Бешеный прапорщик. Части 1-19 (СИ) - Зурков Дмитрий (книги онлайн бесплатно серия .TXT) 📗
– Вы кто… братцы?.. – Хриплым голосом задает вопрос самый смелый, видно, вожак.
– Свои мы, свои. – Чтобы окончательно прояснить обстановку, представляюсь. – Штабс-капитан Гуров.
Вожак пытается встать по стойке «Смирно», но его ведет в сторону, подхватываю за рукав, чтобы не упал.
– … Вашбродь… Унтер-офицер… Фесь… – Непослушные дрожащие губы не дают ему говорить. – Феськин… Спаси вас Господь, люди…
– Погоди, потом будем разговоры разговаривать! – Оборачиваюсь к стоящим сзади бойцам. – Свистните наших! Всех отсюда – в тепло, к печке. Быстро!
Изба рядом с вокзалом оказалась чем-то вроде конторы. Большое, хорошо протопленное помещение, три стола завалены какими-то бумагами, чугунная буржуйка раскалилась чуть ли не докрасна. Возле стены стоит, высоко подняв руки, какой-то немецкий чинуша, рядом, сидя на стуле, держит его под прицелом боец-конвоир. Завидев меня, вскакивает, от его резкого движения ганс встает аж на цыпочки, стараясь достать своими грабками до потолка.
– Ты откуда его выкопал? – Спрашиваю у бойца, пока народ помогает нашим пленным расположиться поближе к печке.
– В чулане прятался. Накрылся мешками, да в угол забился. Я как туда зашел, шевелить все начал, он и дернулся. Я с испугу ему с ноги и врезал. – Парень, широко улыбаясь, излагает свою версию произошедшего. Ага, так я и знал, что моих орлов в темном чулане можно испугать до смерти. Того, кто пугать надумал. Этот еще легко отделался, только под глазом фонарик светиться скоро будет…
Делаем ужасное выражение лица кровожадного русского варвара и начинаем разговор:
– Wer derart? (Кто такой) Daß ihr da machen? (Что вы здесь делаете) Antworten! (Отвечать)
– Intendanturrat Mogl! – Штафирка отклячивает филейную часть, пытаясь вытянуться во-фрунт с задранными лапками. Ага, интендант – это есть зер гут! Эта публика очень многое знает. Что, кому, куда и сколько. Но это – потом, а сейчас…
– Продукты, чтобы накормить пленных сюда! Бегом!
Складской крысеныш моментально уносится в чулан, понимая, что его самочувствие напрямую зависит от проворности. Киваю бойцу, чтобы присмотрел за ним.
Появляется Михалыч с докладом, что прибыл Дольский с остальными, посты расставлены, инвентаризация идет полным ходом. Затем вопросительно смотрит на меня и еле заметно кивает на отогревающихся. Так, сейчас мы вам, ребята, небольшой допинг устроим. Достаю свою карманную емкость для антишокового, протягиваю унтеру-вожаку.
– Давай, служивый, прими немного для сугрева.
Митяев тоже пускает свою фляжку по кругу, освобожденные пленники начинают оттаивать в прямом и переносном смысле, жмутся поближе к буржуйке, растирают руки, кто-то еле слышно стонет. Прискакавший обратно немец вываливает на один из столов консервные банки и пачки галет, взгромождает на печку большой чайник и преданными глазами дворняжки смотрит на меня. Показываю ему жестом, мол, открывай свои деликатесы. С большой опаской глядя на конвоира, ганс берет в руки консервный нож, напоминающий помесь двузубой вилки и миниатюрного серпа на деревянной ручке, и начинает накрывать на стол. А я слушаю унтера Феськина, который заплетающимся от водки и отходняка языком рассказывает о том, как они здесь очутились.
– … В плен попал под Вильной, германцы нас окружили, стали с пулеметов палить. Когда патроны у нас скончились, ротный и говорит, мол, сдавайтеся в плен, ребята, все одно лучше, чем за так погибать. А потым ушел за деревья и застрелился из револьверта… Кхе-хр… Гнали нас недалёко, тамочки же под Вильной, тока с другой стороны, лагерь был… Да, и какой там лагерь, – название одно. Столбы колючками своими обтянули, да часовые ихние ходить начали. Всучили одну железную миску на двоих и сказали, штоб мы ими землянки себе рыли. Жрать давали – совсем ничего. Две брюквины, чаще подгнивших, хлеб из опилков, да мучной болтушки немного, как скоту какому, и все. Спали на земле, тока кады снег лег, бараки из жердей построили. А погодя малость отобрали, значицца, самых сильных, да здоровых, и сюда загнали, дорогу ентую строить… Скока тут народу-то полегло, почитай, промеж пяти шпалов один расейский мужик лежит. Всё лопатами, да носилками делали. Поднимали нас с самой зарею и – до темна. Ежели норму за день не сделаешь, жрать не дадут, да ешо палками, аль плетками отходят, да так, што назавтрева и не подняться… Кха… Хргм…
– Ладно, друг любезный, иди-ка подкрепись малость, потом поговорим. – Прерываю зашедшегося в кашле унтера. – Вон, видишь, официант уже все приготовил.
