Все сокровища мира - Точинов Виктор Павлович (книга жизни TXT) 📗
Когда-то Знак именовался в туристических путеводителях Памятником защитникам Ленинграда, а в просторечии – Долотом или Стамеской, именно эти инструменты напоминала простым ленинградцам высоченная четырехгранная гранитная стела, вонзавшаяся в низкое небо. Ленинградцам же интеллигентным и продвинутым, знакомым с теорией Фрейда, стела напоминала… впрочем, всем известно, что напоминает фрейдистам большинство окружающих их предметов.
Теперь стела никуда не вонзается. Поникла и обвисла.
Не знаю, какая сила скрутила, согнула стелу, да еще так, что та не рассыпалась кучей гранитных блоков, но осталась единым целым. Однако факт налицо – бывшее Долото изогнулось, направило свое острие к земле и удивительно напоминает теперь гигантский вопросительный знак всех времен и народов… Знак есть, вопроса перед ним нет, и подставляй любой, какой душа пожелает… Можно классическое «Быть иль не быть?», можно извечное российское: «Кто виноват, что делать и с чего начать?». А можно актуальное и сиюминутное: «И на хрена мы сюда приперлись?» Подставляй что хочешь, ответа все равно не будет…
Знак вопроса напомнил, что не мешает сделать еще одно определение. Сделали. И убедились, что в прошлый раз не ошиблись, что погрешности измерений были ни при чем: пеленг медленно, но уверенно смещался и указывал уже не на Угольную гавань, а несколько севернее…
Цель медленно, но неуклонно двигалась в сторону Центра. В самые гиблые места. Хуже ничего не придумать, хоть голову сломай… Но пока я ломал голову над другим: какую тактику избрать – погоню или перехват? В первом случае стоило выдвигаться, придерживаясь условного направления Ленинского проспекта… Во втором – двигаться по направлению, заданному Краснопутиловской улицей.
Оба пути начинались здесь, у Рогатки, расходясь чуть дальше, у бывшей площади Конституции, под углом примерно сорок градусов, и с принятием решения не стоило затягивать… Беда в том, что путь этот – пока не разделившийся на два – мне решительно не нравился. Шестое чувство, легендарная сталкерская чуйка, называйте как хотите… но я не хотел туда идти.
Пока я занимался пеленгованием и копанием в чуйке, Джей-Си связался со своим начальством. Мы были на самой границе зоны приема, и майору приходилось драть глотку и по два-три раза повторять одно и то же, чтобы его расслышали. В результате услышали доклад и все остальные члены группы, но ничего интересного не прозвучало: дескать, план с таким-то кодовым названием выполняется, потерь нет, началось выдвижение к… (еще одно кодовое название), связь вот-вот накроется, так что не волнуйтесь… Обо мне, Ильзе и Чеширском – ни слова.
Вот и гадай, насколько осведомлено начальство майора о том, чем он занимается и чем намерен заняться в Зоне… Увязался он за нами вроде бы экспромтом, да не совсем, у «космонавтов» отчего-то оказалось с собой все потребное для рейда снаряжение – никуда они за ним не заезжали, никого не посылали.
О том, что стало формальной целью нашего совместного похода: об испытании в полевых условиях одного из приборов Ильзы, – никто из нас и не вспоминал.
Рано было вспоминать.
Потому что предназначался прибор – ни много и ни мало – для отключения Триггера.
4
Стена Скорби находилась здесь же, у Знака. На одной из немногих уцелевших вертикальных поверхностей монумента. Так уж повелось – почти все выходящие из Зоны сталкеры оставляют тут записи. О погибших товарищах, о новых и неведомых опасностях Зоны, о местах, внезапно превратившихся из безопасных в смертельно опасные…
Записи делаются мелом и слишком надолго не остаются, смываются дождем и прочими осадками, – Зона меняется стремительно, и незачем занимать место информацией, потерявшей актуальность.
Я поводил взглядом по сторонам, увидел фанерку, заботливо прикрывающую коробочку с мелками. Нашел свободное место и оставил граффити: вывел наверху дату, а снизу приписал: "Мозгожорка" в 0,5 км от ПК, недалеко от С. Поля. Один холодный, имя не знаю. Лорд». Нарисовал сверху православный крестик, так уж принято, если речь зашла о погибшем.
