и небольшой след в истории, принести пользу своей Родине.
В условиях, в которых они находятся, быстро исчезает вся фальшь, слетает вся наносная шелуха, и каждый человек виден как на ладони. Люди, испытывая себя на прочность, становятся настоящими, цельными, волевыми и искренними. Эгоисты, неженки, склочники там не задерживаются.
Вот и я Ань, так хочу жить. Ярко и красиво, делая все возможное и невозможное для собственной страны. Помните, книгу Николая Алексеевича Островского 'Как закалялась сталь'?
Одноклассники кивают. Ваня серьезен и внимательно слушает. На лице Амосова застывает и пропадает без следа улыбка. Аня задумчиво смотрит на меня, ловя каждое слово.
- Там есть прекрасная сцена. Главный герой произведения Павел Корчагин размышляет на кладбище о смысле своего существования. Помните? 'Жизнь надо прожить так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы'. И я с этой мыслью полностью согласен.
Секунду перевожу дыхание, и продолжаю:
- Что касается тех, которые как ты говоришь, 'этим занимаются'. Вот смотри, каждый четверг в нашем классе проводится политинформация. Скажи, только честно, ты можешь вспомнить, о чем говорилось, к примеру, две недели назад?
Николаенко на секунду задумывается, и отрицательно мотает головой.
- Вот видишь, - назидательно говорю девушке, - более того, все делается, чтобы провести мероприятие чисто формально, и о нем быстро отчитаться. Унылый бубнеж, состоящий в монотонном чтении бумажек в принципе приводит к противоположному эффекту. Он подсознательно вызывает отторжение.
Половина на этом уроке просто спит, вторая - занимается собственными делами. Докладчика никто не слушает, в его слова никто не вникает. Всем, извини меня, до задницы, что он говорит. Согласны?
Обвожу глазами собеседников. Парни и девушка кивают.
- И какой результат достигается? - иронично усмехаюсь, - никакой. Наоборот, прививается отвращение к политинформациям. Вот об этом и речь. И сказанное относится к большинству подобных мероприятий. А у нас все отлично получилось. Потому что, мы подошли к делу с душой. Воздействовали на сердца и эмоции людей, продумали каждый момент. Грамотно подобрали материалы, и сумели их правильно подать. Вот и все. Парадокс, но мы справились с задачей, намного лучше чиновников от комсомола и партии, которые занимаются этим по должности.
Официантка приносит нам чай и солидный кусок 'Наполеона' порезанный на тонкие ломики. Некоторое время мы отдаем должное свежему торту, наслаждаясь тающим на языке сливочным кремом.
- И что ты будешь делать дальше? Поедешь строить БАМ? - уточняет Волков.
- Нет Вань, там и без меня есть кому работать, - отмахиваюсь от его предположения, - мой тренер Игорь Семенович Зорин открывает военно-патриотический клуб. Я ему помогаю. Сейчас все на стадии согласования. Думаю, вместе, объединившись в одну команду, мы сможем многое сделать.
- И чем будет заниматься этот твой клуб? - ироничная ухмылка снова появляется на лице Амосова, но выглядит она натянутой и какой-то неуверенной.
- Много чем. В двух словах и не скажешь. Если очень кратко, будем изучать военное дело, чтобы защищать свою Родину, тренироваться, работать с молодежью и делать наш город лучше, чище и красивее, - пытаюсь отшутиться я.
- А девушек в ваш клуб принимают? - Аня, минуту назад опустившая взгляд, снова поднимает на меня глаза.
- Пока еще рано об этом говорить. Но я не вижу никаких проблем. Если кто-то из вас захочет присоединиться, я буду только рад, - отвечаю я.
- Мы с тобой Лех, - подтверждает Ваня. Пашка, перемалывающий челюстями последний кусочек торта, согласно кивает.
Эх ребята, если бы вы только знали, зачем мне это нужно. Военно-патриотический клуб - это только первый маленький кирпичик, заложенный в основание крепости, защищающей нашу Родину. А тем временем время неутомимо отчитывает мгновения, с каждым мигом приближающие к трагическому финалу СССР. Как много мне предстоит успеть сделать.... Хватит ли у меня сил, чтобы предотвратить неизбежное? Сможет ли один человек повернуть назад уже запущенный маховик истории? Сердце стучит, стараясь выпрыгнуть из груди. Горло душит огромный ком, перекрывая воздух.
