Крымский цикл (сборник) - Валентинов Андрей (электронную книгу бесплатно без регистрации .txt) 📗
Когда «царь Антон» приплыл к Крымским берегам, он даже не решился сойти на берег. Так и проторчал на феодосийском рейде, покуда не подписал отречения и не убрался прочь. А вот сейчас – ничего, бодр и крепок, статьи пописывает и нас, сирых, уму-разуму учит. А виноват во всем, само собой, Яков Александрович.
Скажу сразу, что о политических, так сказать, аспектах крымской эпопеи у меня нет охоты писать. В севастопольских интригах не участвовал, у Барона чай с ромом не пил, а посему буду излагать то, что видел своими глазами. Там, у Мурза-Каяш и Уйшуни политические сплетни интересовали нас мало. И такие глобальные события, как приезд и отъезд Барона, визит одесского героя господина Шиллинга или та же миссия полковника Ноги, который еще не был тогда генералом, до нас, окопников, просто не доходили. Мы удивились только один раз, позже, когда узнали о назначении главкомом Русской Армии Барона. Его знали плохо и, честно говоря, надеялись, что главкомом будет все же Яков Александрович.
Уже потом мне объяснили, что у Барона в портфеле был план земельной реформы для всей Руси Великой. А вот у Якова Александровича такого плана не было. Равно как и портфеля, между прочим, – он ходил, как и все офицеры, с полевой сумкой. Помог нам план Барона, как же. Тачанки господина Каретника поставили на нем окончательную резолюцию в ноябре, на песчаном пляже Литовского полуострова.
Однако же, пора вернуться к дневнику. Три дня после боя мы стояли в Уйшуни. Я написал в эти дни чуть ли не десять листов, радуясь нашей призрачной победе и свободному времени. А между прочим, победа стоила нам дороже, чем казалось на первый взгляд, а свободное время привело к тому, что в отряде начало твориться всякое.
Конечно, все быди рады, что остались живы. Люди реагировали на это по-разному. Одни, как например, поручик Голуб, попросту заваливаются спать и мирно пребывают в объятиях фронтового Морфея что называется, до упора. Я бы сам последовал примеру поручика, но не все в отряде отдыхали так тихо, вдобавок, штабс-капитан Дьяков на следующее утро отправился в Карасубазар узнать, где его семья, и мне пришлось заниматься делами всего отряда. К сожалению, Уйшунь – не наш безлюдный хутор. К сожалению, поскольку здесь был самогон, который можно было запросто купить, и мирные обыватели, которых можно было так же запросто грабить.
В первый же вечер я выставил караулы из юнкеров и перехватил семь бутылок «огненной воды», которую тут же отправил в лазарет для использования в дезинфекционных целях. На этом я счел свою миссию выполненной и уже собирался было поспать, когда сообразил, что в лазарете-то я караула не поставил…
Нет, Содома я там не обнаружил. Прапорщик Мишрис мирно спал, заботливо укрытый шинелью, пара пустых бутылок аккуратно стояла рядом, а за большим ящиком, в котором летом обычно хранят огурцы, сидели поручик Успенский и еще трое, которых я поначалу принял на юнкеров, и резались в преферанс. В углу примостился прапорщик Немно в компании с гитарой и военнопленной сестрой милосердия. Прапорщик лихо наигрывал что-то истинно цыганское, а Ольга тихо млела. Н-да, господа сорокинцы гуляют. Пир победителей.
Нет, я вовсе не сторонник пуританских нравов, которые, к примеру, насаждал на своей легендарной батарее не менее легендарный дроздовец полковник Туцевич. Но ежели загуляют взводные, то чрез день-два отряд станет неуправляемым. Посему я первым делом попросил удалиться всех, кроме господ офицеров.
Двое юнкеров встали из-за стола и более-менее твердой походкой отправились восвояси. Я уже собрался начать задушевную беседу, но сообразил, что в лазарете есть еще один посторонний. Тот самый, что сидел за ящиком и кого я принял за юнкера. Я всмотрелся, и тут же почувствовал себя неважно: третьим партнером поручика Успенского оказался тот самый пленный «краском», которого сам же поручик привел ко мне после боя. Конечно, на войне можно ожидать всякого, но это было уже черезчур. Я аккуратно сел на свободный ящик, расстегнул крючок шинели и начал считать про себя до двадцати.
