Найти себя - Иванович Юрий (книги регистрация онлайн .TXT) 📗
Я мечтал стать или моряком, или знаменитым хоккеистом, поэтому иногда хватал коньки и сбегал от своих подружек, лишь бы хоть немного потренироваться с клюшкой и шайбой. В тот злополучный день я тоже оказался на площадке.
Вот там я и упал. Несуразно перескакивал небольшой намерзший бугорок, коньки пошли вперед, и в момент падения я ни на бок вывернуться, ни попой смягчить удар, ни локтями подстраховаться не сумел. Так и грохнулся спиной на тот злополучный бугорок. Боль в районе поясницы меня на короткое время лишила сознания. Но очнулся опять-таки от боли: деревенские пацаны пытались меня поднять, намереваясь сделать несколько насильственных приседаний. Им втемяшилось в голову, что у меня дыхалка сбилась.
Уже и не знаю, каким чудом, но с жуткой мимикой и мольбой в голосе мне удалось их остановить от подобного безрассудства. Просто упросил поставить меня возле дерева и оставить в покое. Сам, мол, отдышусь. Больше часа стоял. Замерз настолько, что и боль чувствоваться перестала. Тогда я двинулся домой. Шел медленно, ибо каждый резкий толчок вызывал пронзающую от позвоночника боль, и я боялся опять потерять сознание. Но дошел, проявив редкую для меня настойчивость и целеустремленность.
Бабушка Марфа меня встретила, как всегда, с причитаниями, девчонки – с недоверием и ехидными улыбками. Но в постель уложили, дали меда и горячего чая с блинами. А добрейший дед Назар укутал мою поясницу компрессом с какими-то травами и спиртом.
Вот как раз в первый вечер и произошло в моем мозгу какое-то затмение-прозрение. Потому что иными словами я до сих пор не могу охарактеризовать то событие. Немного отлежав один бок, я попытался завалиться на спину и перевернуться на другой, как у меня в тот момент в позвоночнике взорвалась такая пульсирующая точка боли, что я громко застонал и на какой-то момент потерял сознание. А когда очнулся от боли, бьющейся в висках, сначала не мог ничего рассмотреть из-за красных кругов перед глазами и прочих радужных разводов. И только чуть позже различил две совершенно одинаковые, склонившиеся надо мной головки наших лисичек. Они тоже показались словно сотканные из тумана, на странных, полупрозрачных шейках и с белыми от переживаний щечками.
– Кать, ему и в самом деле так больно? – спросила та, что находилась правее.
– Ага! Ты ведь слышала, как он стонал.
– Значит, он не притворяется? Тогда мне его так жалко.
– Глупая ты, Верка! Мне его тоже жалко.
И в тот самый момент я четко, до какого-то судорожного всплеска радости в сознании, осмыслил всю разницу между этими идеально похожими девчонками. И навсегда запомнил те чувственные модуляции их голосков, которые позволили бы мне различать подружек даже с завязанными глазами. Это знание так естественно и гармонично влилось в мое тело, что боль оттуда исчезла, я вздохнул свободнее и даже попытался улыбнуться:
– Так в спине кольнуло, думал, умру.
– Так не вертись! – стала распоряжаться Катенька.
– Мы сейчас бабушку позовем! – решила Верочка, и они обе умчались.
Но с тех пор мне одного взгляда на них или единого слова с их уст хватало для стопроцентного опознания. Причем сам себе я никогда и не пытался объяснить, что и почему такое случилось. Просто все списал на сильную боль и невероятно обострившееся в момент осознания восприятие. А уж на память я никогда не жаловался.
То есть хоть что-то от злосчастного падения осталось положительное. Опять-таки – иногда и отрицательное «что-то» из-за моих знаний на меня валилось.
Так я вылеживался три дня. И так я стал инвалидом.
Это уже потом врачи долго и витиевато рассказывали о какой-то декомпрессии, защемлении нервов и обязательном, прямо-таки кардинальном лечении с первого часа после травмы. А в Лаповке об этом никто не подумал. Да и я не стремился попадать в больницу. Тоже поверив, что покой, блины и компрессы меня быстро поставят на ноги.