При входе в Зону такие записи приходится оставлять редко… Нынче пришлось.
Лишь затем почитал, что пишут другие… Три записи тоже были помечены сверху крестом, и я их прочел раньше прочих и потянул бандану с головы. Бай, Клещ и Жужа. Про Бая я уже знал, хороший был сталкер, мир его праху. Пил много, так кто ж не пьет на такой работе…
С Клещом я был знаком меньше: помнил, что и тот пил изрядно, помнил, что играл на гитаре и пел, и сталкерско-фольклорные песни, и классические романсы… И вроде когда-то раньше трудился на «Скорой»… А больше ничего и не вспомнить.
С Жужей я не был знаком, даже шапочно, наверное, из новых… Я в последние годы намеренно держался в стороне от сталкерской тусовки.
Майор стоял рядом, тоже внимательно читал граффити, но обращал внимание в основном на полезную для выживания информацию. И пока я справлял короткие мысленные поминки по ушедшим, Джей-Си отыскал кое-что любопытное и показал мне.
Буквы были крупные, печатные, сразу привлекающие внимание. Значит, что-то важное и срочное.
СЛИЗЬ. ВАРШАВСКАЯ, КРАСНОПУТИЛОВСКАЯ. ДО ХРЕНА!!! РЫСЬ.
Слова «До хрена» мало того что были снабжены восклицательными знаками, так еще и дважды подчеркнуты. Видать, и вправду до хрена.
То-то мне не хотелось уходить с Рогатки по Краснопутиловской… Сталкерскую чуйку не обманешь.
Я искоса поглядел на майора: оценил ли он факт, что Слизи в том районе, где пересекаются Варшавская и Краснопутиловская, быть не должно… По крайней мере до сих пор не бывало. Судя по встревоженному виду, оценил.
– Что будем делать? – спросил он.
– Пойдем по Московскому, затем свернем на Ленинский, – ответил я не задумываясь.
Иных вариантов не было. Крюк километра в полтора получится, но опасное место обойдем.
– Не люблю ходить мимо «Ленинца»… – сказал майор с сомнением. – И метро там нехорошее…
– Просочимся самым краем площади. Я и сам «Ленинец» не люблю… Когда уж они там наконец угомонятся…
Джей-Си лишь вздохнул. Мы оба понимали, что, наверное, теперь уже никогда не угомонятся… Пока мир не рассыплется в прах.
Для пути по Московскому проспекту я настоял на новом построении. «Гусиный клин» хорош лишь для относительно открытой местности. А здесь, в плотной застройке, впереди должен идти сталкер. По каким бы методикам ни готовили «каракалов» – а я подозревал, что это подразделение особое, и подготовка у него соответствующая, – опыт хождения по Зоне ничем не заменишь.
Джей-Си стоял перед небольшим строем из двенадцати человек, объясняя новый порядок продвижения. Говорил вслух, не через рацию шлема, для того, чтобы и Чеширский мог все понять. Общался он с человеком-горой так же, как и с остальными бойцами. Словно не знал и не понимал, что тот в любой момент может предать и выстрелить в спину…
Хотя на самом деле, конечно же, все знал и все понимал.
Глава 6
Серая Слизь и черные люди
1
Мотор негромко работал на холостом ходу, из салона доносилась музыка.
Все как всегда… Как все годы, прошедшие с Прорыва. Здесь, в районе бывшей станции метро «Московская», имелось три достопримечательности, и Вечный Джип одна из них.
Колеса его давно не просто спущены, но и резина превратилась в лохмотья. Краска облезла, кузов пятнают потеки ржавчины… А двигатель все работает и работает, настоящий перпетуум-мобиле, и музыка играет и играет… Однажды, в тот период, когда меня очень интересовали всевозможные темпоральные феномены Зоны, я просидел у Джипа достаточно времени, чтобы понять: музыкальный центр внутри проигрывает по кругу один и тот же сорокапятиминутный альбом «Green Zombie».
Кто слушает альбом, неизвестно, все стекла Джипа, даже переднее, густо затонированы. Может, никто не слушает, может, водитель и пассажиры успели покинуть машину, прежде чем она превратилась в нечто вневременно?е… Сталкер по прозвищу Гук однажды пытался прояснить этот вопрос, взломав дверцу Джипа, и теперь он больше не сталкер, в Зону не ходит, трудно ходить туда с одной рукой…
