Всадники Одина Цена человечности (СИ) - Морошко Сергей (книги полностью .txt) 📗
– …Пришла пора танцев! И откроют их двое наших героев, которые вскоре свяжут себя узами Фрейи на радость всем. Тана, Ян!
Посадник хлопнул в ладоши. И понеслось! Сначала застучали бодраны[6], потом вступили флейты, гусли и волынки. Вместе они слились в веселую плясовую.
– Я не танцую! – нахмурился Ян и сразу получил тычок под ребра от брата.
Расстроившись еще больше, он подошел к Тане и протянул ей руку. Немного поколебавшись, она вложила свою ладонь в его. И очень удивилась. Ей почему-то казалось, что руки у него должны быть холодными, как и глаза. Но они, наоборот, оказались на ощупь теплыми, если не сказать горячими.
– Я не умею танцевать, – негромко сообщил ей на ухо Ян. – Совсем. Меня пытались учить, но…
«Беда», – Тана прикусила губу. Она сама была не ахти какой плясуньей, но чтобы совсем не уметь танцевать… Как же тогда Ян раньше веселился? Неужто в углу на празднествах сиживал? Хотя с него сталось бы.
– Значит, сейчас будем учиться снова, – попыталась приободрить его Тана.
На самом деле, все оказалось не так уж плачевно. То ли Ян поскромничал, сказав, что не умеет танцевать, то ли просто не любил этого делать. Плясуном он оказался неплохим, ног ей отдавить не пытался. Но чувствовалась в его движениях некая скованность. Хель! Она совсем забыла про его больную ногу. Тана уже хотела остановиться и извиниться. Но Ян не дал, все увереннее и ритмичнее переставляя ногами под музыку. Через пару мгновений Тана уже и думать забыла обо всех неприятностях и мимолетном чувстве вины. Она кружилась и подпрыгивала, падала и подскакивала, и смотрела, смотрела, смотрела в эти светлые, почти белые глаза.
Раньше ей казалось, что они не выражают ничего, только отражают, словно стекло. Но там, там в глубине... Она попросту не смогла отвести взгляда. И он не отводил. Они все танцевали, танцевали, танцевали. А мир вокруг будто бы растворился. Осталась только музыка и эти глаза, обрамленные густыми золотисто-рыжими ресницами. Глаза, которые она запомнит. Даже если вдруг случится, что она больше никогда не увидит Яна... Даже если... Нет! Этого нельзя забыть. Музыка и глаза.
– Хе-хей! Меняемся партнерами! – Громкий крик Йорга «разбил глаза». И они разлетелись белесыми осколками во все стороны. На деле же Ян просто отвел взгляд. И стало пусто. Снова вернулся гул толпы гостей. Снова вернулись сами гости. Снова вернулся мир.
Яна подхватила какая-то чернявая крутобедрая девица в обтягивающих замшевых охотничьих штанах, перетянутых на поясе блестящим пестрым ремнем из кожи василиска. В штанах! Девица! Девица в штанах! А ее! Тану вырядили в это тряпье! Она даже не знала, что ее больше разозлило, штаны или Йорг, который втюхнул своему брату эти самые «штаны». Пестрый хмырь подхватил Тану и закружил в танце, не дав ей даже мига одуматься. И глаза у него были другие. Тоже белые. Но другие. Тана очень быстро прекратила танцевать, сославшись на усталость, и отошла в сторонку попить. Благо бочек в углу стояло аж четыре штуки.
Она встала у стены, опершись рукой о край одной из бочек, и глубоко вздохнула, пытаясь отдышаться. Ноги приятно гудели, по вискам текли капли горячего пота, а сердце прыгало в груди раненым кроликом. Отдышавшись, она ковшом зачерпнула студеной водицы и отхлебнула. Хорошо! Тана утерлась рукавом платья и отправилась к себе, переодеться. Она уже страсть как устала от бабьего тряпья.
В коридоре стоял полумрак, лишь редкие лампадки выхватывали из темноты гобелены на стенах. То покажется страшная морда зверя лесного, то красна девица с любимым в обнимку, то пахарь с запряженным в плуг горбатым волом. Она шла, наслаждаясь тишиной и темнотой.
Вдруг Тана услышала неясный шепот. Быстрый, яростный и неразборчивый, словно пламя лесное. Как будто кто-то сильно ругается, но не хочет, чтобы его слышали посторонние.
Тана затаила дыхание, не хотелось, чтобы спорщики ее заметили и решили, что она подслушивает. Она дернулась, шагнула назад, отступая. Дверь позади нее распахнулась, и в коридор выпали двое. Тана едва с ними не столкнулась. Но они, похоже, ее не заметили, явно занятые друг другом.
