Всадники Одина Цена человечности (СИ) - Морошко Сергей (книги полностью .txt) 📗
Ехали они, по прикидкам Яна, не больше получаса. Приближение населенного пункта он определил по запаху. В самом буквальном смысле.
Через некоторое время они снова оказались на той самой площадке, где все и началось. Конвоиры спешились, поставили Яна на ноги и заставили идти. Изобразив гримасу адской боли, он поковылял за ними. Впрочем, ее, боль, он и так скоро почувствует. Боевой режим «жрет» слишком много ресурсов организма, потому рано или поздно придется прекратить. Тогда он ощутит на себе все последствия. А пока... Его кривляния стражникам были до одного места. Похоже, здесь не учат людей милосердию. С другой стороны, он им прилично насолил, потому ожидать иного отношения глупо.
Впрочем, когда он споткнулся в третий раз, конопатый все же среагировал:
– Может, его того, лекарю показать? – неуверенно обратился он к другому стражнику, по-видимому, командиру отряда. – Как бы копыта не откинул до суда.
– Еще чего! Откинет – нам же лучше! – отрезал главный.
А после они отчитались тому самому толстяку, что приговорил старого Ольви к наказанию кнутом, и засобирались в путь.
Яна вновь перекинули через седло, и на этот раз скакали они до самого позднего вечера. Когда последние лучи солнца перестали освещать дорогу, главный скомандовал привал.
Небольшая полянка у дороги, выбранная для этого дела, выглядела довольно безопасно. Стражники развели костер и привязали лошадей. Яна опять устроили у дерева, на этот раз связав еще и ноги – чтобы уж точно не сбежал. Но ему было все равно. Он очень устал, действие эндорфинов давно закончилась, и нога болела адски. Посидев немного, тупо глядя на огонь, он все-таки заснул.
***
Они скакали, пока кобыла Йорга не выдохлась и не начала хрипеть от жары и натуги. Все-таки эта лошадка привыкла больше плуг за собой таскать да в телегу запряженной ходить. Впрочем, устать та могла еще от криворукости Йорга. Пестрый ведь совсем не умел обращаться с лошадью, постоянно дергался, бил ее пятками и там, где не надо, натягивал поводья. Отчего даже эта мирная кобылка брыкалась и постоянно пыталась сбросить с себя горе-ездуна. Тана уже замучилась постоянно останавливаться и успокаивать несчастную Зорьку. В конце концов ей удалось донести Йоргу, что нужно сидеть смирно, а с животиной она как-нибудь сама разберется. И дело пошло веселее. Но ненадолго. Кобыла, изрядно подустав от «стараний» Пестрого, вскоре выдохлась и встала посередь дороги, отказываясь идти хоть куда-нибудь. Было решено сделать привал до вечера, пока не станет прохладнее.
К слову, лошадку свою тетушка Нинье отдала забесплатно. Сказала, что позже, когда все уляжется, заберет птицу с Таниного двора и отцову конягу. Еще Тана попросила ее поискать яйцо, что потерялось в ночь Гнева Богов. Вдруг оно еще цело? Может, у юного цмока есть надежда вылупиться и вырасти? И тетушка согласилась.
А потом... потом были похороны. И тяжелый черный дым поднимался в светлеющее небо, и взмывалось за ним рыжее, как сам Локи, пламя. И уносился дух охотника Ольви вместе с пеплом и гарью в Хэльгафьолл[1], где он теперь будет вечно охотиться с Уллем[2] и Скади[3]. А после отдыхать, делить пойманную добычу с другими такими же охотниками. И пить вино и медовуху во славу Одина, Скади и Улля. Тана в это верила. Ее отец был хорошим траппером, ему не место в Хель.
Когда угасли последние отсветы погребального костра, люди принялись за прощальный пир. На огромном вертеле готовили коня. И вкусные запахи поджаристого мяса и свежего пива разносились в воздухе. Трещали свирели, били барабаны. Вся деревня достойно провожала старого Ольви, чтобы дорога его была легка и весела.
Нинье, как и обещала, дала Тане платье Яры, чтобы ее никто не узнал. А Йорга переодели в одежу тетушкиного мужа. Но Тана так и не решилась подойти к погребальному костру. Всю церемонию они простояли чуть поодаль в сени деревьев, скрытые темнотой. Пока не начало светать.
