Психолог (СИ) - Меджитов Вадим (лучшие книги онлайн .TXT) 📗
И первое, что его удивило… нет, это сложно вот так сразу признать.
Второе, что его удивило, было то, как резко изменились милое личико и вся фигура девушки. Как будто началась неожиданная резкая постепенная трансформация, и милое создание на глазах превращалось в кровожадную бестию, которая хотела разорвать тебя на части.
И это была не только психологическая трансформация, но и физическая. Теперь в глазах девушки горел не прикрытый ничем огонь, который выдавал ее желание убивать, ее шея и частично лоб покрылись какими-то странными наслоениями, навроде чешуи, а из головы начинали проглядывать костяные наросты, постепенно увеличивающиеся в размере. Если бы не то первое, что его поразило, то он бы в ужасе отпрянул от столь диковинного зрелища и тут же потерпел бы поражение.
Но азарт битвы и осознание того самого настолько захватили его, что он лишь с удивлением отметил про себя, что перед ним самый настоящий суккуб. В это невозможно было поверить, но внешний вид, что описывался в старых книгах, а также потрясающей силы магия очарования, которая оказывала на него давление сначала дома у старосты (а эта женщина выдавала себя за жену Брендона), а затем и совсем недавно… все это точно подпадало под описание демонического отродья, пришедшего из другого таинственного мира.
Но Зигмунду некогда было об этом думать.
Ведь то первое… то, во что он сначала и не поверил… был тот чудесный и сначала жутко пугающий факт, что ему понравилось бить женщину. И не просто понравилось, но он испытал ни с чем не сравнимое удовольствие, когда его кулак соприкоснулся с ее прекрасным лицом. И то, что она вдруг совершенно неожиданно стала суккубом, как будто играл ему на руку — ведь теперь у него было оправдание избивать ее и дальше.
Он и не представлял, до какой глубины он был женоненавистником до этого момента, и это его слегка пугало. Но он не мог больше сопротивляться и отдался моменту полностью, вскрывая в себе все то, что он прятал за своим воспитанием на протяжении всей своей жизни. Вся та разрушительная грубость, бескомпромиссность, животная натура шквалом обрушилась на демона, которая только подливала масла в огонь беспрестанными ругательствами и попытками вырваться. Она тоже не оставалась в долгу — царапалась, лягалась, кусалась, но все это только подзадоривало Зигмунда.
Краем своего еще не до конца поглощенного сознания он понимал, что превращается в зверя, но уже ничего не мог (и не хотел) с собой поделать.
Его руки поднимались и опускались, работая, как поршни, превращая ее до этого прекрасное лицо в кровавое месиво. У нее уже не оставалось сил, чтобы сопротивляться, а затем она перестала и кричать, но его усилия после этого лишь умножились. Силы как будто и не собирались покидать его, и он со все большим остервенением молотил несчастную девушку, которая оставалась в живых лишь благодаря своей демонической природе.
Он резко остановился, тяжело дыша. Он понимал, что долго так не может продолжаться, но он хотел большего. И он мог это получить. И почему нет? Ведь он был сильнее.
Он притянул девушку к себе, но она еще не оставила в себе сил бороться и попыталась рукой отодвинуть его лицо. Это его раздражило, и он швырнул ее о землю и нанес несколько десятков резких болезненных ударов по ее лицу, а затем и по ее груди, ломая в довершение несколько ее хрупких ребер.
Он снова притянул ее к себе и услышал ее тяжелое хриплое дыхание, когда она пыталась с трудом заглотить ночной холодный воздух в свои окровавленные легкие. И это его возбуждало, это доказывало его превосходство, это доставляло ему несравненное извращенное удовольствием. Он с силой сжал ее голову в своих могучих руках и посмотрел в глазах. В них он увидел лишь боль и ничего, кроме боли.
Но она не была сломлена.
И это было на самом деле вовсе неважно. Ведь она была совершенно беспомощна.
Он притянул ее еще ближе к себе и с наслаждением впился в ее нежную шею, в тот беленький участок кожи, который еще не успел нарастить защитную чешую. Она резко вскрикнула, потратив на это все свои силы, а ее рука беспомощно скользила по его лицу, но не отталкивала, а лишь гладила его, доставляя ему еще большее удовольствие от осознания ее крайней беспомощности. Кожей он ощущал теплые слезы, что капали на него, а его рот заполнился вкусом прекрасной молодой крови.
