Всадники Одина Цена человечности (СИ) - Морошко Сергей (книги полностью .txt) 📗
Немного времени спустя, когда заботливая девушка-подавальщица принесла Тане ароматный кусок пирога с лесной ягодой, Йорг все-таки придвинул к себе плошку с уже остывшей ухой. И, о диво, принялся за еду.
– А не так уж и плохо, – тоскливо пробормотал он. На Тану он старался не смотреть.
А та про себя посмеивалась, глядя на его «мучения». В конце концов она сжалилась и тоже заказала ему кусок пирога. В детстве ее папа учил состраданию к убогим.
– Ну так что? – отвлек ее от размышлений голос Пестрого. – Пойдем? Надо бы послушать местных, разузнать, куда они дели моего брата.
– Пойдем, – пожала плечами Тана. – Только тут и узнавать нечего. В темнице Ян сидит, как пить дать, ждет суда. Если его еще не казнили.
– Казнили?! – Йорг аж подскочил. – И ты так спокойно об этом говоришь?
– Захлопни рот, а то сейчас на твой ор вся городская стража посбегается. Нас ищут, между прочим! – прошипела Тана в самое его лицо, мигом оказавшись подле него. – Я не знаю, что с ним, ясно? Скорее всего, суда еще не было. А значит и казни – тоже.
– Хорошо. Отпусти меня, я понял.
Тана расплатилась за обед, забрала остатки мясной обрези, которые Вил не доел, ссыпав их в небольшой кожаный мешочек, и они отправились на рынок. Лошадей они оставили на конюшне постоялого двора, попросив мальчишку-конюха за пару монет приглядеть за ними.
Тане нечасто удавалось вырваться в Гуннар. Отец все больше сам ездил, чем с ней. Ведь хозяйство оставлять больше не на кого, а постоянно просить приглядывать Ярку тоже не дело – у той своих хлопот дома хватало... Так что сейчас Тана с восхищением вертела головой, стараясь увидеть как можно больше. Гуннарский рынок в Бенгте самый большой после столичного, и всякой всячины тут было море. Впрочем, про дело она тоже не забывала.
Тана осторожно, стараясь не вызвать особых подозрений, выспрашивала у торгашей последние новости. Но так просто из этих ушлых ребят ничего не вытянешь. Потому ей приходилось иногда что-нибудь покупать, тогда и разговор шел живее. А за пустой болтовней скрывались крупицы нужных ей сведений. Так Йорг обзавелся ярким головным платком, который Тана повязала ему на манер вольниц, а сама она – красивым колечком из лунного камня и парой к нему сережек из черненого серебра. Еще Тана купила увесистый мешочек сухофруктов, которые они теперь с удовольствием грызли напару.
– Смотри! – Йорг тронул ее за плечо. Тана отвлеклась от разглядывания лотка с пряностями из Инг’тая и обернулась.
– Что?..
Йорг указал пальцем в начинающую сгущаться на площади толпу. Тут на мостках появились два посадских глашатая и затрубили в раковины, разом прекратив многоголосый гомон горожан.
Когда раковины смолкли, на помост поднялся Коген[8] Ньёрда. Высокий, худощавый, в серебристой сутане с капюшоном, отороченным голубой норкой, в руке он держал тисовый посох, увенчанный огромной темно-синей жемчужиной. Почтеннейший откашлялся и распевно начал свою речь:
– Жители славного города Гуннар, столицы богатой волости Ове! Сегодня состоится суд. Высший суд на этой земле. Выше только Боги. К сожалению, Его Сиятельство, посадник Волдо Ветродуй, не может присутствовать на сегодняшнем процессе. Важные дела заставили его отлучиться из Ове. Призвал его Великий Княз наш, Драгош Железный Кулак. Но жизнь на это время не останавливается, и преступников надобно судить, как и положено, в день Вуньоль, день радости и справедливого правосудия. А посему, честные граждане, начинаем наш процесс.
Коген замолк, и по толпе прокатился тихий гул. На помост поднялось несколько человек. Судейник в красной мантии, как у самого Форсети. Кнут в кольчуге с гербовым щитом в руке, где в танце на синем фоне сплелись две рыбы-иглы, одна – серебряная, другая – золотая. Стражники тащили за собой драного йольфа в серой мешковатой хламиде. Пленник был тощ, бос, избит и измучен, спутанные, некогда золотистые волосы, свисали с плеч грязной замызганной паклей. Идти самостоятельно ему мешали кандалы. Ну и гордость, разумеется. О гордости йольфов разве что легенды не ходили.
