Все сокровища мира - Точинов Виктор Павлович (книга жизни TXT) 📗
После Прорыва Среднерогаточный пруд начал расти. Отчего так происходило, не знал никто. Однако он рос и рос, словно раковая опухоль, выбрасывающая метастазы, и дальняя его болотистая оконечность уже подтапливала и «Самсон», и Стеклянное Поле. Если тенденция сохранится, рано или поздно воды бывшего пруда сольются с акваторией Финского залива, образовав его новую губу.
Сейчас ни парка, ни церквей не осталось, раздавшаяся водная гладь на северо-востоке подмывала фундаменты домов (и некоторые уже подмыла, обрушив здания), а на юге уходила вдаль, постепенно превращаясь в болото, теряясь среди зарослей непонятных растений, напоминающих гибрид осоки и рогоза.
Среди сталкеров ходили легенды, что вода в озере прозрачная как хрусталь, а церкви ушли на дно целыми и невредимыми – приглядевшись, можно увидеть на глубине в несколько метров купола и кресты. А еще иногда из-под воды доносится глухой, едва слышный колокольный звон…
Голимая брехня и пьяные выдумки. Я не встречал ни одного заслуживающего доверия человека, вернувшегося с берега Озера и рассказывающего такое. Все слухи доходили через десятые руки.
Более того, я не встречал ни одного заслуживающего доверия человека, вернувшегося с берега Озера и рассказывающего хоть что-то. Собиравшихся пройти к Озеру встречал… А потом переставал встречать.
И сам всегда старался пройти мимо Озера побыстрее, не задерживаясь и к берегу не подходя. Если держишь путь к Рогатке, десятой дорогой Озеро миновать, увы, невозможно – надо или делать многокилометровый обход, или пробиваться с боем через ареал Желто-синих.
И приходится проходить в опасной близости от берега, в самой ближней точке буквально в какой-то сотне метров, вдоль бывшего Московского шоссе. Хотя, конечно, эта трасса теперь мало заслуживала названия шоссе. Отсыпка уцелела, и даже асфальт кое-где виден, но никто по этому асфальту уже не поездит, даже на вездеходе: вздыбленные, обросшие мхом плиты, поднявшиеся торчком неизвестно от каких причин, хотя в Зоне хватало ровных, хоть гонки устраивай, магистралей. Мох на асфальтовых плитах рос странный, неприятного ядовито-оранжевого цвета, но совершенно безобидный. Если, разумеется, не употреблять его внутрь тем или иным способом… Возможно, и это не фатально, я сам найти употребление для мха не пробовал и о чужих попытках никогда не слышал.
Оранжевый мох безобидный для всего и всех на свете, кроме асфальта. Может быть, конечно, я путаю причину и следствие, но везде, где на асфальте разрастается эта флора, с покрытием происходит то же, что и здесь: горизонтальным оно быть перестает.
Однако вдоль шоссе тянулась ровная полоса бывшего газона, относительно ровная, бурьян и мелкий кустарник не в счет. По ней-то мы и шли «свиньей», когда боец, шагавший впереди, во главе клина, остановился, поднял и опустил руку. Причем правую, и я понял: кто бы ни натаскивал «каракалов», натаскали правильно… И у профи в зачистках, и у сталкеров этот жест означает одно: впереди нечто непонятное, но непосредственной угрозы пока нет. При угрозе жест исполняется левой рукой, правая остается на оружии.
Наша «свинья» остановилась. Я бросил взгляд на компас – на самый обычный, магнитный, украшавший правое запястье. Многие считают, что прибор этот в Зоне не нужен, лишний и бесполезный груз: магнитная стрелка болтается на шпеньке безвольно и бессмысленно, меняя свое положение только от резкого движения руки: нет здесь, дескать, никаких линий магнитного поля, и магнитных полюсов тоже нет.
Те, кто так считает, ошибаются… Компас и здесь полезен, если знать, как его использовать.
Мой компас сейчас работал. Неправильно работал и странно: стрелка вращалась быстро-быстро, словно страдала манией величия и вообразила себя вентилятором.
Я сделал пару шагов – вращение замедлилось, затем прекратилось, стрелка замерла, покачиваясь. И вновь начала вращаться, все быстрее и быстрее, но теперь в обратную сторону.
