Камень предтеч (пер. Л. Ткачук) - Нортон Андрэ (книги без регистрации бесплатно полностью TXT) 📗

Присев на корточки, я щелкнул замком и сделал вдох, не исключая того, что в результате этого эксперимента останусь без легких. Но, хотя воздух и был насыщен ядовитыми испарениями, он понравился мне больше, чем тот, которым мне пришлось дышать в спасательной шлюпке.

Со всех сторон доносились разнообразные звуки: жужжание насекомых, резкие крики, раздававшиеся в отдалении глухие удары, казалось, кто-то время от времени бил в огромный барабан. Слышался шелест и потрескивание. Я чувствовал сильный запах гари, хотя и не замечал среди живущих на дереве существ никакого движения, которое дало бы возможность предположить, что эти обитатели покрытых листьями высот спасаются от огня.

За моей спиной увядало растение-водонос, его измятые листья распадались на гниющие куски, внутренние лепестки или листья, в которых собиралась вода, раскрылись, и с ветки хлынули бурные потоки, унося с собой извивающихся и отчаянно барахтающихся животных. Растение продолжало умирать и гнить, наконец от него осталось лишь черное пятно, издававшее такой тошнотворный запах, что я поскорее двинулся дальше.

Ветка расширялась. Теперь ее обивали лианы, приходилось двигаться очень осторожно, чтобы не угодить в ловушку. Я потел от удушливой жары. Скафандр все больше мешал мне. Кроме того, мучил голод, и, вспоминая пившее из лужи существо, я размышлял о том, удастся ли мне поймать какое-нибудь животное.

– Пусти! – Иит не тратил слов попусту, однако было достаточно ясно, что он имеет в виду. Придержав ящик, я открыл дверцу. Он пулей вылетел наружу и в нерешительности замер на ветке, покачивая головой из стороны в сторону.

– Нам нужна еда… – помнится, Иит говорил, будто бы умеет отличать съедобное от несъедобного. Больше всего я опасался того, что на незнакомой планете практически вся пища может оказаться несъедобной для пришельцев. Мы совершили удачную посадку, но теперь, возможно, умрем с голоду среди полного изобилия пригодной для аборигенов пищи.

– Вот… – Вытянув шею, чтобы придать особое значение сказанному, Иит ткнул носом в какое-то растение. Это был отросток одной из змеевидных лиан. Он походил на черешок, с которого свисали узкие сплющенные стручки. Они тряслись и дрожали, и, казалось, жили своей собственной непонятной жизнью. Я не понимал, почему Иит выбрал для еды именно их. Они выглядели менее привлекательными, чем гроздь овальных ягод, спелых и сочных, которые свешивались с другого стебелька неподалеку от нас.

Я проследил за тем, как мой спутник срывает передними лапками стручки. Он очистил их от шелухи и достал несколько мелких, даже слишком мелких фиолетовых зернышек, и съел их без всякого удовольствия, словно выполняя свой долг.

Он не забился в конвульсиях, не впал в предсмертное оцепенение, а деловито доел вылущенные из стручка горошины, затем повернулся ко мне.

– Это вполне съедобно, а без пищи ты не сможешь двигаться дальше.

Я все еще колебался. То, что полезно для моего наполовину чуждого спутника, не обязательно годится в пищу для меня. Но выбора не было. Неподалеку росла еще одна гроздь трепещущих стручков.

Я медленно стащил с пальца космическое кольцо, положил его в кармашек на поясе скафандра, отстегнул перчатки и, оставив их болтаться вокруг запястий, стал собирать урожай.

На месте волдырей остались подживающие рубцы, розовые пятна новой кожи ярко выделялись на фоне космического загара. В результате кочевого образа жизни моя кожа стала темнее, чем у тех, кто постоянно жил на одной планете, хотя оставалась более светлой, чем у астронавтов. Я не видел своего лица, но не сомневался в том, что оно было обезображено покрывавшими его пятнами. Пока эти пятна не исчезнут, а хорошо, если они вообще когда-нибудь исчезнут, все люди будут от меня шарахаться. Мне, возможно, даже повезло, что мы приземлились не в порту, там бы на меня только глянули и сразу посадили бы в карантин на неопределенный срок.

