Тьма на пороге (СИ) - Махавкин Анатолий (читать полную версию книги TXT) 📗
— Я к тебе сегодня вечером зайду, — говорит Кротова. — Есть чуток наливки, делала в прошлом году. Отпразднуем сегодняшние приключения, выпьем за их благополучное завершение.
— Отставить, — говорит Федя, приближаясь к нам. — Только одному по ушам надавал за поползновения, а тут уже эти двое договариваются.
— Молчанов, — Надя хмурит брови. — Ты меня с тем охламоном не сравнивай. Я по сто грамм, для настроения, а не килограмм в одно рыло. И вообще, будь человеком, чай не каждый день выпиваю, а раз в столетие.
— Ну, если сто грамм, — Молчанов садится за руль. — Тогда разрешаю.
За всем этим трёпом, я как-то забываю, что на сегодня ко мне уже собирается прийти одна гостья. А после просто не знаю, как отказать Надежде. Подумав, мысленно машу рукой: может Настя уже закончит свои медицинские эксперименты, к тому времени, как придёт Надя.
Машин на улицах мало, что и неудивительно: по радио то и дело звучит предупреждение, чтобы жители не высовывались без особой причины. То же самое, как я понимаю, передают по телеку и высылают на телефоны. Посему, по большей части попадаются полицейские патрули и ирбисы. Пару раз нас останавливают и проверяют документы. Извиняются и пропускают.
— Дебилизм, — бормочет Надя. — Нет, ну в самом деле, неужели они думают, что твари станут разъезжать на тачках?
— Что-то не то, — соглашается с ней Фёдор. — Папа прав: приближается какая-то жесть. Блин, надо думать, как отразить внешнюю угрозу, а нас — сплошные подковерные дрязги. Так и весь город недолго просрать!
— Не просрём, — говорю я, но без особой уверенности. Уж кто-то, кто-то, а я точно знаю, что далеко не всё заканчивается хорошо.
У въезда во дворик перед общагами нас останавливают ещё раз. В этот раз — только свои. Документы, понятное дело, не проверяют, зато сообщают о новшествах в безопасности. Жабы организовали патрули, которые имеют право в любое время дня и ночи проверять комнаты. Посторонним вход категорически запрещён и ещё миллион других ограничений.
— Совсем башкой трахнулись, — комментирует Надя, вылезая из машины. — Пусть ещё гинекологов привлекают, с проктологами, чтобы проверяли. Если какая-то жаба ко мне сунется, в тыкву прорежу.
— Завтра позвоню, — говорит Фёдор. — Пока всё в подвешенном состоянии, но у Папы имеются определённые мысли, так что особо не засиживайтесь и не больше ста грамм, ясно?
— Чего же тут непонятного? — почти в унисон говорим мы и улыбаемся друг другу. Федя ворчит и уезжает.
— Пойду, приготовлю всё к нашему интиму, — говорит Надя и в ответ на мой вопросительный взгляд, успокаивает. — Лёнечка, не бойся, я на твою девственность покуда не покушаюсь. Покуда…
Ну раз так, я иду к своему блоку, поражаясь непривычной тишине и пустоте между корпусами. Даже на балконах не заметно курящих, как это бывает обычно по вечерам. От всего этого становится тревожно и ощущается холодок в груди. Да и ощущение стремительно приближающейся беды. Уже в который раз, за последние дни.
На вертушке сидит не Валентин Степанович, а какой-то незнакомый мужик в штатском. Он долго изучает мои документы, сверяется со списком в планшете и кому-то звонит, отворачиваясь и приглушая голос. Естественно, со мной подобные штуки не проходят, и я отлично слышу, как голос говорящего, так и того, кто ему отвечает. Жабы, как я и думал. Жабы и пиджаки. Мужику советуют ничего не предпринимать и говорят, типа всё под контролем.
На этажах тоже тихо. Нет обычной беготни из комнаты в комнату, разборок на лестничных площадках и курильщиков возле пепельниц. Как повымерло. Всё это, плюс события прошедшего дня заставляют нервы напряжённо трепетать, в ожидании…чего? Нападения из-за угла? Атаки со спины. Я буквально ощущаю чьё-то тяжёлое дыхание за плечом и вижу, как на мою тень падает другая — выше и гуще.
Нервозность не спадает до самой комнаты и увидев приоткрытую дверь я ощущаю облегчение: ну, сейчас-то всё и начнётся. Приготовившись встретить если не мутанта, то отряд вооружённых жаб, я резко распахиваю дверь…
— Извини, — говорит Настя, сидящая на диване рядом с открытым чемоданчиком, — решила не откладывать в долгий ящик.
