Без права на жизнь - Голодный Александр Владимирович (электронные книги без регистрации .txt) 📗
Идём, идём, идём. Прошли угол стены, сейчас мы на максимальном расстоянии от ангаров. Ага, вижу терриконы старого мусора.
— Здесь тоже были ворота, заезд для машин. Потом ворота сняли, сделали стену. По газетам мы определили, что это было лет шесть назад.
— Что-нибудь хорошее попадается?
— Что тут может попасться? Шесть зим. Всё сгнило.
Ради интереса потрошу на ходу пару мешков. Кэп прав. Снова дорога вдоль стены. Ещё угол.
Не понял?
— Кэп, а почему мы не пошли с другой стороны? Там нет прохода?
Парни явно смущены, переглядываются. Что такое?
— Знаешь, Тех… В общем, там лучше не ходить.
— Кэп, объясни внятно. Там что, ещё один карьер с мертвецами?
— Если бы. Там когда-то до оккупации было село. Сейчас это очень плохое место.
— Село? Стояли дома?
— Да. Остатки стен торчат из мусора. Но рыться там нельзя. Ни один человек на свалке не пойдёт туда за вещами.
— Почему?
— Там… Там люди могут сойти с ума. Они… Им кажется…
— Они видят призраков?
— Тех…
— Мы с Сеантом Техом виели их. Пиаи не стасные. Им оень плохо.
— Что?!
— Тех, это правда?
— Да. Мы с Солдатом видели призраков у карьера, когда стемнело.
— И вы… Почему с вами ничего не случилось?
— Джок, ты понимаешь, что спрашиваешь? Почему с нами что-то должно случиться?
Получаю ещё одну порцию знаний о мире. Оказывается, когда выносится приговор на изоляцию от общества, над человеком совершают акт церковной казни. Представитель святого престола отлучает человека от церкви, закрывая ему дорогу к спасению и снимая защиту ангела-хранителя.
— Полная херня.
— Что?! Как ты смеешь?!
— Убавь эмоции, Джок, и подумай головой. Они считают, что отлучили тебя. А ты сам, вот сейчас, веришь в Бога? Ты сам отрекся от Спасителя? Ты продал душу нечисти?
— Я…
— Всевышний не в храме, весь мир ? его творение, часть его. Ты тоже крошечная часть Создателя.
— Но у нас забрали крестики, переломили жезл…
— И что, ты от этого перестал быть верующим? Остановись, положи руку на сердце, подумай о Всевышнем, милосердном и всемогущем, почувствуй его тепло в своей груди!
Парни, как завороженные останавливаются, кладут правую ладонь на грудь, с надеждой смотрят на меня. Так, мне только лавров проповедника не хватало.
— Друзья, я не священник и не святой. Не ждите от меня чудес. Чудо в сердце каждого из вас. Поверьте в него, и оно свершится.
— Ты точно это знаешь, Тех?
— Да. Пошли, парни, время идёт. Нам ещё место искать.
Долго бродить не пришлось. Кэп несколько раз посмотрел по сторонам и уверенно свернул к мусорным терриконам. Полчаса блужданий между серых гор отходов, и вот знакомые строительные мешки. А среди них выглядывают округлые бока пластиковых баков. Где-то в городе проводился капитальный ремонт дома, и всё старое водяное оборудование вывезли на свалку. Переплетение пластиковых труб, вижу несколько кранов, баки водонагревателей. Уже отлично.
— Парни, вперед, разбирать гору. Делай, как я!
Подавая пример, забираюсь наверх, оглядываюсь. Нет, похоже, куча с нужным добром одна. Начинаем копать.
Уполовинив кучу, садимся отдохнуть и перекусить. Достаю из верной сумки шесть пинтовок чая и пакет хлеба с ломтиками бекона. Спасибо кухне, друзья-шныри позаботились. Улыбнувшись, Кэп с Джоком переглянулись, стол на листе пластика дополнился кульком с кусочками бисквита и двухпинтовкой сидра. Моем руки и обедаем.
— Тех, а почему ты сидр не пьёшь?
И что мне прикажете отвечать? Что в прошлой жизни я ненавидел пиво?
— Я же стёртый, Кэп. Похоже, что-то в голове повредилось.
— У всех бы так повреждалось.
— Ты особо не мечтай, вдруг исполнится?
— И что будет плохого?
— Пить тебе, Кэп, тогда придётся в одиночку. А это уже алкоголизм.
