Вторая и последующие жизни (сборник) (СИ) - Перемолотов Владимир Васильевич (читаем книги бесплатно .TXT) 📗
Но и тот непрост. От первого удара я отлетаю к стене. Больно, черт! Не так больно как было бы по-настоящему, но чувствительно. Мы подхватываем с пола какую-то металлическую палку… Хрясь! Хрясь!
Первый «хрясь» достался ему, а второй уже мне. Я снова отлетаю к стене, а мой противник стоит, согнувшись, словно готовясь прыгнуть. Краем глаза замечаю рядом с собой вазу, подхватываю её и обрушиваю на еще не пришедшего в себя после удара фраковладельца. Он пытается отмахнуться, но я кулаком добавляю ему по затылку. Неудавшийся убийца невнятно мычит и падает на колени. Злой взгляд тускнеет, гаснет…
— Ну и как ощущения?
— Славно… — выдохнул я, машинально поводя плечами. — Ой как славно…
— Разумеется. Каждому хочется реализовать свои сокровенные желания. Каждому хочется почувствовать себя Бондом, волшебником, Казановой… Шерлоком Холмсом, наконец…
— Джеком Потрошителем, — усмехнулся я чисто из вредности.
— Если вы серьёзно, то тогда вам к психиатру, — немедленно откликнулся Продавец. — Когда захотите побыть Гитлером или Пол-Потом, то туда же… У нас все проще. Без клинических случаев — есть герои всех мастей преодолевающие трудности и достигающие успеха, творцы — от музыкантов до художников, спортсмены…
— На счет Казановы это очень интересно… Очень.
Опять Михалыча занесло в эту сторону. Сбивать его с курса надо.
— А вот что-нибудь такое, что в обычной жизни никак не испытаешь? Такое есть?
Во взгляде хозяина проскользнуло веселое удивление.
— А как же? Конечно, есть! Например, ощущение Всемогущества.
Он произнес это слово так, что стало понятно, что оно не только пишется, но и произносится с большой буквы.
— Всемогущий это кто? — переспросил Михалыч. — Генеральный комиссар НКВД товарищ Берия?
Меня это тоже задело.
— Погодите, погодите… Как это? А с чем сравнивать это ваше всемогущество, если я его раньше не испытывал?
— А «могущество» испытывали когда-нибудь? Когда чувствуете, что все можете, что все получится, за что бы не взялись?
— Ну это да… — Михалыч поскреб голову. — Последний раз недели три назад, когда сарай строил. Думал не поднять мне бревно, а поднял…
— Ну если хотите, можете считать, что всемогущество — это очень-очень большое могущество.
— Так ведь это, наверное, очень скучно знать, что можешь все. К чему в таком случае стремиться? Мне кажется, что это не интересно…
Продавец мне возразил.
— Это может быть не интересно наблюдать со стороны, или рассуждать о нем, а вот когда ты сам всемогущ, то это непередаваемо… Поверьте, что это именно так.
Я поднял бровь.
— Так значит вы уже…
— Ну конечно! — чуть смутившись улыбнулся. — Потому и говорю.
По губам пробежала улыбка, видно вспомнил что-то, безусловно, приятное, но секундой спустя помрачнел.
— Правда, у этого чувства скверный отходняк. Ну, когда возвращаешься и понимаешь, что в этой жизни можешь далеко не все…
Он вздохнул.
— Но даже с этим минусом это ощущение стоит того, чтоб его испытывать снова и снова… — Хотите пережить?
Он уже не говорил «попробовать»!
— Если вы настаиваете…
… Голову что-то сжало, и перед глазами метнулся клок плотного тумана. Я машинально взмахнул рукой, прикрываясь от неведомой опасности, но мгновением спустя уже разобрался, что к чему: голову мою плотно охватывала остроконечная шляпа, а клок тумана оказался моей же бородой, стелящейся по ветру и им же заброшенной мне за спину на манер легкого шарфа. Перед глазами открылся уходящий вниз склон не то холма, не то горы… Скорее все-таки горы — то тут, то там по склону виднелись громадные камни. Не круглые, окатанные вежливой водой валуны, а грубые куски гранита с острыми гранями, еще не обработанные ни стихиями, ни временем.
Только камни, кусты и редкие деревья оказались тут вовсе не самыми важными. Все пространство вокруг горы и почти до самого горизонта занимали враги. Кто они такие я не знал, но в том, что это они самые уверенность у меня была полная. Да и не стали бы друзья орать непотребности и трясти копьями и топорами. Где-то на задворках мелькнула полупонятная мысль «как фанаты „Спартака“», но мысль даже не задержалась в голове.
