Ангрон: Раб Нуцерии (ЛП) - Сент-Мартин Иэн (книги без регистрации бесплатно полностью txt, fb2) 📗
— Ты задумал мятеж, — заметил Госс. — Заговор, чтобы свергнуть примарха. Допустим, такое вообще возможно, допустим, мы победим, и что, ты думаешь, произойдет тогда? Император будет безучастно смотреть, как мы бросаем Ангрона к Его ногам?
— Император создал Ангрона, — заговорил Бир, — и не может не знать, как страдает его сын. Мы должны объяснить Ему, на что нам приходится идти. Может, Он даже вышлет нам помощь, если мы отправим корабль…
— Нет, — твердо покачал головой центурион Восемнадцатой. — Ангрон — наш примарх, и мы должны разрешить эту ситуацию внутри легиона. Мы не имеем права взвалить этот долг на кого-то другого. Нельзя, чтобы Император и его кустодии выполняли за нас нашу работу. Мы сами приведем Ангрона к Повелителю Человечества.
— А если ты ошибаешься, и Император отреагирует иначе? Что, если Он сочтет, что легиону не должно восставать против своего повелителя, безумен тот или нет?
— Тогда я предстану перед Его судом, — ответил Магон. — И приму смерть как верный сын, с открытыми глазами и несломленным разумом.
— Я родился на Тронном мире, — впервые с начала собрания заговорил Астакос. — Как и все вы, я ступал по земле под Его знаменами, сражался от Его имени, едва научился ходить. Мы убивали всех, на кого Он указывал, включая тех, кто ранее шел за Ним. Мы свергали тиранов, безумцев и злодеев, ибо им не было места в задуманном Им Империуме. Нас всех объединяет общая мечта о грядущем. Если мы видим, что будущее, которое готовит для нас Ангрон, губительно для легиона, нам должно самим взять в руки свою судьбу.
Речь знаменосца сплотила собравшихся Пожирателей Миров. Центурионы кивали и почтительно склоняли головы в ответ.
— Значит, решено, — сказал Магон. — Будем действовать и спасем легион.
— Что именно ты предлагаешь? — спросил Госс.
— Во-первых, прототип, созданный Галаном, нужно уничтожить, как и знания, которые привели к его созданию.
— Я готов. — Вперед выступил Ганнон, его обычно приветливое лицо посуровело. — Скажи мне, что нужно сломать, и я это сделаю.
— Останови Галана и уничтожь его труды, — велел Магон.
Он окинул воинов взглядом.
— Те, кто воспротивятся нам, слепы, одурманены мощью примарха и его расположением. Но все же они наши братья, и мы стараемся ради их блага тоже. Наше предприятие не должно обернуться междоусобным истреблением. И без того наши руки запятнаны братской кровью.
По нагрудникам громыхнули кулаки. Пожиратели Миров дали друг другу клятву вместе противостоять тому будущему, в котором Гвозди Мясника поработят разум братьев. В груди Магона разлилось чувство гордости. Впереди ждал темный тернистый путь, но центурион был готов пойти на все, лишь бы спасти легион.
— Ангрон все еще спит. — Он взглянул на Бира, который кивнул в подтверждение его слов. — Когда примарх проснется, он будет уже на Терре пред Императором, который исцелит его истерзанный разум, — заверил Магон. — А великое открытие Галана так и останется для легиона тайной, ибо и прототип Гвоздей Мясника, и знания, как воссоздать их, станут пеплом.
18
Тетис снова глядит на арену — «горячую пыль» — глазами Ангрона. Снова ямы, снова рев толпы, снова к языку липнет привкус крови, столь густой, что вытесняет все прочие ощущения.
В воспоминании примарх сражается спиной к спине с Эномаем против орды зверолюдей. Козлоголовые мутанты изрыгают ругательства и проклятия, топчут песок потрескавшимися копытами вместо ног. Ангрон и его наставник остаются последними из двух десятков гладиаторов, кто вышли в тот день из пещер на арену.
Видение в сознании Тетиса вздрагивает. Во внезапно загустевшем времени топор Ангрона чудовищно медленно вскрывает незащищенную глотку завывающей бестии. Затем время вновь перескакивает вперед. Все зверолюди мертвы, а юноша и старик, окровавленные и вымотанные, выходят из схватки победителями.
