Тайна седьмого уровня - Таругин Олег Витальевич (читать книги бесплатно полные версии .TXT) 📗

Вот так. Все верно – когда у нас подписывали беловежские соглашения и делили рушащийся как карточный домик Союз на несколько независимых государств, здесь была принята новая Конституция и Уголовный кодекс… Интересно, правда? Ох, догадываюсь я, какие именно поправки были внесены в главный государственный документ! Что ж у них тут в конце восьмидесятых – начале девяностых произошло?

Больше мы ничего спросить не успели: в кабине УАЗа ожила радиостанция, и сквозь шорох помех донесся чей-то недовольный голос: «Сорок седьмой, сорок седьмой, почему не доложил о прибытии на точку? Колупченко, мать твою, тебе прошлого раза мало? Опять нарываешься?»

Мы с капитаном переглянулись и одновременно посмотрели на сержанта:

– О чем он?

Сержант самодовольно ухмыльнулся и делано-равнодушным голосом сообщил:

– Мы на пост ехали, как раз на выезде с той дороги, что со старого бункера идет, стоять должны были. Если бы вы чуть дальше по шоссе протопали, мы б вас и не остановили, а так мы ж видели, откуда вы вышли. А туда ходить не положено, вот мы вас и… – и, уже не скрывая торжества в голосе, предложил: – Так шо сдавайтесь, граждане психи! Раз я на связь не вышел, сейчас сюда для проверки машину с нарядом пошлют. А может, и вертолет с группой захвата! – Но, видимо поняв, что мы особо не испугались, на всякий случай добавил: – И два бэтээра с ОМОНом. Живо вас скрутят и куда надо отвезут! Там вам на все вопросы и ответят…

Я с грустью посмотрел на сержанта: «вертолет с группой захвата, бэтээры с ОМОНом» – ну конечно. Как же без этого! И еще бронетанковую дивизию имени Феликса Дзержинского самолетами перебросят и «Аврору» на прямую наводку выкатят, счас! Не умеешь ты, парень, врать. Хотя, конечно, молодец, обманул-таки нас. А я-то думаю, что это ты такой разговорчивый оказался?

Но кое-что предпринять стоит. Расстегнув наручники, я рывком поднял патрульного на затекшие от долгого сидения ноги и подтолкнул к машине:

– Сейчас ты возьмешь микрофон и в обычной своей манере скажешь, что у вас спустило колесо и вы были заняты ремонтом, ясно? И никакого деревянного голоса и прочих фокусов, понял, сержант?

– Не буду! – надулся он. – Может, вы и не шпионы, но психи —точно. И социально опасные элементы…

Ага, вот даже как? Что ж, отдаю должное, продержался ты долго, я думал, тебя раньше на героизм потянет. Ладно, в таком случае двум хорошим полицейским Сереже и Юрику придется проявить свою скрытую садистскую суть. – Вытащив пистолет, я ткнул срез ствола ему в щеку. Сильно ткнул, чтоб по зубам заодно съездить:

– Будешь! Если еще пожить немного хочешь, будешь! – Я подтащил парня к раскрытой дверце машины и толкнул вперед. – Бери!

Шмыгнув носом, сержант протянул руку и взял микрофон на коротком шнуре. Чуть подался вперед, поднося его к окровавленным губам, для этого ему пришлось на полкорпуса влезть внутрь кабины. И неожиданно резко подался назад, целя затылком мне в лицо.

Уходя от удара влево, я услышал щелчок включаемого на передачу радиотелефона в руке патрульного и его истошный крик: «Я сорок седьмой, нападение…», почти слившийся со звонким шлепком капитанского ПСС. Дурак!

– Сорок седьмой, не понял, повтори… – раздался из салона искаженный помехами неживой голос дежурного.

Дослушивать я не стал. Перегнувшись через навалившегося на сиденье сержанта, выключил радиостанцию и обернулся к Сереге, застывшему с пистолетом в трех метрах позади. Сержанта можно было не проверять – специалисты нашего уровня с такого расстояния не промахиваются. И с большего расстояния тоже.

– Не задел? – Капитан опустил руку с оружием и легонько, почти незаметно, дернул щекой.

