Люди Дромоса. Трилогия (СИ) - Бурак Анатолий (книги онлайн полные txt, fb2) 📗
Да, вот такая мелочь, как импульсивный характер неуравновешенного и похотливого «старшего», перевесила чашу весов на сторону трех коротких жизней вместо одной длинной. Даже совокупный наш возраст не достигал девяноста лет. А этому целых сто пятьдесят! Но при чем здесь возраст, и вообще, что за чушь лезет мне в голову?
Лена же, со свойственной женщине интуицией, задала следующий вопрос:
– Когда ты ее трахал? Последний раз?
Заметьте, не «где», на что мы никогда не получили бы ответа.
– Вчера! Вчера я драл эту козочку, и она рыдала, прося еще! – Мы переглянулись, и я отвернулся. Он както обреченно завыл, а через секунду нас на плато оставалось трое.
Разговор занял час, да семь часов действовало снотворное. «Снаружи» должно быть около восьми часов утра.
Бар еще не открыли, и мы вышли, разбив витрину.
– Когда начнем?
– Завтра на рассвете. А сейчас отдыхаем.
Три дня «разведки» и беседа с этим подонком изрядно нас утомила, и мы поехали домой.
Несмотря на статус «правнука», седой и вальяжный господин оставался мэром городка. Особняк с высоким забором и охрана тоже не попадали под категорию «детских игрушек». Миндальничать не хотелось, да и подзадержались мы здесь чтото. Старик Ривенталь, поди, все глаза проглядел, дожидаясь дочку.
Помните, у Чехова? Если в начале пьесы трое молодых людей покупают три подержанные машины и сто килограммов СИ4, то в конце?..
ПРАВИЛЬНО!
Ворота мы с Инной протаранили с ходу и «ушли» к ней. Лена тем временем, подождав, пока прогремят взрывы и осыплются стекла, выбитые ударной волной, спокойно проникла на территорию виллы через заднюю калитку. Хрупкая одинокая девушка ни у кого не вызвала подозрения. И она начала экскурсию по этажам, напевая пофранцузски «Марсельезу». Наконец навстречу Лене выползло несчастное создание. Худенькое и с огромными глазами. Робко взглянув на девушку, оно спросило пофранцузски:
– Вы от папы? – Лена кивнула:
– Смотря как твоего папу зовут.
– Клод, – ответило дитя и торопливо добавило: – Клод Ривенталь.
– Что ж, пора домой, маленькая.
Паспорта у нее не было, а потому с ней осталась Инна. Так, на всякий случай. Мы же с Леной совершили перелет через Атлантику, занявший двенадцать часов. И утром следующего дня прибыли во Францию.
Старый барон рыдал от счастья, мы же, довольные произведенным эффектом, скромно удалились. Каюсь, идея была моя. Но что наша жизнь без таких милых розыгрышей?
Мы вошли в поместье вдвоем с Леной, и нас, доложив, проводили в кабинет. Он смотрел с надеждой и отчаянием одновременно:
– Не нашли?
– Ну почему же.
Тут хлопнула форточка, закрытая порывом ветра, а когда мы с бароном обернулись, женщин в кабинете было уже трое. Ну, как повашему, Париж стоит мессы?
32
Вечером из Москвы позвонил Виктор.
– Алексей Степанович умер. – В голосе была скорбь.
– Когда похороны? И где он сейчас?
– Похороны послезавтра, а останки в монастыре.
– Я обязательно буду.
Срок аренды самолета еще не истек, а потому вылетели сразу же. Лена робко спросила:
– А мне можно?
– Можно, Лен, и даже нужно. Зря я вас не познакомил.
И в самом деле зря. Они как раз были людьми, могущими соприкоснуться сразу несколькими гранями. Потомственная боярыня Земцова, внезапно и невольно пошедшая против власть предержащих, и отец Алексий, офицер внешней разведки, пятьдесят лет власти служивший. И пусть власть была другой, это не важно. Любая власть, какая бы она ни была, простирается над людьми. И на людях же держится. И вот теперь уже поздно, и они не поговорят никогда. Конечно, Лена всего два месяца, как… Но за это время столько всего произошло, что «вернуться» было просто нереально. Да и надо ли? Я уверен, что он понял бы меня, какое решение я ни приму.