Посмеявшись, парни глотнули по последнему «за алкоголизм». Смотрю на часы. Уже два. Хотелось бы передохнуть, но надо работать. Встаю, сдёргиваю со склона очередной мешок.
Удача любит упорных: почти на самом дне обнаруживаю всё-таки короб стиральной машины, треснувшая крышка лежит рядом. Двигатель и блок управления сняты, но барабан на месте. Ага, сломана одна ось, но это мелочи.
— Оно, Тех?
— Оно самое. Всё, парни, ходить будете в профессионально выстиранном. Эх, нам бы ещё утюжок!
Теперь главный вопрос: как нести? Вязанка хорошего бруса, пластиковые трубы канализации и водопровода, стиральная машина, бак водонагревателя. Связываю шпагатом трубы в два штабеля. Выглядит грозно, но вес небольшой. Делаем из мешков четыре лямки, закрепляем. Можно нести за спиной. Оснащаю бак подобной перевязью, пробую. Мда, тяжеловато. Брус отдельной вязанкой, стиральную машину в большой мешок из синтетической нити, привязываю лямки. Моя увесистая сумка, полная метизов, кранов, переходников, попался даже сломанный инструмент. Ещё эпических размеров мешок отличной полиэтиленовой пленки и два связанных горловинами неполных мешка прочной строительной одежды и перчаток.
— Что маешься, Тех?
— Думаю, как плохо быть жадным хомяком.
— Сочувствую. Завязал хорошо?
— Старался. Если начнет валиться, перевяжем. Шпагат я взял.
— Тогда нечего переживать, дотащим. Парни, разбирай.
— Кэп, время пятый час. Давай рванем по короткой дороге.
Нашего сурового Кэпа одолевает сомнение.
— Кэп, ещё день, пройдём быстро. По короткой дороге уложимся в два часа. Доверься мне.
— Хорошо. Пару раз я там проходил. Пошли.
Держим темп. Как там здоровяки? Лица красные — сидра, наверное, много пьют. На Солдате вязанка труб с него размером, но идёт хорошо. Кэп с громадным мешком замыкает колонну. Прошел час, когда я понял, что иду по бывшей улице. Стена неожиданно отступила в сторону, а мы оказались между выступающих из мусора остатков обугленных стен. Я прошел ещё десять шагов и…
— Бегом, свиньи, бегом!
Удары прикладами, злобный лай двух бульдогов на коротких поводках. Остервенело орущие потные солдаты-мулаты в обтянутых сеткой касках и форме с засученными рукавами. Офицер со стеком в классическом пробковом шлеме, на лице надменное презрение и отвращение. Жителей села загоняют в небольшое щитовое здание правления на площади. Испуганно плачут дети, младенцы на руках матерей заходятся криком. Отставших стариков пинками загоняют в дом, захлопывают дверь, подпирают её досками.
— Командуйте, лейтенант.
— Н-но, сэр, там же только старики, женщины и дети.
Юный офицер в полевой форме с лейтенантскими звездочками умоляюще смотрит на командира.
— Все их мужчины в реджистансе, Уильям. Командуй, сопливый ублюдок, или я вышибу тебе мозги. Здесь чистеньких не будет ? это война.
— Сэр…
— Лейтенант, считаю до трех. Один… Два…
Заворожено глядя в черное дуло пистолета, лейтенант срывающимся голосом кричит:
— Огнемётчики!
Двое с ранцами за спиной становятся напротив окон. Синим огоньком горят запальники.
— Пулемётчик, на позицию!
Второй номер ставит треногу, здоровый капрал закрепляет пулемёт, заправляет ленту. Черный раструб пламегасителя смотрит на дверь.
— Ну?
Мальчик-офицер зажмуривается:
— Огонь!
Длинные струи чадящего пламени ударяют в открытые окна. Страшный нечеловеческий крик сжигаемых заживо. Стены правления трясутся от множества идущих изнутри ударов. Ещё две струи пламени. Подпертая дверь распахивается, из нее выбегают горящие комки, только что бывшие людьми. Заходится длинной очередью пулемет. Смолкает. Слышен нарастающий треск полыхающего дерева и горящих человеческих тел. Стоя на коленях, лейтенант мучительно блюёт. Огнемётчики поджигают дома на деревенской улице.
Рывком страшная картина закрылась, вокруг меня лица. Глаза смотрят прямо в душу, каждый хочет рассказать о своей жизни, поделиться горем и болью, бесконечным горем и невыносимой болью…
— Тех! Тех!
— Сеант!
— Сержант!