Понимаю, коллега, убивать в бою легче, чем так. Знаю…

– Нет. – Я взглянул на аккуратную цифру «47» на двери УАЗа. – Полагаю, машиной мы уже воспользоваться не сможем. Уходим пешком. Зови своих.

Капитан кивнул, подобрал отлетевшую в траву гильзу и коротко свистнул, отдавая «своим» приказ возвращаться. Секунд через десять-пятнадцать из кустов вынырнули слегка запыхавшиеся «прикрывальщики» Штырь с Вовчиком. Все в сборе, можно уходить.

– Заберите из «тачки» автомат, – кивнул Сергей бойцам на стоящий с распахнутыми дверцами «уазик». – Машину оставим, уходим пешком. Быстрее!

Я огляделся – не забыли ли чего – и бросил мрачный взгляд на сумку: опять на себе тащить! Хорошо коллегам, налегке пойдут, шаровики! Правда, кому-то из них теперь придется тащить еще один автомат – короткоствольную милицейскую «аксушку» [12], о которой капитан сказал, что бросить привычное нам оружие было бы жалко. А вот табельный ПМ решили с собой не брать – с пистолетами у нас и так проблем не было.

Ну, вроде все. Пора. Я взглянул на сжавшегося под деревом водилу – к чести своей, о пощаде он так и не попросил, сделав из всего произошедшего за последний час единственно правильный вывод. Просто сидел и чуть слышно всхлипывал, не имея даже возможности вытереть катящиеся по щекам слезы.

Подойдя к Сергею, я молча взял у него ПСС и легонько хлопнул по плечу, кивнув в сторону зарослей: уходите, мол, догоню.

Дождавшись, пока коллеги скроются за кустами, подошел к пленному и поднял тупорылый ствол.

Такой взгляд, каким он сейчас смотрел на меня, я уже в своей жизни видел. Не раз видел. У живых не должно быть таких глаз…

– Не надо, – беззвучно, одними губами, прошептал он. – Пожалуйста…

Ненавижу гордыню наших сгинувших в катаклизме предков, из-за которых мы пришли спасать этот мир; ненавижу тех властьимущих уродов, из-за которых обычные менты вынуждены останавливать всех подряд для идиотской проверки документов; ненавижу себя за то, что выбрал эту работу!

Ненавижу эту гребаную работу! Да какого хрена! Распустил тут сопли…

Пуля с сочным шлепком ударила в ствол рядом с головой водителя. Отколотые ударом мелкие шепки поранили его только недавно познакомившуюся с бритвой, мокрую от слез щеку.

Взглянув в последний раз в еще боящиеся поверить в случившееся, но уже начинающие оживать, глаза водителя, я шепнул: «Мы не шпионы, поверь. Этот мир скоро погибнет, а вместе с ним – и наш. Дай нам три дня, потом можешь рассказать правду» и, не оборачиваясь, побежал вслед за ушедшими товарищами. Только что я впервые в жизни нарушил одно из главных – нет, даже не главных – основополагающих правил диверсионного спецназа. Я оставил свидетеля и поставил под угрозу жизни своих товарищей и исход всей операции.

Похоже, в спецназе мне больше делать нечего, и эта операция – буде она успешно завершена – рискует стать моей последней боевой акцией.

Как там о нас говорят: «вход – рубль, выход – два»? Во-во… Ждет Юрчика Кондратского трибунал и, говоря словами Виктора Суворова, «прекрасное расстрельное утро»…

Но странное дело, ни малейших угрызений совести или ощущения собственной неправоты я не испытывал– наоборот, на душе отчего-то было хорошо.

И, что не менее важно, моя знаменитая спецназовская «чуйка на опасность» молчала, не предвещая никаких осложнений от сделанного… точнее, как раз несделанного! А к подобным предчувствиям я всегда отношусь с большим доверием и уважением. Тот, кто не научился чувствовать, погибает обычно первым.

В конце концов, как говорил герой одного неплохого фильма: «Я солдат, а не чудовище…»

И, может быть, все-таки не всегда, спасая одну жизнь, нужно обязательно забирать другую?

Может быть, не все можно построить на крови, а?

Которая у всех почему-то одинаковая.

Красная…