Безликое Воинство (СИ) - Белоконь Андрей Валентинович (версия книг TXT) 📗
Сейчас Уранта стала укреплённой военной базой и попасть туда без специального пропуска невозможно, но именно с этого пункта мне нужно начинать поиски, если я собираюсь найти свою любимую. Я теперь собираюсь сделать то, что давно должен был сделать, но не решался. Хочу набросать план поиска и спасения Виланки. Хотя бы в общих чертах…
Итак, что я имею.
Я стал свидетелем похищения девушки карапом — а это был несомненно арктический колдун — можете мне не верить, но я-то уж точно в том уверен! Я помню ту сцену в мельчайших подробностях, и если бы владел навыками живописи, изрисовал бы этим всю тетрадь. Карапы увозят (интересно — как?) своих несчастных жертв куда-то в глубины Арктиды. Карапы едят людей, но только умудрённых немалыми знаниями — так утверждают хетхи, лучше всех знающие карапов. Поэтому Виланку вряд ли похитили в качестве блюда к людоедскому обеду. Значит, её похитили для того, чтобы пытать, подвергать каким-то опытам (кровь ударяет мне в голову, а рука тянется к мечу, когда я думаю о таком!).
На «Киклопе» никто не в курсе истории с похищением Виланки. Я не решился рассказать об этом даже своим родным, — они знали, конечно, что я ищу девушку из сгоревшего квартала, но им ничего не известно об обстоятельствах нашей с ней встречи. Приплетать историю с карапом мне никак не хотелось, так как мне могли просто не поверить. Такие похищения сейчас редки, не то, что в старые времена. Настолько редки, что большинство считает их легендами, делом давно минувших веков. С одной стороны, это плохо для меня, так как, если я расскажу о случившемся даже близкому другу — тому же Ибильзе-Хару — он посчитает, что увиденное мной в том доме — лишь плод моего разыгравшегося воображения. Но всё это вселяет в меня и надежду, что похищенную Виланку карапы будут хоть как-то беречь, не обрекут сразу на смерть — они должны высоко ценить каждого подопытного пленника. И поэтому я могу успеть. Я должен успеть!
Теперь о том, какие перспективы у меня.
Война вряд ли закончится скоро. Поэтому рассчитывать мне нужно на отпуск или — лучше всего — на повышение ранга и перевод на службу в Северный округ. Холод теперь нисколько не пугает меня, хотя в Арктиде гораздо холоднее, чем на Синей Скале, а так, как я мёрз там, я не мёрз больше нигде и никогда. И это очень хорошо! Вряд ли много найдётся офицеров, страстно желающих служить в Арктиде, и мой рапорт наверняка заметят и за переводом дело не станет. Но рапорт можно подать только по возвращении на базу, и если мне дадут повышение. Я думаю, шансы того и другого очень надёжны! Я безусловно заслужил повышение, и после такой операции нас наверняка вернут на базу. Полноценный отпуск вряд ли дадут — с такой военной обстановкой… Скорее несколько дней отдыха непосредственно на базе. Ими и нужно будет воспользоваться, чтобы добиться перевода.
Итак, допустим, что я получил перевод, и недели через 2–3 и правда буду уже греться у печи где-то в казармах Уранты. Адиша-Ус, Заглянувший за Горизонт, младший офицер первого ранга. А вот как быть дальше — этого я пока не могу понять или придумать. Даже такой офицер в армии — это лишь тот, кто живёт по команде и исполняет приказы. Да и есть ли мне смысл загадывать дальше? Дальше уже только Боги смогут мне помочь. И они помогут — по-другому не может быть — я уверен, я знаю, что на высоком плане любви и надежды мир справедлив и благостен. Так учит нас Хардуг Праведный.
Жертвенная дева. Гл. II. Два Колдуна
Не страшись того, чему суждено придти, ибо оно придёт всё равно.
Не избегай того, что встретилось на пути, ибо только так будет путь твой прям.
И не сожалей об ушедшем, ибо ушедшему не стоит возвращаться.
