Психолог (СИ) - Меджитов Вадим (лучшие книги онлайн .TXT) 📗
И все потому, что это ему нравилось… действительно нравилось страдать, заниматься самокопанием, анализом себя и окружающего мира. Но он не знал, когда и где нужно остановиться. И все переплелось в столь сложный и неприятный эмоциональный клубок, который теперь было легче уничтожить, чем распутать. Это было подлое, унизительное и не подобающее хорошему человеку решение, но оно отличалось столь элегантной простотой, что он уже не мог от него отказаться. Да, его можно осудить за слабость духа. Но разве в этом капиталистическом мире люди не умирают и за меньшее? Разве их просто не убивают ради наживы и обогащения?
Действительно, мир был устроен неправильно, и нужно было его изменить. Но он не мог изменить даже самого себя, а уж бороться с несправедливостью во всем мире?..
Да, пусть его не простят, пусть посчитают трусом. Но он не знает, что ему делать, как лучше быть… и, видимо, никто не знает. Этому миру нужен лидер, некий мистический освободитель, который сможет уничтожить всю эту капиталистическую падаль и найти дорогу в новый спокойный мир без многочисленных войн, насилия и каждодневного выживания. Но такого героя этот мир, пожалуй, не заслуживает. Или мы просто расплачиваемся за свои прошлые грехи?
Какое счастье, что скоро эти вопросы больше его не будут беспокоить.
Судя по запаху, масло уже впиталось в дерево, стало его частью.
Интересно, подумал Зигмунд, а какой частью мира мнит себя его друг, Малькольм? Действительно ли он нашел свое место в мире или только лжет самому себе? Его таланты и возможности поистине безграничны — например, это самовоспламеняющееся масло его идея. Само по себе, без контакта с материей, находясь в специальной изолированной емкости, оно не опасно. Но если его вылить наружу, то происходят какие-то диковинные химические реакции, и оно, беря нужные элементы из окружающей среды, постепенно возгорается.
Но удовлетворяет ли Малькольма столь незавидная судьба ученого-отшельника? Он ведь всегда хотел большего, ему очень нравилось общаться с людьми, помогать им… оказывать влияние на их судьбы.
А этот странный мальчик, Келен? Он уверен, что если не задавать себе лишних вопросов и действовать спонтанно, то жизнь просто не успеет тебя нагнать. Но готов ли он бежать всю свою долгую жизнь? Не захочет ли он когда-нибудь остановиться?
И все эти люди в деревне… за что они борются? Ведь безумство не может быть бесконечным, и когда ты остаешься один, наедине с самим собой, то какие вопросы ты решаешь?
Нельзя быть вечно занятым. Когда-то ты ляжешь на диван и… ужаснешься. От того, какое ты на самом деле ничтожество.
Зигмунд учуял запах гари. Надо поспешить.
С легкими, незамутненными ничем посторонним и отягчающим мыслями он зашел обратно в маленькую комнату с оборотнем. Рестар что-то ему сказал, но он не обратил на это ровно никакого внимания.
Уверенным движением он схватился за меридиевую цепь и… ничего не почувствовал. А что должен был почувствовать человек, идущий на смерть? Только легкость на душе и предвкушение от скорого избавления от всего плохого.
Резким движением он вырвал цепь из стены. Потом проделал то же самое и со второй.
Наверное, Рестар глядел на него изумленно. Возможно. Зигмунд уже не видел и уже ничего не помнил. Он не заострял более внимания на мелких деталях уходящего от него мира.
Но оборотень все еще колебался. И тогда Зигмунд спокойно сказал:
— Горит. Чуешь? Горит. Скоро здесь все сгорит. И ты тоже, если останешься.
И после этого он вышел в соседнюю комнату. Его уже не интересовал ранее прикованный оборотень. Поверил ли он Зигмунду или нет — какая разница? Главное, что он приложил все усилия, чтобы вместе с ним умерло на одно существо меньше. Эдакая последняя предсмертная гуманность.
Интересно было все же осознать, что и его треклятый гуманизм оказался в конце концов притворной иллюзией. Но теперь он более не хотел лгать самому себе.