Да так в принципе и получилось: на четвертый день я уже вставал, на пятый бегал, а на шестой подружки затащили меня на чердак, где я принял полноценное участие в очередной ролевой игре. Разве что верхом на мне тогда не ездили, и мне приходилось изображать раненого рыцаря, которого непобедимые воительницы захватили в плен и доставили для пыток пред светлы очи своей королевы. Понятно, кто была королева и что она со своими воительницами со мной вытворяла. Но тогда все наши забавы еще носили эдакий налет детских шалостей и умещались в рамках здравого смысла.
Основные проблемы начались через год.
Опять-таки к новогоднему празднику выяснилось, что я перестал расти. Располнел, набрал лишний вес, лицо стало округляться, но в высоту я не подрос ни на сантиметр. Доктора уже вынесли свой вердикт: отсутствие должного лечения. Но пытались и утешить: мол, ничего страшного, со временем организм сам начнет восстанавливаться и рост возобновится. По большому счету меня тогда это не сильно волновало, потому что разница со сверстниками в росте еще настолько сильно в глаза не бросалась.
Тем более что отвлечься было на что: мы в нашей компании впервые узнали, что такое секс. Здесь уже вся инициатива принадлежала Машке. Она выискала у своих родителей порнографические фильмы, и мы впервые, сдерживая прерывистое дыхание, просматривали самые откровенные постельные сцены на нашем оборудованном на вполне надлежащем техническом уровне чердаке. Благо что и я к тому времени умел не просто собрать компьютер, но и настроить его для любой работы.
Просматривали. Обменивались мнениями. А потом и пробовать стали. Конечно, не все и не сразу, но уже к весенним каникулам, когда нам исполнилось по одиннадцать лет, я с полной уверенностью мог называть себя взрослым мужчиной. Потому что определенное вещество, которое изначально требуется для зачатия детей, из меня уже било фонтанами. А шесть шаловливых ручек и три розовых язычка готовы были заставлять меня извергать эти фонтаны круглосуточно.
Такая интенсивная половая деятельность в моем возрасте даже привела к тому, что я опять похудел и к лету стал напоминать тощего заморыша. Вот тогда я и сделал последнюю попытку вырваться из ручек моих распоясавшихся подружек, потому что уже на полном серьезе начинал Машку бояться. Я попросил, вернее, даже умолял своих родителей, чтобы они меня оставили дома, а еще лучше отправили на лечение в какой-либо санаторий. Мои просьбы привели к противоположному результату.
– Да ты посмотри на свою худобу! – ругались отец с матерью, перекрикивая друг друга.
– На молоко и сметану! В Лаповку!
– И творог твоим костям нужен в первую очередь!
– Ни в каком санатории нормального питания не обеспечат!
– Да и пора тебе как мужику побольше мяса есть. В том числе и куриного!
Жареную курочку я обожал, поэтому задумался на короткий момент, что было воспринято моей мамочкой как полное смирение:
– Вот и отлично! И я с тобой отправлю пяток «баночек» со сгущенным молоком.
Она работала завскладом на фабрике мороженого, поэтому в нашем холодильнике всегда как минимум стояла одна трехлитровая «баночка» со сгущенкой, а вся морозилка была забита мороженым разного сорта. При этом моя родительница любила повторять:
– Только в анекдотах сапожник бывает без сапог.
Судя по тому, как и с каким усердием мой отец таскал со своего завода списанные и совсем еще не списанные детали, а то и целые устройства, он тоже целиком поддерживал свою супругу в подобном мировоззрении. Я тогда еще не понимал всей подноготной вышеназванного мировоззрения, поэтому относился к таким делам полностью флегматично и индифферентно. Обожал ящики с детальками, многочисленные блоки и целые устройства, с удовольствием ел сгущенку с хлебом, а мои подружки деловито поедали скапливающееся в морозилке мороженое.
Но именно ту самую погрузку в машину пяти огромных банок со сгущенкой я и запомнил как переломный этап, как некую черту, отделившую мое детство от юности. Потому что детство для меня закончилось в тот момент, как только я летним вечером оказался в Лаповке.