Последние дни - И Сьюзен (библиотека книг TXT) 📗
По мере приближения к городу людей все больше и дорога уже не так напоминает лабиринт.
Наконец она почти свободна от машин, но не от людей, которые все смотрят на нас, но уже с меньшим интересом, словно движущийся по дороге автомобиль не является для них чем-то необычным. Чем ближе мы подъезжаем к городу, тем больше идущих по обочине людей. Они настороженно озираются при каждом звуке и движении, но остаются на открытом пространстве.
Когда мы въезжаем в сам город, повсюду видны разрушения. Сан-Франциско пострадал не меньше других, и сейчас он напоминает дымящийся постапокалиптический оплавленный кошмар из голливудского боевика.
Въезжая в город, я замечаю мост Бэй-Бридж, протянувшуюся над водой пунктирную линию, в середине которой отсутствуют несколько элементов. Я видела фотографии города после большого землетрясения 1906 года. Масштаб разрушений потрясал, и трудно было представить, каково это на самом деле.
Теперь мне уже не нужно ничего представлять.
Целые кварталы превратились в обугленные руины. Первоначальные метеоритные дожди, землетрясения и цунами стали причиной лишь части разрушений. Дома и инфраструктурные сооружения Сан-Франциско построены так плотно, что между ними и бумажку было не просунуть. Взрывы газовых труб повлекли за собой пожары, которые никто не тушил. Небо на много дней затянулось кроваво-красным дымом.
Теперь не осталось ничего, кроме скелетов небоскребов. Какая-то кирпичная церковь все еще стоит, устремив в небо ничего не поддерживающие колонны.
Я вижу плакат с надписью «Райский…ад». Трудно сказать, что именно он рекламировал, поскольку обгорел со всех сторон и на нем не хватает буквы. Вероятно, там было написано «Райский сад». Выпотрошенное здание позади него выглядит оплавленным, словно внутри бушует непрекращающийся пожар – даже сейчас, под чужим голубым небом.
– Как такое возможно? – Я даже не замечаю, что произношу эти слова вслух, едва сдерживая слезы. – Как вы могли так поступить?
Вопрос остается без ответа. Кто знает – может быть, Раффи лично ответствен за царящие вокруг разрушения.
Все оставшееся время он молчит.
Посреди мертвого города возвышаются сверкающие на солнце кварталы делового района, они выглядят почти нетронутыми. К моему крайнему изумлению, рядом с ним, южнее Маркет-стрит, раскинулся импровизированный лагерь.
Я объезжаю еще одну машину, считая ее брошенной, но та неожиданно трогается с места, и я давлю на тормоза. Водитель бросает на меня непристойный взгляд, проезжая мимо. На вид ему лет десять, и его едва видно из-за приборной панели.
Лагерь больше напоминает трущобы, где сбились в кучу после катастрофы тысячи беженцев, – такие в свое время показывали в новостях. Люди выглядят изголодавшимися и отчаявшимися, хотя, насколько можно понять, они все-таки не едят друг друга. Они дотрагиваются до окон машины, словно мы прячем некие богатства, которыми могли бы с ними поделиться.
– Давай сюда. – Раффи показывает на заполненную автомобилями стоянку. Я заезжаю туда и паркую машину. – Выключи двигатель. Запри дверцы и будь начеку, пока про нас не забудут.
– А забудут? – спрашиваю я, глядя, как двое каких-то парней забираются к нам на капот и устраиваются поудобнее на теплом металле.
– Многие ночуют в своих машинах. Вероятно, они ничего не станут делать, пока не решат, что мы заснули.
– Мы что, собираемся тут спать?
Последнее, чего бы мне хотелось после столь мощного прилива адреналина, – спать за стеклом в окружении отчаявшихся людей.
– Нет. Мы тут переоденемся.
Раффи достает с заднего сиденья свой рюкзак и извлекает ярко-красное платье, такое маленькое, что сперва мне кажется, будто это шарф. Подобное платье я как-то раз одолжила у своей подружки Лизы, когда она уговорила меня пойти в клуб. У нее нашлись поддельные документы для нас обеих, и мы бы здорово повеселились, если бы она не напилась и не ушла с каким-то студентом, после чего я добиралась домой в одиночку.
– Зачем это? – Отчего-то мне кажется, что на уме у него вовсе не клуб.
– Надень. И постарайся выглядеть как можно лучше. Это наш входной билет.
Неужели все-таки клуб?
– Ты ведь не уйдешь с какой-нибудь пьяной студенткой?
– Что?
– Не важно.