— Ты, — я тру лоб, — но как ты смогла так быстро?
— Опять подозреваешь? — она невесело улыбается. — да, Лёня, представляю, как тебе тяжело. Ещё раз, прости. Ребята из медцентра подвезли, поэтому и не стала напрашиваться к Молчанову.
— Только поэтому? — я снимаю куртку и вешаю в шкаф. — Ладно, ты тоже не сердись, когда я задаю идиотские вопросы: у меня в башке сейчас такая кутерьма…
— Садись. — Михальчук поднимается и достаёт из чемоданчика непривычно большой инъектор, ампулы у него установлены в своего рода барабане — четыре штуки, все разных цветов. — Видал, какого монстра для тебя приготовила? Эксклюзив, если что.
Из приоткрытого окна веет прохладой и слышен далёкий звук сирены. Вот и вся наша теперешняя романтика: вечер, мы двое и шприц. А всё это под аккомпанемент тревожных сирен. Я обнажаю руку, но Анастасия качает головой:
— Э-э, нет, раз уж мы уединились — снимай штаны.
— А говорила свечи не потребуются, — я ложусь на живот. — Может, музычку включить?
— Ковырять пятую точку под вальсы? — Михальчук смеётся, причём в её смехе почти нет напряжения. — Лёнь, да ты — истинный романтик.
— Хочешь сказать, что твои вкусы не изменились? — я поворачиваю голову и вижу, как Настя кивает. — Ну, это в музыке, а в мужиках, как я погляжу — очень даже.
— Хочешь сделать больно? В отместку? Валяй, я уже привыкла. Егорова я, к твоему сведению, никогда не любила, как и он меня. Он вообще никого и ничего не любит, кроме власти, почему и спит со всеми бабами, которые находятся у него в подчинении. Думает, что получает над ними дополнительную власть. Когда понял, что со мной это не работает, тут же отстал.
— А ты почему, тогда с ним? — тихо спрашиваю я. — Если не любила?
— Потому что, Лёнечка, женщинам тоже нужна полноценная взрослая жизнь. И если любимый мужчина далеко и ко всему прочему женат, то почему бы не использовать того, кто рядом и не вызывает отторжения. Тогда, не вызывал.
— Не помешаю? — я поворачиваю голову и вижу Надю, стоящую у двери. В одной руке у Кротовой — бутылка, в другой — сумка, по виду — тяжёлая. — Я вижу тут у вас веселье в полном разгаре.
— Интим, можно сказать, — сухо отвечает Настя и я ощущаю сильный укол, от которого позвоночник сворачивается в спираль, а перед глазами порхают бабочки вперемешку со звёздами.
— Ёкарный бабай, — в глазах темнеет, но тем не менее, я тороплюсь натянуть штаны. — Как же это прикольно! Как дубиной по башке.
— Может я позже зайду? — хмыкает Надя. — Пока вы тут…
— Я уже ухожу, — сквозь туман в глазах вижу, как Михальчук прячем инъектор в чемоданчик. — Лёня, если почувствуешь себя плохо, немедленно звони. Спиртное в больших количествах не рекомендую. В принципе, вообще бы нежелательно, но…
Пока я стою, совершенно дезориентированный, Настя закрывает чемоданчик, поправляет пиджак и неожиданно целует меня в губы. Потом идёт к двери, по дороге останавливается и смотрит Наде в лицо. Та щурится. Обе шепчут что-то короткое. Странно, но я не слышу ни звука. Дверь захлопывается за спиной Анастасии и Надежда идёт ко мне.
— Ну вот обязательно что-то да испортит настроение, — бормочет женщина. — Сначала этот мудень на вертушке, вот вынь ему да положь, к кому я иду и с какой целью. Да может трахаться иду, — Надя косится на меня, но я никак не реагирую. — твоё какое собачье дело, жаба? Поймай себе гадюку, да издевайся.
— Ты же ему это не говорила? — она ухмыляется. — Ох, Надя, небось ещё и не так сказала? Ну, точно! Ну ты и засранка. Опять Папе жаловаться побегут.
— А, пускай, мне не привыкать, — странно, но эта её фраза как-то переплетается с похожей, которую я слышал от Насти. Тем временем Кротова ставит на стол бутылку, до половины заполненную золотистой жидкостью. Из сумки появляются миски и кастрюли. Пахнет очень вкусно. — Вообще-то, готовила вчера, так что вкус — уже не айс. Ну, ты уж прости.
