Безликое Воинство (СИ) - Белоконь Андрей Валентинович (версия книг TXT) 📗

— Да, всё так же: крушит миры, уминает горы сладостей и влюблена в тебя по уши, — искренне обрадовался такому повороту штурмовик. — Скоро их звено прибудет на эту базу, так что встретишься с Ниссой здесь, если не побоишься! — И Рад опять грубо хохотнул.

Профессор Хиги и Рамбун Рам Карап

— Так хитроумно и предусмотрительно с вашей стороны, многомудрейший профессор, заблаговременно сослать легионы Безликого Воинства в тщательно приготовленные пустынные земли, лишённые не только городов и иных поселений, жители которых в противном случае были бы обречены на заклание беспощадной орде, но и противостоящего войска. Я самолично удостоверился, что доблестные ратники Геи не склонны отсиживаться в чревах своих смертоносных машин, безучастно взирая на вершащееся близ них непотребство. Случись тем легионам маршировать по аутентичное Гее, в её обитаемых людьми пределах, те доблестные ратники непременно принялись бы храбро атаковать каждого встречного демона и тем, в свой черёд, возбуждать в этих беспощадных отродьях Тавмаса неудержимую слепую ярость, питаемую ненасытной жаждой убийства. Ведь именно так приключилось с теми немногими мореходами, что по того же рода трагической оплошности, что и я сам, совместно со мной попали в созданный вами пустой мир.

— Драгоценный коллега, я уже объяснял вам в прошлый раз. На привлечённой Гее боевые формы этой колонии Шал-Гур отрезаны от своих управляющих структур, проще говоря, там некому ими командовать, планировать и ставить им боевые задачи. А в отсутствие управления, поведение планидий подчинятся лишь их специфическим социальным инстинктам. Если бы те же боевые формы остались на исходной Гее и начали выполнять свою функцию, их деятельность подчинялась бы соответствующей разумной стратегии и стала более эффективной.

— Да, инстинкты! Именно так оно и было — то, что я там наблюдал. Все эти бесчисленные легионы напоминали мне огромное стадо, оставшееся без пастырей, а вернее будет сравнить их с пчелиным роем, лишившимся матки. Рой то копошится на месте, то бесцельно разделяется и вновь сливается, и при том тревожно жужжит, призывая свою царицу. Теперь же рои те вовсе возбудились и кочуют по небесам зловещими тучами… Однако, верно ли я уяснил, будто на доподлинной Гее, а точнее где-то в охватившем её коконе, что называют также смутным куполом, ещё сокрылись архонты и стратеги этих демонов?

— В определённом смысле так и есть.

— Что ж, откровенно признаюсь вам, досточтимый Бор Хиги, что не хотел бы ни в полной, ни даже в частичной мере открыто противостоять сорганизованному Безликому Воинству, предводимому их стратегами, поскольку даже будучи безначальным роем, оно несказанно свирепо и коварно. Я было уже отмерил мирный путь к вызволению из того гиблого места, но в итоге все мои усилия оказались потрачены лишь на то, чтобы продержаться в нём в течение нескольких исполненных терниями дней, опираясь на храбрость и стойкость застрявших со мной в тех терниях мореходов.

— А мы тут в ваше отсутствие изрядно поволновались, драгоценный мой друг. Вам наверняка известно, что все прибытия в наш центр и отбытия из него регистрируются… как правило. Если бы вас, к примеру, похитили, или вы сами неожиданно покинули наш исследовательский центр, это было бы отмечено. Но в данном случае возникло недоразумение, так как в вашем исчезновении было непреднамеренно задействовано оборудование, предназначенное для подготовки одного из наглядных опытов. По этой причине вы покинули центр без отметки об отбытии, и нам пришлось проводить отдельное расследование. Хорошо ещё, что Последствиям удалось перехватить вас на этой базе. Тем не менее, в сложившихся условиях такая операция несла в себе неоправданный риск… — Профессор провёл ладонью по лбу так, словно тот и вправду покрылся испариной. — Представьте моё замешательство, когда, будучи абсолютно уверен, что найду вас в ваших покоях, я обнаружил там лишь вашу шляпу и спящую на ней змею!

— Но Эрмис Трисмегист вновь был благосклонен ко мне и не только не позволил пропасть в том тупиковом космосе, став безвинной жертвой кровавой и бессмысленной распри, но и хитроумно сократил мой обратный путь, сделав его хотя не сказать чтобы лёгким, но столь же коротким, что и путь прямой… Как вы справедливо заметили, мой головной убор, хранимый верной Васуки, остался на прежнем месте в целомудренной неприкосновенности, чего не могу сказать о посохе, что, изначально находясь при мне, отправился путешествовать в созданный вами мир. Пережив всевозможные перипетии, в жестокой битве немало пострадав от огня, будучи утерян и затем вновь обретён, под конец тот посох был утерян мною окончательно.