Да. Орали они громко, но я слышал в этом реве страх отчаяния. Они не верили, что справятся со мной. Именно отчаяние наполняло этот крик и выдавало их с головой.
С врагами все ясно. Понимая, что сейчас начнется схватка, я оглядел себя.
Вот оно как! Островерхий колпак это еще ничего. А халат расшитый звездами и драконами? А посох с навершьем из огромного драгоценного камня? А сапоги?
Впрочем, в сапогах ничего неожиданного я не увидел. Только что разве золотые шпоры, а так сапоги как сапоги. Ну, может быть скороходы…
Неподвижная до этого мгновения тень, лежавшая рядом с моей шевельнулась…
Зря я тут себя накручивал, что один против всего этого кагала. За моей спиной спокойно сидел огромный дракон. Вид у него оказался скучающий, словно видел он это не в первый, а уж Бог знает в какой раз.
Мельком глянув на него, я вернулся к своим ощущениям.
Я не верил в свое всемогущество. Я просто знал, что всемогущ. Ощущения были точно такие же как если б я что-то когда-то забыл, а теперь, как раз в это самое мгновение вспомнил, что и как надо делать. Проверяя правильность своих ощущений, я взмахнул посохом. Память того, недавнего человека ожидала вспышки, грохота, молнии, наконец, но в полной тишине в том месте куда указывало навершье, земля встала волной и побежала в обе стороны, словно не земля это, а жидкая глина, а я — мальчишка-баловник с ореховым прутиком, с размаху шлепнувшим по ней.
Это подхлестнуло толпу.
Поняв, что жалости от меня ждать бессмысленно, враги бросились вверх по склону.
На меня неслась волна искаженных воем лиц, с заплеванными пеной бородами.
«Варвары…» — подумал я и вслух добавил, обозначая для себя ситуацию:
— Никак убивать нас бегут?
— Не смеши, Хозяин, — отозвался из-за спины дракон. Я не удивился. Ну какой еще дракон может быть у самого крутого волшебника? Правильно… Вон у Робинзона попугай и то говорящий, так как мне, Всемогущему после этого, чистоту образа нарушать?
Человеческая волна приблизилась шагов на сто. Я вытянул руку, направив в то место, где она казалась наиболее густой и сказал:
— Пых, пых, пых!
В этот раз беззвучно не получилось. С ногтя сорвались россыпь тонких лучей, и копьями врубилась в бегунов по пересеченке. То ли от лучей, то ли от грохота те попадали и остались лежать.
Я ухмыльнулся.
Вот оно Всевластие!
Я мог все.
Даже так: Я мог ВСЁ!
Когда до озверевшей от страха толпы осталось шагов 20-ть, я щелкнул пальцами, и набегающая волна остановилась, упершись в невидимую стену. Неодолимая сила отжимала их от меня, и дикари пятились, пятились, пятились, налетая друг на друга, сталкивая под ноги.
Глядя в безумные лица, я понял их. Теперь понял. Та ненависть, что они испытывали ко мне, росла из понимания пропасти, которая нас разделяла. Они никогда не смогут стать такими как я, и именно понимание этого доводило их до бешенства, до открытого противостояния. Ну не Судьба… А с ней, с Судьбой, не поспоришь. Как, впрочем, и со мной.
— Кончай ты с ними Хозяин, — заныл дракон. — Бери девицу, и полетели отсюда.
Я оглянулся. Про девчонку, назначенную то ли жертвой, то ли приманкой для меня я и забыл. С интересом разглядел довольно грязную фигурку, скорчившуюся под лапами дракона. В ней было что-то узнаваемое — что-то из 70-х, когда такие вот красавицы-блондинки зажигали на танцплощадках под «Бони М» и «Баккару».
Ничего. Отмоем. Откормим. Принарядим. Научим… Опыт есть. У меня во дворце таких — я вспомнил — десятка полтора. На все случаи жизни красавицы припасены…
В хламиде, что висела на моих плечах, я чувствовал себя как-то не очень. Не комфортно, и движением брови превратил её в тогу, что оказалось ничуть не лучше, потом во фрак… Еще одно движение бровью и фрак превратился в костюм тройку. Такой я видел на одном из депутатов и, вспомнив источник своего вдохновения, украсил лацкан пиджака значком, а карман отяготил депутатскими корочками.