Утром, когда все заснули вповалку прямо на площади у Священного Камня, Нинье собрала им в дорогу еды и немного одежды, а после даже чуток проводила. Перед отъездом им пришлось изрядно повозиться с отловом сбегшей вчера лошадины. Сивая, впрочем, особо и не пряталась. Все-таки овес – еда более сытная и привычная, чем трава, которой холеная кобылка явно не наелась. И Тана возблагодарила Богов за везение, ведь ехать на одной лошади с этим пестрым хмырем то еще удовольствие. Правда, сходу животину поймать не удалось. Та была изрядно напугана, и пришлось за ней погоняться, а потом еще долго успокаивать. И только после они отправились в путь. Наконец-то.
По дороге они успели сделать два привала. Один днем, второй – на ночь. А поутру въехали в Гуннар, где как раз собирался Большой Рынок[4] по случаю наступления Вуньоль[5], самого светлого дня недели. Здесь торговали шелком и пряностями из далеких стран; медом и пивом; мясом и рыбой; и всем-всем, чего только может пожелать даже самая искушенная душа.
Когда они въехали на рынок, Йорг тут же заныл, что хочет жрать. И ему в унисон вторил Вил, который не против перекусить всегда и везде. Не выдержав нытья двух немощных обалдуев, она сдалась. И они пошли искать трактир. Денежные запасы у Таны, к счастью, имелись. Они с тятькой копили на то, чтобы перебраться в пригород, где жить проще, да и посадские ловчие под боком. Но не сложилось. Потому она волею Богов оказалась богачкой.
Теперь Норны Фрейи[6] занесли Тану с совершенно чужим ей странником в Гуннар. И ей предстояло найти брата-близнеца этого самого странника, чтобы... чтобы, что? Отдать долг?.. Да, скорее всего. А уж как его отдавать, Тана пока не решила. Не решила, стоило ли Яна убить за то, что сломал ей жизнь, или же пойти вместе с ним и помочь за то, что он эту самую жизнь ей спас. О неприятном придатке в виде Йорга она старалась не думать.
– Пойдем, пройдемся по рынку? – предложил «придаток», едва наполнив свое алчущее нутро едой. К слову, как он придирался к жрачке в трактире – отдельная история.
Она заказала им обоим плотный обед: кастрюльку наваристой карасевой ухи, головку копченого сыра, большую буханку хлеба и два кувшина добротного темного пива. А Вилу – здоровую плошку мясной обрези, за которую ящер с радостью принялся, как только ее принесли. А вот Йорг... Когда разносчица разлила по мискам уху, он с подозрением понюхал ее, скривился и отставил в сторону.
– Ты чего это? – удивилась Тана, уже почти прикончившая свою порцию ароматного варева. Она только сейчас поняла, насколько проголодалась. – Вкусно же.
– Я не буду употреблять внутрь эту… подозрительную субстанцию, – мрачно буркнул Пестрый и на этом замолк. Его живот, вопреки его же словам, протяжно заурчал, недовольный тем, как хозяин с ним поступает. Да уж. Тана бы тоже на такое обиделась. Все-таки они не ели нормально почти сутки. Легкий перекус блинами у тетушки Нинье и вяленое мясо в дороге не считаются.
– На тебя дристун что ли нападает от рыбы? – предположила Тана. Она как-то слышала, что есть такие неженки. У благородных. Значит, Йорг все-таки из знатников? – Или ты ее просто не любишь?
Йорг закашлялся, недовольно глядя на нее.
– Что-то вроде того, – выдавил он.
– Я не поняла.
– Я. Не хочу. Это. Есть.
И вот тут Тана разозлилась. Сильно. Ей по самое горлышко уже надоел за неполные два дня йоргов выпендреж. Будь он хоть трижды благородных кровей, довольно!
– Если ты не любишь, значит, ходи голодным. На заморские кушанья у меня никаких костяшек[7] не хватит. И вообще, радуйся, что я тебя не бросила одного где-нибудь в лесу на поживу диким псам! – и она демонстративно принялась за еду.
Пестрый, похоже, тоже хотел высказать Тане все, что про нее думает, но с явным усилием себя сдержал. Видать, понимал, что находится сейчас в невыгодном положении. И только его неприязненный взгляд очень уж жег ей макушку каждый раз, когда она склонялась над своей миской. Но Тана старалась внимания на это не обращать. Покончив с ухой, она сложила сыр и хлеб в заплечную котомку, затем отхлебнула пива прямо из кувшина. Хорошо.