И неважно, что она была демоном, ведь она была живой. И из-за этого — крайне прекрасной. Насколько только прекрасной может быть загнанная добыча, которую удалось поймать после множества бессонных ночей выслеживания и охоты.
Насытившись, он отбросил ее в сторону, как использованную. По сути она и была такой. Прекрасная вначале, достойная, чтобы за ней гнались, но такая бесполезная в конечном итоге, не готовая предложить ничего, кроме своего бренного тела. Оболочка, не стоящая дальнейших усилий. Вскрыть, употребить и выбросить.
Такая судьба женщин, которые решили попытать счастья в охоте.
Но он не думал об этом. Он стал зверем, выпустив на волю свое бессознательное, что запрещал себе на протяжении всей своей жизни.
И он оказался монстром. Самым настоящим монстром, даже хуже, чем он мог себе представить. Странно, но даже в таком бессознательном состоянии он мог вполне отчетливо размышлять. Ранее он думал, что он потеряет всю свою человечность и перестанет строить связные мысли, но теперь он понял, что недооценивал зверей, маньяков и психов. Нет, как раз они очень даже четко отдают себе отчет в действительности. Не обманывают себя.
Вдруг он понял, неожиданно для себя самого, что готов. Он готов, наконец, избавить мир от своей ненужной персоны, готов сделать то, к чему готовился всю свою жизнь. И даже смешно было теперь осознавать, что такие вещи нельзя подготовить постепенно, лишь мгновенное озарение, данное нам буквально ниоткуда, может привести к нужному результату.
И совсем он не ожидал того, что зверь тоже может быть готов к самоубийству. Ведь он раньше думал, что зверь готов бороться до последнего, и поэтому он не пускал его в себя. А оказалось, что внутренний зверь умолял выпустить его, чтобы умереть.
Зигмунд усмехнулся. Правда же говорят, что то, что ищешь уже долгое время, на самом деле находится рядом с тобой.
Он подошел к ворону, который смотрел на него своими черными глазами-бусинками, лежа на бездыханном трупе юноши.
Значит, и ты победил. Поздравляю.
Он осторожно ощупал ворона, но тот больно укусил его за палец, не давая тронуть крыло.
Значит, сломано. Теперь больше не полетаешь… по крайней мере, сейчас.
Не обращая внимания на громкое карканье и клекот, он подхватил своего старого товарища на руки и отнес в ближайшие кусты, где и оставил. Его более не интересовала судьба старого ворона, он не хотел потерять сосредоточенности на исполнении своей миссии.
А ворон упорно хотел донести до него какую-то важную мысль. Он говорил и говорил, но Зигмунд не слышал.
Он никогда его не слышал.
Почему именно этот раз должен стать исключением?
XVI
Он аккуратно прикрыл за собой дверь.
Он даже ступал осторожно. Ведь в его теле бурлила такая сила, что все вокруг казалось слишком хрупким, нежным, мягким. Он буквально ощутил на себе, каково это быть огромным неуклюжим зверем в посудной лавке. Одно неверное движение — и все полетит к чертям.
Все. Без исключения.
Убранство дома осталось примерно таким же, каким он его запомнил в последний раз. Пару вещей переместили, грязи и дорожной пыли прибавилось — вот и все изменения.
Он заглянул в соседнюю комнату. Пусто. Это хорошо.
Но оставалась еще последняя маленькая комната. В ней когда-то, наверное, спали дети того самого охотника. Или лесничего. Уже сложно разобраться в роде деятельности жителя той маленькой деревушки, где живет кладовщик, нападающий на вас с ручным арбалетом и не совсем ручным суккубом.
Действительно, все в этом мире уже давно полетело к чертям. Зачем он вообще еще существует? Ведь надежда на хорошее будущее — это сущая ересь. Тогда ради чего живут (существуют?) все эти люди? Какая у них цель, кроме той самой, экзистенциальной, заключающейся в маниакальном стремлении дожить до завтра.