Усилием воли гоню от себя навязчивые мысли. Глубоко выдыхаю, приходя в себя. Пока я жив, буду бороться.
- Спасибо, - протягиваю парням руку. На мою ладонь опускается широкая лапа Волкова, её накрывает пятерня Амосова, сверху на наше переплетение рук робко пристраиваются изящные пальчики Ани.
* * * *
22 сентября 1978-ого года.
Резкая трель телефонного звонка взрывает сонную тишину квартиры. Быстро сбрасываю, отлетевшую к стене сумку в прихожей и рывком хватаю трубку.
- Алло, - гремит в динамике голос сенсея.
- Здравствуйте Игорь Семенович, - вежливо приветствую наставника.
- Значит так Алексей, через полчаса я буду у тебя. Я дозвонился до Морозова, он уже приехал из командировки и через час ждет нас. Ты хоть после школы перекусил?
- Нет. Я только с занятий пришел. Даже раздеться еще не успел.
- У тебя есть полчаса на обед и сборы. Если не успеешь поесть, то в городе что-нибудь перехватим. Сейчас четверть четвертого, чтобы в 15:40 был возле подъезда. Секретарь райкома комсомола ждет нас в 16:15. И сумку с формой спортивной захвати. Оттуда сразу в зал поедем. Ты же не забыл, что у нас сегодня тренировка?
- Нет, не забыл. Так точно. Будет исполнено, товарищ майор, - дурашливо гаркаю в трубку.
- Пошути у меня еще, весельчак, - хмыкает наставник, - я вижу, энергии у тебя хоть отбавляй. Ничего, сегодня мы её поубавим. Я лично твоей физической и технической подготовкой займусь.
- Игорь Семенович, может не надо? Я исправлюсь, честное слово.
Зная таланты сенсея, боюсь, что после такой 'ударной' тренировки мне придется несколько дней приходить в себя и передвигаться, исключительно старческим черепашьим шагом, ощущая дикую боль в мышцах.
- Ладно, посмотрим на твое поведение, - смягчается Зорин, - все, жду тебя через полчаса у подъезда.
В динамике заунывно пиликают длинные гудки. Вешаю трубку, сбрасываю куртку на диван, и бегу на кухню, разогревать оставленный мамой обед.
Через полчаса, закинув сумку с кимоно за плечо, выбегаю на улицу. Возле подъезда уже примостился к тротуару знакомый темно-синий 'москвич'. Открываю переднюю дверцу и плюхаюсь на сиденье рядом с сенсеем.
- Форму взял? - уточняет Зорин.
- Конечно, - демонстрирую ему сумку.
- С секретарем я буду в основном разговаривать. Ты особо в беседу не лезь. Можешь что-то добавить, ответить на вопросы. Вобщем действуем так, как договорились.
- Никаких проблем Игорь Семенович, я вас не подведу, - клятвенно прижимаю руку к груди, - все будет нормально.
Наставник кивает, и поворачивает ключ зажигания. Машина содрогается, оживая. Через несколько секунд мы уже выезжаем к трассе. Начинает моросить мелкий дождик. В окне, усеянном дрожащими капельками влаги, передо мной проносятся здания, троллейбусы, фигурки людей, спешащих по своим делам. Но мне не до них, сосредотачиваюсь, прокручивая в голове сценарии беседы и возможные варианты ответов.
Сэнсей поворачивает, и перед нами вырастает серое двухэтажное здание райкома комсомола. Наставник аккуратно втискивает 'москвич' между новенькой, сверкающей черной эмалью, 'волгой' и ухоженной бежевой 'пятеркой'.
- Пошли, - командует Игорь Семенович. Открываю дверцу, и выпрыгиваю из машины. Тренер звенит ключами, клацает замок, и мы шагаем к входу здания.
Зорин берется за ручку массивной дубовой двери и тянет её на себя. Она тихо скрипит, протестуя, но послушно отворяется перед нами. Мы проходим в большое помещение с большими квадратными колоннами. Сидящий за столом в холле сержант встает, и направляется к нам.