Его хоронили на Новодевичьем кладбище. Гроб везли на лафете, а тело Алексея Степановича было облачено в генеральский мундир. Я же генералом его никогда не помнил. Меня просветил Виктор. В семьдесят лет бывший разведчик решил уйти от мирской жизни и поселиться в монастыре. Условием пострига в то время был абсолютный разрыв с прошлым и полная опись имущества, включая квартиру, в пользу Церкви. Но всё было сделано без колебаний. Раз приняв решение, он никогда не менял его. Еще Виктор рассказал, что власти духовные и армия устроили настоящую тяжбу по поводу похорон. Но, вскрыв прощальное письмо, написанное им по достижении девяностолетия, обнаружили последнее волеизъявление, согласно которому и поступали сейчас. Было огромное количество народа. Священники, военные, представители католической и мусульманской конфессий. А в конце панихиды я встретился глазами с «аббатом». Он кивнул мне, показав знаками, что поговорим обязательно, но попозже.
Вот так всегда. Живешь рядом с удивительным человеком, а меряешь его на свой, местечковый манер. И за шорами, за своей ограниченностью упускаешь неповторимые моменты общения. Или это наша национальная черта, имея – не хранить, а потерявши – горько плакать. Кусая локти и размазывая сопли. Вспомнился давешний латинос, и стало обидно. Сколько прекрасных, достойных людей, а провидение выбирает таких, как мы. Да, я не оговорился, и из нашей троицы на звание «человека», в моем понимании, тянула только Лена. Вон, кстати, уже стоит рядом с «аббатом», и он удивленно разглядывает ее. Мне стало немножко ревниво, но тотчас, устыдившись подобных мыслей, показавшихся недостойными перед лицом вечности, я выбросил их из головы. Закончилась панихида, отзвучал салют, и вот уже тело отца Алексия – ибо я не знал его ни как Алексея Степановича, ни как генерала ГРУ – закрывают крышкой. Заиграла музыка, и потянулась череда людей, бросающих свою горсть земли. Их было столько, что казалось, услуги могильщиков не понадобятся…
На поминках он сел рядом со мной. Мы пожали друг другу руки и выпили не чокаясь.
– Светлая память.
Вставали какието люди, произносили хорошие слова, и на душе у меня делалось теплее. Всё же не многие были удостоены радости общения с этим человеком, и я был своего рода избранником.
– Будете говорить? – спросил я у «аббата».
– Если скажу правду – боюсь, меня не поймут. Ведь гожусь я ему в младшие сыновья, если не в старшие внуки. А лицемерить не хочется.
Немного помолчали и выпив положенные три рюмки, встали изза стола. Поминки проходили в монастыре, и, выйдя за ограду, оказались в парке, больше похожем на лес.
– Вы сделали себе имя, – подал голос «аббат».
На тропинке ваялись шишки. Я подфутболил одну, а собеседник улыбнулся.
– Поверьте, это случайно. – Я не кокетничал. Совершая тот или иной поступок, имидж – было последнее, о чем я думал.
– Ничего не бывает случайно, и если уронить в лужу тюк с ватой – он ее впитает, а если бросить булыжник – лужа выйдет из берегов.
Изъяснялся он загадочно, и я принялся ерничать.
– У нас говорят: кесарю – кесарево, а слесарю – слесарево.
– За всю НАШУ историю НИКОГДА не было случая, чтобы юнец, полутора лет от роду поднял руку на «старшего». Этого просто не допускалось оппонентом. А уж тем более победить в схватке.
– Ну, виноват, каюсь. Но чтото мне он был несимпатичен.
– Вотвот. И многие обеспокоены.
– И что же мне, повеситься? – Я начал злиться всерьез.
– Ну зачем же. Просто станьте, ну, скажем, незаметнее. На время. А то уж больно вы на виду со своими девочками.
Мы помолчали, и я опять спросил:
– А… вы, как вы попали в соседнее измерение?
– Ну… представьте две квартиры, имеющие общую стену, но в различных подъездах, выходящих на разные, скажем, угловые улицы. Люди, живущие в пятнадцати сантиметрах друг от друга, могут никогда не встретится. И никому не приходит в голову выйти на улицу, обогнуть дом и подняться к соседям, чтобы, к примеру, попросить спичек.
Я закивал, сделав умное лицо.
– Правда, – он улыбнулся, – иногда находятся экспериментаторы, готовые не только выйти на улицу, но и пройти путь по карнизу. Или подняться на крышу, чтобы спустится через люк в сопредельный подъезд. Ну а у некоторых есть ключ от потайной двери, спрятанной за шкафом с одной стороны, и завешенной ковром – с другой.
