Хроноагент - Добряков Владимир Александрович (бесплатные онлайн книги читаем полные .txt) 📗
— “Сохатые”! Я — 65-й. Идем на перехват нижней группы. Держать боевой порядок! Будем проходить сквозь строй! За мной!
Лосев пикирует, за ним идут две наши эскадрильи. А “мессеры” все ближе, они тоже идут четким строем. Вот они выходят на дистанцию прицельного огня, и совсем близко начинают мельтешить огненные трассы. Сейчас самое главное — не шарахнуться, не поломать боевой порядок эскадрилий. Это называется идти сквозь строй. Неплохое испытание для нервов. Хорошо еще, что сближаемся мы почти на встречных курсах и “мессерам” остается слишком мало времени для прицельного огня. Быстрыми тенями проскакивают они над нами, взяв чуть выше, чтобы избежать столкновения. Пронесло! Теперь все внимание — той группе, что атакует “пешек”.
Впрочем, не всем повезло. Трое наших, оставляя дымные следы, идут со снижением на юг. Они пытаются дотянуть до плацдарма. Дотянут ли?
Но беспокойство за их судьбу быстро вытесняется на второй план. Теперь наша очередь пропускать, а точнее, не пропустить немцев сквозь свой строй. Наши трассы отсекают “мессеров” от “пешек”. Загорается один “мессер”, другой. Остальные не выдерживают и отворачивают. Наша эскадрилья, развернувшись, атакует их с фланга, а первая, во главе с Лосевым, заходит на них сзади и снизу. Еще один “мессер” посыпался вниз, оставляя за собой шлейф черного дыма. Немцы не выдерживают и уходят на высоту.
— “Тиграм” в пасть полезли, — ловлю я чьи-то слова в эфире.
А где первая группа “мессеров”? Вот они! Разворачиваются для атаки. Замечаю, что на хвостах у них блестят золотые пятна. “Нибелунги”! Эти не пытаются атаковать “пешек”, знают, что мы их к ним не пустим. У них другая задача. Они пришли по наши души! Сейчас они пытаются занять выгодное для атаки положение. Но вверх не лезут. Они уже попробовали наш “бутерброд”, он им не понравился.
“Пешки” спокойно, как на полигоне, пикируют и обрабатывают свои цели, словно то, что происходит в пятистах метрах над ними, не имеет к ним никакого отношения. Молодцы! Правильно мыслят.
А мы тоже маневрируем, не даем “мессерам” атаковать нас и пытаемся атаковать сами. И Лосев, и ведущий “Нибелунгов” на ходу изобретают хитроумные “крючки”, которые повторяем и мы, и немцы. Но, видимо, противники оказались достойны друг друга. Мне это напоминает прочитанное когда-то, как в XVII-XVIII веках эскадры враждующих кораблей по несколько недель маневрировали друг вокруг друга, пытаясь “забрать ветер” у противника. Чем же закончатся наши попытки “забрать ветер”?
Кончаются они тем, что сразу два “Нибелунга”, загоревшись, идут к земле. Увлекшись нами, они не заметили пикирующих сверху “МиГов”. Честно говоря, я их тоже не заметил. А “тигры”, расправившись с теми, которых мы к ним загнали, решительно положили конец нашему хороводу. “Нибелунгов” как ветром сдуло. Мы не преследуем их. Наше дело — охранять “пешек”. А те уже закончили работу и собираются в девятки курсом на северо-восток. У них потерь нет.
Я осматриваюсь и не нахожу в строю Баранова.
— Сашок, где Иван? — спрашиваю я у его ведомого.
— Сбили. В первую же минуту, — отвечает он, тяжело вздыхая.
Вот, значит, кому не повезло. Эх, Ваня, Ваня! Остается только надеяться, что ты дотянул до плацдарма и сумел выброситься там с парашютом. Но надо еще дотянуть…
Ольга сидит на снарядном ящике вся зареванная и жалобно смотрит, как я вылезаю из кабины и освобождаюсь от парашюта.
— В чем дело, почему слезы? — интересуюсь я.
— Вернулся, — говорит она, шмыгнув носом.
— Вернулся. И по этому поводу плакать надо?
— Ох, командор, не говори, — объясняет Крошкин. — Когда вы начали заходить на посадку, она бросилась вас пересчитывать. Троих недосчиталась — и в слезы: “Это он не вернулся! Я знаю!” Я ей показываю: “Да вон он, садится уже!” Не верит. Только как ты на стоянку заруливать стал, тогда и успокоилась. А тезка мой где?
— Сбили его “Нибелунги”. Не знаю, удалось ли до своих дотянуть.