Огонь уже был повсюду. Языки пламени охватили окружающие стены, лизали скудные предметы мебели, медленно подбирались к нему.
Все еще можно было убежать. Но он не хотел предавать столь долго лелеемую идею в самый последний момент. Нет, он останется здесь. Он позаботится об этом.
И как все же интересно все складывается в жизни. Если бы его ворон не убил Дилана, то Зигмунд использовал бы свое кольцо. Он бы спас пареньку жизнь…
Но его смерть не была напрасной. Это была очень эгоистичная мысль, но теперь Зигмунду нравилось быть эгоистом. По крайней мере, он был самим собой, а не тем, кем хотел себя так отчаянно видеть. Так было проще и лучше.
Смерть паренька не была напрасной, потому что кольцо все еще было активно. А это значит…
Вдруг ему стало очень-очень жарко и очень-очень тревожно. Организм стал посылать отчаянные сигналы, прорываясь сквозь туманную пелену самоубийственных мыслей в его сознании.
Медлить больше было нельзя.
Он провернул кольцо.
Перед ним предстала темная тень, переливающаяся неприятными очертаниями. Он запретил себе думать. Настроил все свое тело и сознание на последнюю, завершающую команду.
И шагнул вперед.
Мгновением позже словно тысячи маленьких иголок пронзили его тело, и он невольно закричал от охватившей его чудовищной и неожиданной боли. Но это длилось недолго.
Последнее, что он помнил перед тем, как рухнуть на пол — это как нечто красное захватывает его в свои смертельные объятья.
И пусть огонь очистит его душу.
И пусть его пепел развеется по миру.
И пусть его забудут.
Но пусть этот мир станет хоть чуточку лучше.
Пожалуйста…
XVIII
— Ты меня обманул, волшебник! — яростно воскликнул Келен.
— Ну-ну… не сердись, каждый может ошибиться, — с едкой усмешкой произнес Малькольм.
— Нужно было его с самого начала прикончить, — жестко сказала Фрея, делая шаг к волшебнику.
Малькольм, все еще улыбаясь, примирительно поднял руки.
— Не стоит, моя прекрасная волчица, не стоит. Ведь если ты поддашься своим низменным охотничьим инстинктам, то кто тебя потом будет лечить?
— Найдем другого. Мало, что ли, вас в этом мире? Не будь столь самонадеянным, — парировала девушка, делая еще шаг по направлению к Малькольму.
— Не стоит, — успокаивающим тоном произнес мальчик, кладя руку на плечо своей девушке. — Он действительно может нам еще пригодиться.
— Но… — Фрея на мгновение осеклась. — Вспомни, на тебе же живого места не осталось. И ты считаешь это смешным, волшебник?
Малькольм, смотря на их сконфуженные лица, уже не мог сдерживать смех.
— Да, дорогая, я действительно считаю это очень смешным. Мне всегда нравились те моменты в жизни, когда уверенность людей буквально испарялась после сделанных ими ошибок.
Девушка тут же в одно мгновение подскочила к Малькольму и схватила его за грудки.
— Не смей называть меня дорогой, приблуда, ты понял?
— Господин Келен, ваша дама кусается, — захлебываясь от смеха, прохрипел Малькольм. — Почему она до сих пор ходит без намордника?
Фрея занесла сжатый кулак в сторону, готовясь нанести страшный удар, но в последний момент передумала.
— Келен, ты говоришь, что этот придурок нам еще может понадобиться?
— Ага, — весело отозвался мальчик. — Поэтому не бей его особенно сильно.
Фрея равнодушно пожала плечами.
— И не собиралась. Если уж его странный дружок оказался настолько силен, то кто знает, какие козыри прячет наш столь гостеприимный хозяин?
— Верно подмечено, — согласился Малькольм. — К тому же…
Но тут же резкое движение и последовавший за ним глухой удар прервали его мысль, а сам он в мгновение ока очутился у стены, которая очень неблагосклонно и грубо приняла его в свои древесные объятия.
— Черт возьми, мой нос! — с негодованием воскликнул волшебник.
— Еще раз неуважительно отнесешься ко мне — я сломаю тебе его окончательно, вырву язык, выдавлю глаза и оборву твои торчащие уши. Ты понял?