Я досчитал уже до пятнадцати, когда господин красный командир встал из-за стола, начав, вероятно, что-то понимать. Я вытащил наган из кобуры и махнул им в сторону выхода. Ротный посмотрел на молчащего поручика Успенского, улыбнулся и попросил напоследок стаканчик самогону. Я подождал , покуда он допьет, и ткнул стволом ему в спину, чтоб не задерживался.
Мы шли по темной улице, давя сапогами хрупкий ночной ледок, и с каждым шагом я все яснее понимал, что не смогу его расстрелять. После боя, когда кровь бьет в висках, – другое дело. Да и того, что я видел утром, мне было белее чем достаточно… Будто в крови выкупался. К тому же все было по-дурацки с этим красным: накормили, напоили, посадили в преферанс играть, а потом не дали доиграть и расстреляли. А держался он хорошо. Наверное, не хуже, чем наши, которые попадали к «тем».
Наконец, возле какой-то хаты я приказал остановиться, достал пачку «Сальве», и мы, усевшись на завалинку, закурили. Он оказался сыном учителя из-под Липецка. Учился в высшем начальном, не доучился и пошел воевать. Против нас. Член их большевистской партии. Он спросил обо мне. Я ответил.
Докурив, мы пошли назад. Наше появление вызвало, вероятно, определенное удивление и, как мне показалось, облегчение. Ольга, во всяком случае, сразу повеселела, а поручик Успенский принялся угощать меня самогоном. Отказавшись пить, я занудно напомнил господам офицерам их обязанности, велел позаботиться о прапорщике Мишрисе и предупредил поручика Успенского, что за пленного тот отвечает головой. Затем я прослушал в исполнении прапорщика Немно нечто вроде цыганской баллады про то, как кто-то ехал с ярмарки, и ушел спать, заработав, вероятно, репутацию сухаря и зануды.
Наутро стало ясно, что мои кордоны оказались вполне проходимыми, и половина нижних чинов в полной мере воздала дань Дионису в его таврической ипостаси. Пришлось устраивать проверку с мытьем голов и шей, после чего господа офицеры немного пришли в себя и занялись делом. Внешне теперь все выглядело благопристойно, но я очень жалел, что нельзя тут же увести отряд из Уйшуни куда-нибудь в степь и подержать его там под открытым небом, покуда нервы у всех не успокоятся.
Я как чуял – на следующий день случилась беда. Двое юнкеров из первой роты изнасиловали и убили девочку-татарку. Их поймали, когда они закапывали труп за хатой, в которой квартировали. Я не стал дожидаться следствия и суда, выстроил отряд на площади и заставил подлецов признаться. Они не отпирались. Я вытащил револьвер и уложил их на месте прямо перд строем.
Конечно, с моей стороны это было самоуправством. Вернувшись в тот же день штабс-капитан Дьяков впервые в жизни наорал на меня и заявил, что меня ждет суд. Я согласился и предложил лично подать рапорт командиру корпуса.
В общем, меня покуда отрешили от командования ротой, а тем временем пришел приказ возвращаться в Воинку. Перед отправлением я отозвал поручика Успенского, который теперь был ротным, и посоветовал ему содрать с нашего краснопузого его командирские нашивки и включить его в очередной транспорт с пленными. Поручик заколебался, но я объяснил ему, что даже если мы попросту отпустим господина красного командира, он не сможет добраться до своих – Перекоп занят конницей Морозова, и любого подозрительного, да еще без документов, попросту зарубят на месте. Это убедило поручика, и его партнер по преферансу отправился в качестве рядового красного бойца по джонкойской дороге.
Позже поручик Успенский узнал, что в горах пленные из этого транспорта разбежались, причем, большую часть поймать так и не удалось. Мне показалось, что поручика эта весть даже порадовала.
В Воинке меня вызвали к какому-то полковнику, очевидно, военному следователю. Я рассказал все, как было, полковник покрутил головой и пообещал мне, в лучшем случае, разжалование. Потом добавил, что за меня заступаются офицеры роты, а юнкера-однокурсники тех, кого я шлепнул, написали письмо командующему, в котором оправдывают мой поступок. Потом мы вместе со следователем пошли к подполковнику Выграну, и тот, узнав, что я чернецовец и участник Ледяного похода, глубокомысленно хмыкнул и отослал обратно в отряд, оставшись наедине со следователем.