– Слушай! Хватит на меня наседать! Я сказал свое слово! Мне не нравится ваша затея! С самого начала не нравилась!
– К Хель все, Эйнас! Мне надоели твои нравоучения! Девчонку надо устранить!
Тана испуганно обернулась, и, зажав рот руками, как можно быстрее ретировалась в стенную нишу, аккуратно отодвинув стоявший там горшок с тещиным языком.
– А я говорю, что мы так до петли дойдем! Если все откроется, Волдо нас не простит. Хорошо, если повесит, а не сварит в кипящем масле! И какого Фенрира ты связался с этой шмарой?! Нам и вдвоем было неплохо. А теперь она мне всю плешь проела со своей ревностью! Говорит, что я лишний! Но к Хель все! Не трогайте Злоту, посадник такого не простит.
– Дался тебе этот Волдо. Тебе нравится быть судейником? Мы убьем Злоту. Потом устраним Волдо. А эта сука нам поможет. После мы избавимся и от нее. Но пока... пусть думает, что мы хотим посадить в кресло ее отродье. Я кнут, всего лишь кнут этого занюханного городишки, а могу стать посадником! А ты – воеводой. Мы сможем завоевать Иму! Вместе сможем! Ты и я!
– Ты хоть понимаешь, что ты несешь?! Как ты думаешь, что с тобой сделает Миата, когда узнает, что ты спишь с ней только власти ради? Поверь, уж она быстро внедрит в Ове законы Диадемы. Знаешь, что там делают с такими, как мы?! Раскаленный крюк в задницу и к Хель, все к Хель! Ты зарываешься, Брант!
– Заткнись, Эйнас, просто заткнись. Ты не знаешь всего. Мне до задницы Миата и ее принципы. Если бы мы с тобой вместе не прошли столь многое, я бы не стал с тобой возиться, пытаясь переубедить, – зло прошипел кнут. – Но ты, сучий потрох, дорог мне! А эта стерва с ее выблядком – путь к власти.
– А что ты собрался делать с Когеном? Думаешь, Ксанто тебе так просто отдаст влияние над волостью? Семья Ветродуя из поколения в поколение передавала это кресло Хель знает сколько сотен лет. Да. Он согласился на заговор. Но речь ведь шла о Чарне, а уж никак не о тебе. Ты хоть понимаешь, что он сразу же выдаст ее замуж за одного из княжьих отпрысков? Благо, у того их предостаточно. Выберет ей в пассии малолетку, они и вырастут в одной постельке. Прости, но ему будет проще нас раздавить изнутри или залить морской воды в легкие, чем допустить, что ты его кинешь. Откажись от идеи, Одином тебя заклинаю, да будут мне свидетелями Мунин и Хугин, да запечатлят они мои слова в вечной памяти своей.
– Трус! – Кнут прижал к стене своего собеседника, ткнулся лбом ему в лоб и несколько мгновений смотрел в глаза. Тане показалось, что прошла целая вечность, когда Брант развернулся и, больше не говоря ни слова, ушел.
Судейник сполз по стене, закрыл лицо руками. Сейчас она узнала его. В неверном свете лампадок она разглядела его тощую фигуру, одетую на этот раз не в красную мантию, а в простые тряпчаные штаны и свободную рубаху. Волосы, которые на помосте были стянуты в хвост, сейчас темными кудрями рассыпались по плечам. Лица она не видела. Но точно знала, что это Эйнас Благородный. Ей даже стало немного жаль судейника. Похоже, он действительно хороший человек, коль пытается остановить заговор.
Тана все стояла в нише и смотрела, ждала, пока он уйдет. А он все сидел и сидел, закрыв лицо руками. Она так и не поняла, плачет он или просто сидит. В любом случае, ей надо поспешить в зал и рассказать Его Сиятельству, что Злота до сих пор в опасности.
***
– Я очень рада, матушка, что мы пришли с тобою к соглашению. Доброго вечера тебе, до завтра! – И Злота, напевая какую-то песенку, выпорхнула из комнаты.
Дрина едва успела отскочить от двери, чтобы не столкнуться нос к носу с Ее Сиянием. Повезло.
Миата осталась стоять у окна, глядя куда-то в стену и накручивая на палец черный локон. Дрина тоже посмотрела на ту стену. Но ничего не увидев, фыркнула. Странные люди все-таки временами. Миата оторвала взгляд от стены и подошла к небольшому столику, стоящему напротив. Над ним висело круглое зеркало в золоченой оправе. Она уселась на мягкий стул и принялась разбирать прическу.