Пленные, заполучив по вскрытой банке, пальцами жадно выковыривают мясо и проглатывают его, почти не жуя. Э, так дело не пойдет!
– Вы, братцы, не торопитесь, никто не заберет. А то наглотаетесь сейчас, потом все обратно полезет. Кстати… – Поворачиваюсь к немцу. – Я не понял, где чашки и ложки с вилками?
М-да, почти мировой рекорд! Метнулся, аж теплый ветерок по комнате загулял. Двадцать секунд, и все на столе, а ганс снова застывает в положении «Чего изволите?». От лицезрения этой картины меня отвлекает Анатоль.
– Денис, я с бойцами по пакгаузам прошелся. Снарядов нашли три десятка ящиков, консервы для железного пайка, ну да нам, скорее всего, ни то, ни то не пригодится. А вот немного сена для наших лошадок и патроны приказал погрузить в сани.
– Добро, если надо будет, пешком пройдемся, чай, не бояре…
Разговор прерывает появление нового персонажа. В сопровождении одного из бойцов в конторе появляется старый седой еврей в драном, таком же старом, как и он, пальто и в чем-то отдаленно напоминающем треух. Мельком глянув на жующих, он сдергивает шапку с головы, одновременно низко кланяясь, и обращается сразу к нам обоим, не сумев выделить самого большого начальника.
– Здгавствуйте, господа офицегы… Меня зовут Шмуль Нахамсон и таки я являюсь стагостой етого местечка.
– Здравствуйте, почтенный. Чем обязаны визиту? – Дольский, несмотря на некоторый комизм ситуации, полностью серьезен. – Что-то случилось?
– Господин офицег, слава Всевышнему, нет. Но мы очень опасаемся, что может случиться…
– Проходите сюда, садитесь, отдохните с дороги. – Оборачиваюсь к немцу. – Stuhl! (стул)
Тот со всей поспешностью, на какую способен, ставит поёрзанный венский стул перед удивленным до невозможности стариком. Несколько секунд на раздумье, потом осторожность старого еврея берет верх.
– Господин офицег, я очень благодаген, но лучше я постою… Таки я только хотел попгосить господ офицегов, чтобы ваши смелые солдаты не забигали у нас последнее. Эта зима была очень суговой и, несмотгя на то, что некотогые люди умегли на тяжелой габоте, еды осталось очень немного…
– Не понял, кто-то из наших пошел по домам?
– Нет, что вы, господин офицег! – Старик взволнованно выставляет перед собой сморщенные руки. – Я таки хотел пгосить, чтобы етого не случилось!
– Виноватый, Вашбродь… – Подает голос уже наевшийся Феськин. – Оне тож на узкоколейке работали. Да и германцы всех ихних баб снасильничали…
– Да, Гегманские солдаты очень плохо обходились с нашими женщинами… – Староста печально качает головой. – Нескольких даже убили за то, что они не хотели…
Ну, нифига себе в сказку попали, точнее, в жизнь вляпались!.. Анатоль с полувзгляда понимает невысказанное и одобрительно кивает.
– Вот что, почтенный… Как представитель русского командования разрешаю забрать все продовольствие, оставшееся на складе. И сено для скота – тоже, если он остался. Мы сейчас загрузим несколько саней и отвезем консервы в деревню. Надеюсь, вы сможете справедливо распределить продукты среди людей?
Старик превращается от услышанного в соляной столб, затем пытается бухнуться на колени, чего мы ему, конечно, не позволяем, и в состоянии обалдения удаляется нести радостную весть своим соплеменникам. А я, достав папиросу, пытаюсь задуматься о смысле бытия, но мое внимание снова привлекает унтер Феськин.
– Вашбродь, дозвольте обратиться!.. А чегой будет с германцами?.. Ну, которых ваши возле барака спутали?..