Я беру весьма откровенного вида платье вместе со столь же откровенными туфлями и, к моему удивлению, шелковыми чулками. Если Раффи чего-то и не знает о людях, женская одежда явно к этому не относится. Я пронизываю его испытующим взглядом, думая о том, откуда он почерпнул подобные познания. Он в ответ холодно смотрит на меня, не говоря ни слова.
Здесь нет уединенного места, чтобы переодеться вдали от назойливых взглядов расположившихся на капоте бездомных парней. Забавно, я до сих пор воспринимаю их как бездомных, хотя жилья теперь нет ни у кого из нас. Вероятно, в свое время это были местные хиппи – всего лишь пару месяцев назад.
К счастью, любая девушка знает, как переодеться на публике. Я использую свитер в качестве персональной ширмы. Натягиваю платье через голову, затем вытаскиваю руки из рукавов свитера и залезаю в платье. Затем спускаю его на бедра и снимаю ботинки и джинсы.
Подол слишком короток, и я тяну его вниз, пытаясь выглядеть хоть немного скромнее. Бедра слишком открыты, а мне вовсе не хочется лишнего внимания со стороны отчаявшихся мужчин.
– Другого выхода нет, – говорит Раффи, когда я с тревогой смотрю на него.
Ясно, что ему это тоже не нравится.
Не хочется снимать свитер. Возможно, я не чувствовала бы себя неловко в таком платье на вечеринке в цивилизованном мире. Я могла бы даже счесть его симпатичным, хотя на самом деле не имею об этом никакого понятия, поскольку не могу посмотреться в нормальное зеркало. Однако я чувствую, что оно слишком мало для меня. Не знаю, должно ли оно быть столь обтягивающим, но кажусь себе голой перед толпой дикарей.
Раффи нисколько не стесняется раздеться перед посторонними. Он снимает футболку и выскальзывает из рабочих штанов, облачаясь в белую рубашку и черные брюки. Как ни странно, ощущение того, что за мной наблюдают, мешает бесстыдно разглядывать его. У меня нет братьев, и я никогда прежде не видела, как раздевается парень. Вполне естественное желание взглянуть, разве нет?
Вместо того чтобы смотреть на него, я уныло таращусь на туфли с ремешками. Они того же ярко-красного цвета, что и платье, словно их предыдущая обладательница имела привычку подбирать одежду и обувь в цвет. Высокие тонкие каблуки словно специально сделаны для того, чтобы подчеркнуть длину ног.
– Я не смогу в них бежать.
– Тебе и не придется, если все пойдет по плану.
– Здорово. У нас всегда все идет по плану.
– А если что-то пойдет не так, бежать все равно будет бесполезно.
– Угу… что ж, драться в них тоже не получится.
– Я привел тебя сюда. Я буду тебя защищать.
Меня так и подмывает напомнить ему, что именно я выволокла его с улицы, словно мешок с картошкой.
– Что, и впрямь нет другого выхода?
– Да.
Вздохнув, я надеваю бесполезные туфли. Надеюсь, что не сломаю лодыжку, пытаясь в них идти. Сняв свитер, я опускаю солнцезащитный козырек машины, чтобы добраться до зеркала. Платье действительно обтягивает, но смотрится на мне лучше, чем я думала.
Однако мои волосы и лицо выглядят так, словно я полжизни провела в кишащем крысами шкафу. Я провожу рукой по жирным спутанным волосам. Мои губы обветрились и потрескались, щеки обгорели на солнце. На скуле чувствую синяк цвета манго, который мне поставил Боуден во время драки. По крайней мере, благодаря замороженному горошку щека не распухла.
– Держи, – говорит Раффи, открывая свой рюкзак. – Я не знал, что? тебе может понадобиться, так что выгреб все из шкафчика в ванной.
Прежде чем отдать рюкзак мне, он достает мужской смокинг. Я смотрю, как он мрачно таращится на пиджак, словно о чем-то размышляя, затем поворачиваюсь и лезу в рюкзак.
Там я нахожу гребень, которым расчесываю волосы. Они настолько жирные, что их легко уложить в прическу, хотя результат мне не слишком нравится. Находится и лосьон, которым я натираю лицо, губы, ладони и ноги. Хочется сковырнуть струпья на губах, но по опыту я знаю, что они начнут кровоточить, и оставляю их в покое. Я крашу губы помадой и ресницы тушью. Помада неоново-розовая, а тушь голубая. Не слишком привычные для меня цвета, но в сочетании с обтягивающим платьем я похожу на проститутку, что, насколько я понимаю, и требуется. Теней для век нет, так что я слегка подвожу глаза тушью для ресниц, еще больше подчеркивая свой непристойный вид. Найдя какой-то крем, смазываю им скулу, чувствуя, как он смягчает кожу.
