Шиза (СИ) - Алексич Егор (читаем книги онлайн бесплатно txt, fb2) 📗
После одного из таких моих показных закидонов меня перевели в другую камеру. Серую, чистую, со светом по режиму, кроватью, пристенным столом и прикрученным к полу стулом. Я мысленно поздравил себя с первой серьезной победой. Меня помыли из брандспойта, но я себя убедил, что это скорее можно назвать лечебным душем Шарко, так как вода была относительно теплая. Затем меня побрили, правда предварительно пристегнув руки к подлокотникам кресла. И дали серый комбинезон, взамен моей грязнющей и вонючей формы, и мягкие калоши. Оранжевые. Последний штрих так и остался для меня загадкой. Но в целом, меня перевели из разряда «ненужных пленных» в разряд «этот еще может пригодиться», я так для себя определил свое возвышение.
И я впервые выспался. Меня не поднимали, словно по тревоге, на очередной допрос. Тюфяк на кровати был достаточно мягким, однозначно мягче холодного бетонного пола. Хоть и нечего было подложить под голову, и одеяла не дали, но я остался доволен тем уровнем комфорта, который ощутил в первую ночь в новой камере. Всё познается в сравнении, и если ты сменил бетонный пол пусть даже на циновку, то циновка однозначно выигрывает.
Мне постоянно снилась Аська. Раньше я чаще вспоминал наши детские и подростковые годы, какие-то первые волнительные моменты между нами. Это, наверное, потому, что она уже была рядом, и её взрослую я видел рядом каждый день. Избирательность памяти акцентировалась на том, что я когда-то упустил. А теперь она мне снилась исключительно взрослая, та, которой мне сейчас не хватало. В своей любимой вышиванке. Иногда с венком на голове, который я ей сплел.
Через пару дней моего пребывания в камере класса «комфорт», когда я уже начал волноваться, что меня забыли, лязгнул засов, открылась дверь и вошел подтянутый мужчина в форме.
— Здравствуйте, Олег Тимофеевич. Меня зовут майор Титов, можно просто майор. Как устроились? — произнес он и подойдя к кровати, на которой я сидел, потыкал пальцем в тюфяк, словно проверял его мягкость.
— Здравствуйте. Лучше, чем несколько дней назад. — я старался соблюдать нейтральный тон, что бы не выглядеть подлизой.
— Олег Тимофеевич, у меня есть всего час на беседу с вами. К сожалению, до меня несвоевременно дошла информация о вашей поимке и о роде вашей деятельности на той стороне. — он неопределенно кивнул головой, указывая направление. — Поэтому в ближайшее время вы отправитесь в небольшое турне, так сказать. Тут я повлиять не могу.
Он сделал паузу, прошелся по камере и уселся прямо на откидной стол, правда оставаясь стоять на ногах. Иначе, я думаю, столик бы сложился под ним. Но всё равно, этот жест выглядел каким-то панибратским что ли. Я молчал, пытаясь сообразить, о каком «турне» может идти речь, и зачем майору Титову было на него влиять.
— Понимаете ли, меня очень заинтересовало два момента в протоколах ваших допросов. Да, да, я по роду своей деятельности имею доступ и к такой информации. Так вот, меня интересует ваша картотека ДНК и ваше предложение о сотрудничестве. Расскажите, об этой картотеке.
Я не видел смысла повторяться, пожалуй, в двадцатый раз об одном и том же, тем более, что у этот человек имел доступ к протоколам моих допросов. Но уходить от беседы нельзя, так как мне нужно было выяснить, зачем пришел этот Титов. Поэтому я всё же повторил свой рассказ, отвечая на его дополнительные вопросы и стараясь задать свои уточняющие. А потом набрался смелости и спросил:
— А почему лично вы интересуетесь этой картотекой?
Титов помолчал, но всё же ответил:
— Я ученый. И вы ученый. А опыт в науках, пусть даже со вражеской территории, иногда полезно перенимать.
Вот так сказал ни о чем, кроме как раскрыл информацию о своей принадлежности к ученым. Ну что же, на этом тогда и стоило играть.
— Было бы удобнее разговаривать, если бы я представлял область ваших научных изысканий. — я даже и не спрашивал, а как бы намекал ему.
— Было бы, но пока не будет. — отрезал Титов. — А пока что протяните, пожалуйста, руку вперед. Любую.
