Горячий контакт (СИ) - Леконцев Олег (книги онлайн полностью бесплатно txt) 📗
Черт, опоздаю! Я побыстрее свернул мундир, кинул его в прорезиненную сумку и полетел к КП, где стояла спарка генерала.
Оладьин посмотрел на часы, но ничего не сказал, значит, я уложился в отведенное время. Кинул сумку на сетку багажного отделения, сел на место второго пилота, пристегнул ремни. Все, теперь мои обязанности сводились только к смиренному сидению и разглядыванию внутренностей сушки. А посмотреть стоило.
Машина Свекольникова ранее принадлежала какой-то шишке, и только потом перешла к генералу за непонятные заслуги. Впрочем, судя по его послужному списку, Свекольников машину заслужил.
– Су сделана в экспортном варианте, с форсированным двигателем, гравитационная решетка дает почти удвоенную тягу, – начал пояснять Оладьин. – она стала очень скоростной, но перегруженной, неманевренной. Стандартному варианту уступает и в бою с ним не имеет никаких шансов. Их и сделали-то десятка два и практически все в подарок приезжим политикам. Этот хотели вручить немецкому канцлеру – бывшему военному пилоту, но накануне приезда его правительство ушло в отставку, а сушку передали ВВКС. Захаров и вручил ее Свекольникову за заслуги так сказать оптом взятые. Смотри какая красота.
Кабина была отделана настоящим красным деревом, до сих пор отдающим экзотическим запахом, везде понапиханы бархат, кожа, по моему представлению настоящая, позолота – роскошь для простого человека несопоставимая.
– В сущности, у этой машины одно преимущество – удрать можно, – продолжил Оладьин, – люблю на ней гонять, но генерал дает машину крайне редко. Только в виде награды в период повышенного положительного настроения. Повезло, что тебя в Москву вызвали, а Свекольникову благодарность объявили за подготовку таких кадров.
Он отдал ручку тяги и сушка стремительно поднялась вверх и вперед. Оладьин был пилотом, как говорится от бога, нам, начинающим котятам, было до него как шавке до льва. Перегрузка вдавила в кресла, настраивая на оптимистичный лад.
– А вот, товарищ полковник, – сделал я наивное лицо, – нам на занятиях по ТБ указывали на необходимость соблюдать правила полетов.
Оладьин засмеялся. Занятия по технике безопасности вел он сам и прекрасно понял направление моей невинной критики.
– Исполнение инструкций по ТБ обязательны для всех, особенно для молодых пилотов, имеющих еще мало полетной практики. Бедняга Рымаров, надеюсь, стал тебе примером, к чему приводит грубое нарушение существующих требований. Так что учил эти инструкции ты не зря, жаль зачет принять не успели, а то отлились бы тебе все придирки к командирам.
Я поежился и кивнул. Слава богу, пронесло. Что б я еще раз полез с этими инструкциями…
– А теперь, товарищ лейтенант, жду от вас замечаний по нарушению ТБ, – лукаво потребовал Оладьин.
Часто ли возникает такая счастливая возможность. Я поднапрягся. Скорость взлета…, направление…, предполетная подготовка… Да что его, зацепить не за что?
– Нет запроса на взлет? – высказал я догадку.
Оладьин делано-досадливо заметил:
– И этот курсант уже получил диплом пилота!
Да, тут я ошибся, аэродром училища оборудован защищенными автоматизированными пятками взлета, кибер тарелки сам связывается с системами аэродрома без опасности перехвата. Конечно, будь это боевой вылет, пилот все равно должен связаться с дежурным и доложить о вылете. Но к нам это не относится.
Пока я искал возможность придраться, Оладьин привел машину на военный аэродром и посадил рядом с громадой «Антея», отвел на отведенное мне место.
– Учись, лейтенант, – сказал напоследок полковник. – Инструкцию надо соблюдать, но творчески, ибо она не является твердой гарантией твоей сохранности. Бывай. Желаю так же стремительно наращивать список сбитых врагов, как начал. И поменьше озорничать.
Он хлопнул меня по плечу и поспешил из машины – «Антей» уже готовился к взлету, а его пилотам было совершенно наплевать на не успевших покинуть борт.
Глава 17
В Москве шел моросящий октябрьский дождь. «Антей» сел на аэродром под Одинцово. Я набросил ремень сумки с пожитками через плечо, вышел из машины в эту морось и озадачено уставился на сумеречную обстановку Подмосковья. Основной аэродром дивизии находился в районе Химок. Следовательно, требовалось узнать, нет ли попутного борта, ибо перемещаться наземным и подземных транспортом сначала к Москве, а затем через Москву к Химкам долго и муторно. Желание повидать столицу я подавил сразу. У меня не было пропуска, а служебная отметка, сделанная в персональном компьютере (персонкомпе), свидетельствовала только о прибытии к беркутам, но никак не объясняла блуждание по Москве. Сведущие ребята как-то рассказывали, какие в столице свирепые патрули. Цепные псы им в подметки не годятся.