Я очистил горошины от шелухи. Твердые и гладкие на ощупь, они были крупнее, чем зерна пшеницы. Я поднес их к носу (запах, если они вообще его имели, терялся среди других ароматов), заставил себя положить несколько штук в рот и разжевать.

Под моими зубами они превратились в сухую безвкусную муку, которую я с трудом проглотил. Сделав первый шаг, я уже не видел смысла останавливаться на полпути. Я оборвал все стручки, до которых мне удалось дотянуться, разжевал их и проглотил, а также дал Ииту те две грозди, на которые он мне указал.

Мы позволили себе сделать пару глотков жидкости из найденной на корабле канистры. Я успел прихватить ее с собой, и она болталась у меня на поясе. Это избавило нас от страшной сухости во рту.

Пока я ел, Иит в нетерпении метался по ветке, убегая все дальше и дальше, останавливаясь, чтобы оглядеться и прислушаться, затем возвращаясь ко мне. Он родился совсем недавно, но вел себя так уверенно, словно был уже взрослым.

– Мы высоко над землей. – Он вернулся и устроился пониже.

Возможно, мне следовало прислушаться к его мнению, ведь я уже положился на его инстинкт при выборе пищи. Но карабкаться по веткам в скафандре было очень неудобно, я боялся споткнуться о переплетения лиан.

Став на четвереньки, я пополз вниз, ощупывая пространство перед собой. Вскоре я добрался до того места, где лианы брали начало, до гигантского ствола дерева. Каким же огромным он был. Мне кажется, если бы он был полым, внутри вполне мог разместиться дом средних для Ангкора размеров, высоту его мне было даже не вообразить. Я попытался представить, как далека от нас поверхность этого заглушаемого растительностью мира. А вдруг вся планета покрыта подобными деревьями?

Если бы не лианы, я бы никогда не спустился вниз, но их изгибы, скользкие и ненадежные, все же служили мне опорой. На поясе висел моток троса с крючком на конце, предполагалось, что с его помощью можно закрепиться на поверхности корабля во время ремонтных работ. На «Вестрисе» я не сумел обнаружить его, теперь же воспользовался им. Зацепив крюк за лианы, я спускался на длину троса, затем выдергивал крюк и цеплял его снова. Я продвигался вниз с большим трудом и вскоре едва не падал от усталости. Удушливая жара усугубляла трудности.

Я добрался до очередной развилки. Эта ветка была еще толще, чем первая. Я залез на нее, довольный тем, что благополучно преодолел хоть это небольшое расстояние. Густая листва практически не пропускала света, и здесь было темно, как в пещере. Я подумал, что на земле, под скрывающим небо лесным шатром, царит вечная ночь. Даже сюда свет, очевидно, проникал через проем, оставленный спасательной шлюпкой.

На этом уровне уже не рос мох с дыхательными чашечками. Вместо него повсюду виднелись грубые, покрытые шипами наросты, из которых свешивались вниз длинные тонкие, как нити, усики. На них выступали капельки живицы или похожего на нее вещества. Эти капельки слабо мерцали. Я решил, что это приманка, привлекающая жертву либо с помощью свечения, либо благодаря своему запаху. В них завязло несколько насекомых, временами они предпринимали отчаянные попытки высвободиться, изо всех сил раскачивая похожие на ниточки усики.

Иит замер рядом со мной, я чувствовал, что он недоволен моей медлительностью. Ему не мешал скафандр, и один он уже давно добрался бы до земли. Теперь же требовал, чтобы я шел дальше. Но если он и боялся чего-то в этом древесном мире, то не стал делиться со мной своими опасениями. И вел себя по отношению ко мне, как взрослый, вынужденный иметь дело с ребенком, о котором надо заботиться и чье присутствие затрудняет и усложняет выполнение неотложной задачи.

Охая, я снова начал спускаться. Иит скользнул мимо меня и исчез с такой легкостью, что я не мог ему не позавидовать, мне приходилось ползти, закреплять крюк, цепляться за него, высвобождать его, снова закреплять и снова ползти. По мере того, как сгущалась тьма, я стал с большей осторожностью втыкать крюк и подолгу искать опору для рук.

У меня создавалось впечатление, что я пустился в путь в полдень, а сейчас уже вечерело. К счастью, многие растения светились, а покрытые шипами наросты, сочившиеся живицей, становились все больше и больше и распространяли вокруг себя тусклый свет. Возможно, действительно наступала ночь.