В сочетании с близостью Озера признак однозначный. Да вот только я пока ничего не слышал… А «космонавт» услышал. Но не потому, что имел феноменальные уши-локаторы, как у летучей мыши: среди прочей электронной машинерии, встроенной в шлем, имелся направленный микрофон, весьма чувствительный. Я тоже мог бы обзавестись такой штукой, да не видел смысла. Очень скоро вся электроника окажется не при делах, а шлем «каракала» будет исполнять лишь основную свою функцию, ту же, что исполняли шлемы доблестных и не очень рыцарей без страха и упрека, – будет беречь голову владельца, и не более того.
Майор вновь продемонстрировал, что с Зоной он знаком, и неплохо. Не ломал голову, что услышал боец, и у меня не спрашивал. Достал коробочку с ушными тампонами, протянул пару Чеширскому, потом предложил мне, но у меня имелись свои, и я им доверял больше.
Ильзе мы протянули наши упаковки одновременно – ни дать ни взять два галантных кавалера, спешащих услужить даме, пожелавшей закурить.
Она посмотрела на меня, на Джей-Си и улыбнулась в высшей степени кокетливо. Женщина она и в Зоне женщина… Затем, чтобы никого не обидеть, взяла один тампон у меня, другой у майора.
Сам Джей-Си беруши использовать не стал, просто опустил щиток шлема, звукоизоляция там неплохая. Сделал знак рукой, и мы двинулись дальше, несколько сжав построение, сдвинув крылья клина.
Через полсотни шагов началось… Тампоны гасили звук, но лишь частично. Или он воздействовал не только на тело, но и на мозг напрямую и был не только и не просто звуком. Ни слов, ни вообще каких-либо модуляций в этом звуке не было: бессловесный жалобный стон. Но в нем имелась эмоция, очень сильная: мольба, призыв о помощи.
Эмоция долбила в мозг: обернись, помоги, протяни руку…
Я увидел, что Ильза повернула голову туда, к Озеру. И сбилась с ноги, и начала забирать влево. Подскочил к ней, развернул, резко и грубо. Но сам как-то невзначай взглянул туда… И увидел руку. Рука поднялась из воды по запястье и тянулась к нам. Ни малейшей ряби, ни малейшего возмущения воды – рука торчала над зеркальной поверхностью.
До руки было сотни полторы метров, не меньше… Я не мог ее разглядеть. Не должен был. Мог лишь видеть – над водой что-то торчит. И тем не менее… Оптические законы здесь идут вразнос, один чудак мне что-то объяснял про воздушные линзы, но я на бегу толком не понял, а потом чудак в Мутной Пади промедлил чуть больше допустимого и ничего уже никому не мог растолковать…
Короче говоря, я видел руку во всех деталях и подробностях, словно она была от меня в нескольких шагах. Мог разглядеть, как по пальцам тянувшейся к нам руки пробегала легкая дрожь и что были они неправильного цвета, серовато-синего, как у давненько находящегося в воде утопленника.
Потом я почувствовал чувствительный удар в плечо, и понял, что ударил меня Джей-Си, и понял другое: я, сам того не замечая, двинулся к Озеру и уже сместился к самому краю клина…
Не сговариваясь и без команды все прибавили шагу. Беззвучный призыв о помощи продолжал терзать мозг. А потом исчез как отрезанный. Не слабел постепенно, просто исчез, и все.
Проскочили…
А вот интересно, если бы мы шли лишь вдвоем с Ильзой и если бы я так же потерял концентрацию, приводя ее в чувство… Остановила бы меня она? Не позволила бы пошагать к Озеру?
На пути к Триггеру, разумеется, остановила бы.
А на обратном?
3
Вот и достигли мы ворот…
Южных ворот мертвого города. Город давно раздался и вытянулся во все стороны и поглотил былые предместья, а воротами, главным въездом в него до самого Прорыва так и считалась Средняя Рогатка, она же площадь Победы. Здесь сходились с давних времен два главных тракта: Московский, соединявший две столицы, и Варшавский, связавший Питер с южными и юго-западными губерниями. А в новые времена здесь проезжали все, кто прибывал в два главных аэропорта, в Пулково-1 и Пулково-2.
Теперь никто не прибывает и не проезжает… Лишь наведываются охотники за удачей вроде нас. Зато наведываются регулярно, у сталкеров считается хорошей приметой пройти в начале похода под гигантским знаком вопроса, или попросту Знаком… И выходя из Зоны, пройти рядом ним, оставить запись на Стене Скорби, если есть о чем написать, – это даже не примета, это задел уже на будущие походы, взнос в общую копилку информации…