В небольшом вокзалике-дежурке человек на двадцать народу было человек двадцать. Иначе говоря, забит он был до предела. Наличествовали одни офицеры в звании от капитана до полковника. Рядовой и сержантский состав сюда не пускали. Мне стало не по себе. Хоть и не курсант уже, но все равно самый младший по званию.
Кое-как продрался к столику дежурного, сиротливо прижавшемуся к стене в глубине комнаты. Сидевший за ним капитан внимательно посмотрел на меня, не меняя холодного выражения лица. Козырнул, представился, спросил на счет транспорта до дивизии. Услышав о беркутах и разглядев знак хищной птицы на груди, капитан подобрел, проследил за бегущими строчками расписания аэродрома. Предложил:
– Через полчаса подходи, должен сесть грузовой борт с запчастями в Химки, отметится у меня, груз заберет, я на тебя покажу, долетишь, а там рядом, пешком доберешься.
Я поблагодарил и отошел. Поскольку все кресла были заняты, вжался в стену, стараясь быть незаметным, поставил у ног сумку. Офицеры негромко переговаривались, кто-то перекусывал, а кто просто разглядывал потолок. Все они, как и я, были пассажирами – транзитными или улетающими с этого аэродрома. Пожилой подполковник с техническими эмблемами недовольно покосился на мой сырой плащ, накинутый на комбинезон, но ничего не сказал. Я его понимал, сырая прорезиненная ткань дешевого военного производства попахивала не очень приятно. Пришлось немного, насколько получалось, отодвинуться. Остальные вроде бы на меня не обижались. Незаметно я задремал. Помогла курсантская привычка спать в любом месте и в любом положении.
– Кто здесь лейтенант Савельев? – неожиданно сквозь дремоту пробился голос дежурного.
– Так точно! – мгновенно ответил я совершенно бодрым голосом, хотя еще спал. Практика работы с Коромыслом научила и не таким штучкам.
Дежурный распорядился, встав по стойке смирно:
– Подойдите ко мне, с вами будет разговаривать главнокомандующий военно-воздушными и космическими силами Российской Федерации генерал-полковник Захаров.
Я удивился. Конечно, генерал-полковник теперь знал меня в лицо, даже «Единорог» вручил. И успешно сбитые сушки и шершни тоже пошли в зачет моей известности. Но сколько у главкома таких офицеров?
– Лейтенант Савельев! – доложил в трубку.
Равнодушный металлический голос ответил:
– Ждите. Главнокомандующий сейчас подключится.
Прошло несколько томительных мгновений, когда в трубке щелкнуло – меня переключили на Захарова и знакомый голос проговорил:
– Здравствуй, лейтенант.
– Здравия желаю, товарищ генерал-полковник.
Дежурный, стоявший напротив меня, вытянулся еще сильнее, услышав мое обращение. Остальные замолчали, чтобы, не дай бог, помешать разговору.
– Как настроение, лейтенант?
– Благодарю вас, хорошее. Еду в легендарную дивизию.
Генерал помолчал, спросил:
– Свекольников мне очень хвалил тебя в знании материала номенклатурных документов.
– Так точно. Выполнял ваше распоряжение.
– Да, я помню. Вначале это была довольно злая шутка, чтобы обуздать одного сорванца. Однако она принесла большую пользу. Если бы все мои приказы выполнялись так прилежно. – Он помолчал. – Вот что, лейтенант. Беркуты хорошие пилоты, но дух партизанщины, которую распространил при нашем попустительстве Ладыгин, перешел все границы. Вольности в одежде, субординации, конечно тоже не допустимы, но в общем-то терпимы, если они не достигают больших размеров. Но нарушения в регламенте проводимых полетов, элементарные нарушения техники безопасности, лихачество при проведения маневров не допустимы. Передо мной лежит рапорт командира дивизии. За последний месяц в дивизии восемь серьезных нарушений, в том числе два с человеческими жертвами. Погибло 2 пилота и 6 представителей наземного состава. Еще 7 техников искалечены. Две сушки разбиты в смятку. Даже Ладыгин и тот стал понимать необходимость наведения порядка. Совсем глушить ребят мы, разумеется, не будем. Некоторая вольность – профессиональная черта пилотов. Но навести порядок надо.