— Я лично, и в моём лице весь оргкомитет, искренне сожалеем, коллега, о вашей потере и о том, что вам пришлось испытать столько трудностей и вынести такие страдания. Посох ваш мы пока не нашли, но непременно найдём, и в самое ближайшее время.

— Глубокочтимый профессор, как и любая пользуемая её хозяином ценимая им вещь, посох был для меня не только атрибутом ремесла и символом статуса, но и полезным моим продолжением, предметом, который истинно оживал в тот миг, как только я брал его в свои руки, и даже когда я просто видел его рядом и думал о нём, он был жив моей духовной силою. Но, как и любая вещь исходно бездушная, посох пребывал в благополучии лишь до той поры, пока был мне доступен. В некотором смысле каждая бездушная вещь существует, лишь пока она потребна живому духу, когда же она потеряна, брошена, и о ней забыли, она неизбежно истлевает. Так, жилой дом, пользуемый одной семьёй из поколения в поколение, стоит в веках, и лишь изредка требует ремонта, однако, заброшенный людьми, дом тот спустя считанные года рассыпается в прах. Вот в точности так же и мой посох. Нет сомнений, что навершие его ныне изгрызано дикими зверьми, а древко изъедено слепыми термитами, что на деле означает безвозвратную и весьма неприятную для меня его потерю…

— Посох ваш цел и мы его вернём, не сомневайтесь, — с лёгким нетерпением заверил магистра профессор, но карап, казалось, не расслышал его реплики, и продолжал без запинки излагать свои мысли:

— С другой стороны, любые неприятности возможно сгладить, а то и вовсе предать забвению, лишь предоставив им в противовес воздаяние в виде соответствующей отрады, способной исцелить и утешить претерпевшую страдания душу. Вот, если помните, в нашем прошлом дружеском диалоге мы подробно обсуждали с вами один сдержанно вожделеемый мною интимный предмет, а именно — яркокрасочные панорамы девственной Геи… Вы отыскали их, вы же не позабыли?

— Конечно, я не забыл, более того, такие панорамы у нас уже имеются.

— Вот и хорошо… Коль скоро я решил перебраться в ваш благословенный мир, панорамы эти станут счастливым мне утешением и исцеляющей отрадой. Ну, а посох… Хотя долго буду я о нём горевать, поскольку венчала мой посох мудрейшая из голов, что встречались на моём отнюдь не кратком жизненном пути, даже если не заладится вам тот посох вызволить и вернуть законному владельцу, то есть мне, в какой-то мере и в определённом смысле есть предмет восполнимый.

— Как я вижу, вас ещё что-то тяготит, драгоценный коллега? — заметил профессор, оглядываясь по сторонам и начиная проявлять уже заметное нетерпение. — Если желаете, я вас выслушаю и постараюсь помочь.

— О да, именно что тяготит! Из упомянутых мною ранее терний я вынес немало таинственных загадок, сокрытых во тьме неведения и для должного удовлетворения моего интереса требующих мудрого содействия во вразумительном их прояснении. Как и прежде, я был бы безмерно благодарен вам, достойнейший профессор Бор Хиги, если бы вы осветили эту тьму своим лучезарным логосом, что уже не раз и не два…

— Прошу вас, коллега, постарайтесь изложить суть покороче, — перебив карапа, попросил профессор Хиги. Сказал он это вполне ровно и спокойно, но карап, похоже, понял его нетерпение и тут же поспешил с заверениями:

— Разумеется, если вы того желаете, глубокочтимый профессор, я стану краток в столь превосходной степени, что мои речи, будь они хотя бы выслушаны со всем вниманием самым многоопытным ритором Лаконии, или даже несколькими таковыми, вызвали бы у них несомненное и глубочайшее изумление, уважение и восхищение… Так вот же. Храбрый капитан, именем Дважды Рождённый, на стремительном корабле которого мне довелось плавать, а вернее будет сказать — подобно бирюзовоногому пелагосу то летать над тревожными волнами, то плыть в толще вод безлюдных и обречённых морей… так вот тот капитан, будучи сам человеком несомненно многоопытным и при том достойном высшей степени чести и благородства, поведал мне удивительные истории, и я хотел бы посоветоваться с вами о них, дабы разрешить содержащиеся в этих историях означенные таинственные загадки. Если, конечно, это не слишком вас обременит и не отвлечёт от более важных и насущных дел и раздумий…