(Книга Истины пророков-близнецов)
Рамбун и Хиги
— Как вы могли самолично удостовериться, глубокочтимый профессор, я в целости доставил искомую жертвенную деву в ваше дивное мироздание, три том дева та снаряжена всеми благопотребными свойствами, каковые мы с вами подвергли обстоятельному обсуждению и детальному согласованию в прошлый мой визит в эту несравненную обитель любомудрия, свойствами, делающими её всецело пригодной для предстоящего судьбоносного обряда… Да, не смею отрицать, что ещё полгода назад Виланка была больна и всячески расстроена, однако немощи разного рода и меры столь присущи нынешнему населению Геи, что редко кто в здравом уме и теле перешагивает там порог шестого возраста. Заверяю вас с решительной определённостью: её душевное и телесное здоровье поправлены весьма основательно, и это наперекор тому плачевному состоянию, в каковом она предстала передо мной в роковой момент обоюдного знакомства. За успешным её выздоровлением воспоследовало и тщательнейшее обучение в палаистре и монастырях, где духовные потенции Виланки и её способности к разумению были введены в наивозможнейшее совершенство. Должен подчеркнуть, что все эти заботы приложены к исходным дарам Атинайи, щедро снабдившей Виланку талантами, так, что оставалось лишь отполировать имевшиеся в наличии грани, что в итоге сделало нашу деву благоподражательной ласкающему взор и веселящему разум чистейшему диаманту — помните, из тех, что я привозил вам ранее?.. Вы же придали тому диаманту подобающую ему оправу, наделив означенную деву драгоценным медальоном, столь хитроумно заклятым премудростью, а также подменив её тело новым, вовсе не страдавшим от недугов, что явило нам в итоге истинное сокровище! — Рамбун самодовольно ухмыльнулся и погладил себя по бороде, а заодно и по животу, огромными шестипалыми ладонями.
В этот раз руки колдуна были свободны: они не держали ни посоха, ни бокала с вином — сакраментальные атрибуты карапского колдуна располагались поблизости: бокал примостился на небольшом, но массивном на вид столе, а посох стоял, прислонённый к краю столешницы, и держался он там, казалось, только чудом. Профессор Бор Хиги и сам Рамбун Рам Карап сидели рядом с этим столом, устроившись напротив друг друга на больших стульях с высокими резными спинками и кожаными сиденьями. Всю декорацию, имитирующую гостиную древней эпохи, освещали свечи, горевшие в литых подсвечниках. А вокруг, вместо стен и потолка, сияла феерия звёздного неба Эоры. Их беседа проходила на борту «Тай-Та».
— Ваш подарок, как всегда, безупречен, коллега, — кивнул профессор Хиги. — Вы и раньше восхищали меня своей находчивостью и своими возможностями, так что я не сомневался, что могу положиться на вас и в этом деликатном деле.
Рамбун в ответ тоже почтительно кивнул, предварив кивок очередным обращением к своему бокалу, затем продолжил:
— Заверю вас равным образом, многомудрейший профессор, что метемпсихоз жертвенной девы, как и предрекалось вами, прошёл для неё вовсе незамеченным. При том, как я успел усмотреть, нежданно обретённое ощущение беззаботной лёгкости она сочла за проявление общецелительных свойств самих Светлых Чертогов… О да, конечно же, сочла не без оснований! И в итоге мне было бы безмерно отрадно, если бы мы оказались обоюдно удовлетворены означенной девой. Виланка невинна, чиста, и при этом умна, она несомненно оправдает все возлагаемые на неё упования и наиблагополучнейшим образом сыграет решающую роль в замысленном вами судьбоносном обряде…
— «Судьбоносном обряде»?.. — профессор Хиги, похоже, был не в восторге от такой формулировки. — Я предпочёл бы называть это наглядным опытом… Да и «жертвенная дева» не самый подходящий термин. Впрочем, всё это не принципиально. Вы абсолютно правы, драгоценный мой друг, ваша Виланка восхитительна. Где же вам удалось добыть такое сокровище? Если не ошибаюсь, вы больше не поддерживаете контактов с поверхностью Геи, точнее, с обитающими там людьми?
— Поверьте, мне не пришлось выполнять при той добыче сколь-нибудь замысловатых упражнений, — с притворной скромностью отмахнулся Рамбун. — Поскольку сама мать воззвала ко мне в слёзной мольбе, прося забрать у неё единственную дочь. Причиной же тому как раз и оказался горестный недуг Виланки, перед которым явили бессилие местные эскулапы, что смогли лишь продлить скудный счёт оставшихся деве дней и облегчить в малой мере её страдания, но не исцелить… — Тут карап сделал небольшую паузу, потянулся было опять к бокалу, но передумал. — И данное обстоятельство, вынужден вам сознаться, благороднейший профессор, принудило меня в итоге к неблаговидному поступку, в каковом я со своей стороны усматриваю изрядное и постыдное лицемерие, отчего моя совесть поныне пребывает изъязвлённой мучительными угрызениями.