— Не волнуйтесь, друзья! — Над раскаленным полем битвы с жужжанием воспаряют «змеиные глаза» и кружат вокруг гладиаторов. — Это еще не конец сегодняшних игр. Ангрон Непобедимый и Эномай, Медведь из Улл-Хаима, пережили встречу с гадкими смертоносными бестиями из южных джунглей. Они, как и вы, друзья мои, заслужили нечто особенное — уникальное зрелище, чтобы пощекотать вам нервы и подстегнуть азарт. Вы запомните его надолго.
Широкие врата арены распахиваются. В проеме показываются несколько закованных в цепи рабов, которые выволакивают на песок два измятых железных контейнера. Ангрон напрягает слух и за гомоном зрителей улавливает сипение частого дыхания и низкий рык, доносящиеся из клеток.
— Еще звери? — спрашивает он.
— Нет, — отвечает Эномай, не сводя глаз с клеток. — Нечто гораздо хуже.
— Дамы и господа, простолюдины и патриции, — выкрикивают «змеиные глаза», когда врата арены раскрываются, чтобы выпустить с арены охваченных ужасом рабов. — Представляю вам Ыркониса и Туригидона из Кадэры.
Толпа взрывается восторженными криками. Ангрон видит, как амфитеатр вокруг него колыхается волнами, когда зрители начинают скакать от нетерпения. Створки закрываются, и из клеток выбираются огромные неповоротливые существа.
Оба гладиатора — гиганты-недолюди, не уступающие Ангрону телосложением. Они облачены в плохо прилаженные доспехи из прочного черного железа, которые щетинятся шипами, увешанными выделанной человеческой кожей, и позвякивают цепями с голыми черепами на крюках. Один гладиатор вооружен парой моторизированных топоров чудовищных размеров, по одному в каждой руке, а другой — шипастым кистенем, прикованным к левой руке длинным отрезком массивной цепи.
Шлемы недолюдей венчают «воздаятели» — пара заточенных железных рогов. Главным образом по этой метке, а не по иным признакам, Ангрон понимает, что эти воины ступили на путь берсеркера слишком давно и больше не хотят ничего, кроме крови. Свирепость и жажда насилия не позволяют держать меченых «воздаятелями» вместе с остальными рабами, иначе общие пещеры стали бы огромной могилой. Вне арены таких воинов приковывают цепями в темных клетках, вдали от теплой крови, способной ненадолго унять их жажду.
На арене же берсеркеры не испытывают недостатка в кровопролитии. Они сражаются только в боях всех против всех.
Ангрон замечает стальные кабели, ниспадающие из-под их шлемов на плечи, — металлические косицы усилителей агрессии, называемые Гвоздями Мясника. Ходят слухи, что имплантаты вычищают из разума все чувства, кроме гнева, и терзают носителя за каждую мысль не об убийстве.
Юноша пересчитывает черепа, украшающие мятые доспехи гладиаторов.
— Кадэрцы, — говорит он Эномаю. — Помню, ты рассказывал мне, как эти двое перебили сотню гладиаторов, и что груды тел поднимались так высоко, что этой парочке пришлось буквально прорубать себе путь к выходу из горячей пыли.
— Те, кому насильно вживляют Гвозди, — кивает Эномай, — превращаются в устрашающих чудовищ. Воин, который хочет жить, обречен в схватке против того, кому все равно, выживет он или нет. — Он наклоняется ближе. — И хорошо запомни, Ангрон, каждый воин хочет жить.
Старый гладиатор шагает в сторону кадэрцев и плашмя ударяет клинком по щиту.
— Желаю тебе удачи в грядущем бою и покоя в небытии.
Кадэрцы, эти рогатые берсеркеры, не произносят ни слова, лишь трясутся и вздрагивают от спазмов, когда имплантаты иглами впиваются им в мозги. С ревом, от которого на миг затихает даже публика, они срываются с места.
Воспоминание о битве с кадэрцами расплывается и ускользает, но Тетису передаются все ощущения его отца в тот день. Детали мелькают, как будто всплывая на поверхность черной воды, прежде чем снова погрузиться на дно.
Библиарий задыхается от пронзительной боли, увидев, что кадэрец хлестнул бок Ангрона своим кистенем, и цепенеет от ужаса, глядя, с каким трудом Эномай выживает в этом бою. И тогда Тетису открывается нечто, чего он никогда раньше не замечал за отцом.