Я, не ожидая никакого подвоха, вытянул левую руку перед собой.
— Ладонью вверх, пожалуйста. — сказал Титов, и как только я исполнил его просьбу, то коротко и совсем не больно уколол меня чем-то в палец.
На пальце выступила капелька крови, а Титов уже убирал скарификатор в пластиковый футляр.
— До новых встреч. — сказал он и вышел из камеры.
Можно было не гадать, зачем у меня взяли анализ крови. Значит интерес к ДНК у противника весьма и весьма высокий, раз всё моё существование сейчас зависит от ценности информации о моем роде занятий.
Следующие несколько месяцев я был попугаем, или обезьяной, так как состоялось обещанное Титовым «турне». Я был выставочным образцом, который катали по военным частям противника для демонстрации. Невозможно было понять, для чего это делается, какой эстетический, патриотический да и вообще банальный житейский смысл такого мероприятия. Но то, что вид врага в клетке забавляет и веселит солдат противника, я усвоил хорошо. В актовых залах, на площадях, в казармах, везде, где меня выставляли, везде собиралась куча людей. По началу меня это испугало, потом разозлило, а через какой-то промежуток времени мне стало наплевать. И что бы как-то убить время, я изучал тех, кто глазел на меня. И что меня удивило, в некоторых взглядах я видел испуг, сочувствие и жалость. Таких, конечно, были единицы. Большинство смотрели с презрением, тыкали пальцем, кричали обидные слова. Поражали высокие армейские чины, которым вроде как следовало чинно и надменно оглядеть поверженного врага, а они как дворовые хулиганы тыкали в меня пальцем, ржали в голос и отпускали какие-то шуточки, от которых натянуто смеялась окружающая их свита. Я безучастно терпел всё это.
А еще со мной постоянно беседовал кто-то из офицеров. Для психологического давления что ли. Мне рассказывали про историю Орматии. Зачем? Но вся история со слов офицера выглядела как серия победоносных войн, операций по принуждению миру, антитеррористических операций. Я видел в глазах собеседника, в его манере рассказа полную уверенность в правоте насилия над правом. И боялся перебивать, хотя очень хотелось. Мне рассказывали, про то, какая у них сильная армия, что азарийцы даже сейчас прячутся под землю, лишь бы избежать наступления орматцев. Говорили о важности автаркии, о том, какую пользу несет изоляция страны от иного мира, сплошь пропитанного излишними свободами, а как следствие, развратом. Доказывали, что милитаризм есть самый правильный уклад общественных отношений, ибо определяет процесс и цели воспитания: по армейскому уставу всегда воспитывать легче, чем на основе сомнительных моральных ценностей, которые «еще проверять нужно». В общем, какого только пропагандистского бреда я не наслушался. Даже казалось, что я начинаю сходить с ума, и люди вокруг тоже.
Со временем я начал замечать, насколько это были разные военные части, люди в них, техника и окружающий мир. Чем дальше и дольше меня везли, тем более убого выглядели здания, тем осунуто и устало смотрелись люди, тем тише вела себя толпа при моем появлении. Складывалось такое ощущение, что жизнь в этой стране кипит ближе к центру, к столице, а может и к линии фронта. Столицу мне тоже удалось посетить, где пришлось лицезреть «золотоносных» генералов с лицами необычайной ширины. Я, кстати, был впечатлен помпезностью столичных строений, высотой домов, сочетанием архитектурной классики и вычурного новодела. Количество автомобилей и их современность говорили о высоком уровне достатка населения столицы. Хорошо, что автозак, в котором меня перевозили, был с окнами. Я словно путешествовал по Орматии, стараясь не замечать решеток на окнах, конвоя и последующие постыдные процедуры моей демонстрации. Когда бы я еще так покатался по стране врага.
А чем дальше в глубинку, тем меньше я замечал энергии в людях, словно они были высушены эмоционально и физически. Помню, как в одной военной части у моей клетки оказалась женщина с маленькой девочкой на руках. И я четко услышал, как мама сказала ребенку: «Этот дядя забрал твоего папу!». А ребенок не заплакал, не вскинулся гневно на меня, нет. Девочка просто положила головку на плечо маме и ответила: «Пойдем домой? Я так устала».. И этот жест выглядел таким взрослым, таким общим для всех, словно в этом зале стояли люди, которые давно уже устали, и им уже не важно, какой «дядя» забирает их отцов, мужей и сыновей.