– Вор! – взвизгнул Коген. – Этот грязный вор украл у Его Сиятельства двух птенцов редчайшей в наших краях жар-птицы!
– Это что за хрень такая, жар-птица? – тихо поинтересовался Йорг.
– Павлин, – шепнула ему Тана. – Очень редкая окраска. Богачи много дают за жар-птицу, намного больше чем за обычного синего или даже белого. Они далеко водятся, в горах.
– Павлин? В горах?
– Там, за горной грядой, на большой земле есть долина, где всегда тепло и влажно. Там и живут дикие павлины, среди них встречаются жар-птицы. Но туда трудно добраться. Могут напасть дикари. А в клетках жар-птицы почти не выводят птенцов, поэтому домашние цыплята даже дороже диких стоят.
– Дикари?
– Ты совсем ничего не знаешь, да? – Тана тяжело вздохнула. – Тьяны[9]. Дикие, злобные племена ящеров. Они, хоть и похожи чем-то на людёв, да терпеть их не могут.
– Почему?
– А мне почем знать? Так уж повелось.
А тем временем Почтеннейший замолк, и вместо него заговорил кнут:
– Именем Драгоша Железного Кулака, милостивого Княза нашего, и посадника волости Ове, Волдо Ветродуя, выношу этому чужестранному йольфу обвинение в краже посадского богатства, народного достояния. Две жар-птицы! Это немыслимо! Я требую высшей меры наказания! А именно – сожжения на костре! Думаю, достославный Волдо поддержал бы меня в моих обвинениях.
– Вынужден вам отказать, господин кнут, не должно сжигать на костре за воровство, даже столь ценного имущества, – откашлявшись, перебил его судейник.
– Но, Ваше Судейство, это же достояние всего Ове!
– Я согласен с вами, славный кнут, что преступление сие можно отнести к тяжким. Однако пока я не могу удовлетворить ваше требование.
– Но как?! Ваше Судейство! – Казалось, будто кнут сейчас задохнется своим возмущением.
– Для начала я должен выслушать все стороны, рассмотреть дело полностью, а уже после вынести справедливый приговор. Я повторяю: «спра-вед-ли-вый»!
Кнут печально вздохнул, но уступил, потому что с судейниками, как Тана успела убедиться на собственной шкуре, спорить бесполезно.
– Итак. Обвиняемый. Я готов вас выслушать. Расскажите, в чем вас обвиняют и согласны ли вы с инкриминируемыми вам деяниями?
– Согласен, – спокойно ответил йольф.
И у Таны создалось впечатление, будто он тут судит, а не его.
– Что? Вот так сразу? – удивился судейник.
– Ну да, я действительно украл двух птенцов жар-птицы с посадского каравана.
– То есть вы согласны и с наказанием?!
– Этого я не говорил, – покачал головой обвиняемый. – Ведь, насколько мне известно, преступление, которое я совершил, называется воровством. И насколько же мне известно, подобные преступления караются полугодом исправительных работ на лесопилке, в рудниках или каменоломне. Посему выходит преступление мое не является ни тяжким, ни особо тяжким.
– Ты упускаешь, Ларсен из Лазурной Цитадели, что птицы те были народным достоянием. И что теперь с ними стало, неизвестно! – кнут медленно подошел к йольфу и прошипел ему все это в лицо. Однако шипел он так громко, что слышала вся толпа. И та самая толпа вторила ему одобрительным гулом.
– Позвольте заметить, господин кнут, что одну птицу вы все-таки вернули на птичий двор Его Сиятельства. Или вы решили присвоить ее себе?
– Да ты!..
– Довольно! – выкрикнул судейник. – Мы на судебном процессе, а не на выступлении бродячего театра! – и когда все стихли, продолжил: – Теперь я хочу выслушать Почтеннейшего, хочу узнать, что говорят Боги.
Коген простер руки к небу и поднял лицо вверх так, что с головы сполз капюшон, обнажая длинные серебристые волосы. Толпа в тот миг смолкла, замерла в ожидании. Казалось, затих даже ветер. И над площадью нависла напряженная тишина.
– Ньёрд не отвечает на мой призыв, Ваше Судейство. Этим он дарует нам право судить йольфа судом смертных, не божественным. Последнее слово остается за вами и славным кнутом, – после недолгого молчания возвестил он, отступая в сторону.