Иван мрачнеет, а я спрыгиваю на землю и подхожу к Ольге. Она обнимает меня и прячет лицо у меня на груди.
— Вернулся. Живой. Слава богу!
— Нет, подруга, так не годится! Обещай, что будешь плакать только тогда, когда я действительно не вернусь.
Ольга испуганно смотрит на меня, а я говорю:
— Ну а я постараюсь сделать все, чтобы плакать тебе не пришлось.
— Обещаешь?
— Обещаю. Но и ты обещай мне, что больше не будешь встречать меня вся в слезах.
— Обещаю.
— Вот и хорошо! Думаешь, легко воевать, когда знаешь, что в этот момент на земле по тебе ревут?
На разборе полетов Волков дает всем высокую оценку.
— Так и в дальнейшем действовать надо. Баранова, конечно, жаль, но ничего не попишешь. Погиб как солдат.
— Может, он и жив еще, что ты его хоронишь? — говорю я.
Волков качает головой.
— Нет. Жучкову уже сообщили. Никто не смог дотянуть, все упали.
— А ведь я не хотел его брать в этот полет. Он только что из разведки вернулся, — говорю я, вспомнив короткий разговор с Барановым перед взлетом.
— Значит, судьба его такая. Теперь до 17.30 находимся в боевой готовности. Если за это время нас не поднимут, то больше сегодня не полетим.
Иван приносит на стоянку два котелка с борщом и макаронами с мясом.
— Пообедайте, — предлагает он мне с Ольгой.
Ну не техник у меня, а золото! И об этом позаботился. Сергей, пока мы обедаем, деликатно покуривает в сторонке, потом подсаживается.
— Ну как, наелась?
— Ну вас и кормят! Я с самого начала войны так не ела.
— А ты как думала! Мы же аристократия! Курить еще не научилась?
Ольга ошалело смотрит на него и мотает головой. А он смеется.
— Ну а как насчет спирта? Пьешь?
— Да иди ты в баню! У меня вон руки от него уже шелушатся, я запах его без содрогания вспоминать не могу, а ты — пить!
— Ну а водку принимаешь?
— Что ты привязался, Сережка?!
— Я к чему. Если ты у нас до шести задержишься, то как раз с нами поужинаешь, а водки у нас сегодня будет предостаточно.
— Откуда это?
— Ну, по сто законных, сто — Андрею, за “мессера”. Двести — мне, за двух. Это уже — пол-литра. Будет чем Ивана помянуть… да еще его сто! А вам водку выдают?
— Дают, но я свою дяде Андрею отдаю.
— Ну и зря! После тяжелого дня очень способствует, это я тебе как врачу говорю.
— Что ты пристал к ней с этой выпивкой, ей-богу! — не выдерживаю я. — Нельзя о другом поговорить?
— Тоже верно. Расскажи-ка, Олененок, как ты вырвалась от немцев из Кобрина?
Ольга снова начинает рассказ о своем страшном пути, теперь уже подробнее и спокойнее. А я слушаю вполуха, и перед моим взором встают пыльное шоссе, забитое горящими машинами, горящие поля, леса и поселки. Над головой постоянный гул моторов, вой бомб, треск очередей. Сзади, всего в нескольких километрах, ревут танки, грохочет канонада и трещит совсем близкая перестрелка. А на этой дороге — насмерть перепуганная девчонка с ужасом смотрит в небо и думает, что этому никогда уже не будет конца.
Как сказал Иван Тимофеевич? Почему молоденькая неопытная девчонка могла оказаться удачливее других, если из Кобрина сумели вырваться и добраться до Бобруйска буквально единицы? У нее не было никаких шансов. Это просто чудо, что она сейчас сидит здесь, с нами, и рассказывает о том, что уже позади.
Время идет, а нас все не поднимают. Похоже, что день должен завершиться спокойно. От этого мы уже успели отвыкнуть. Так и есть. В семнадцать тридцать мимо стоянки проходит Волков.
— Все, мужики, можете приводить себя в порядок и собираться на ужин. Дежурит сегодня четвертая.
Сергей срывается с места, догоняет Волкова и на ходу о чем-то с ним договаривается. Тот кивает, и Сергей куда-то убегает.
— Посиди здесь, — говорю я Ольге, — я пойду переоденусь.
— Значит, больше вы сегодня не полетите? — спрашивает она.
Киваю и ухожу к своей палатке. Там я сбрасываю провонявший бензином комбинезон и надеваю полевую форму. Вопреки уставу, мы сохранили свои синие довоенные пилотки. Начальство на это смотрит сквозь пальцы.
