Цвет ярости — алый - Романовский Александр Георгиевич (версия книг TXT) 📗
Хэнк непроизвольно сунул руку под куртку и нашарил рукоять пистолета. Помощники настороженно оглянулись, но шеф успокаивающе повел головой. Для поспешных действий пока еще рано. И все же Таран готовился действовать в любую секунду, буде в том возникнет нужда. Идиот, который выкинет какую-нибудь глупость, практически сразу сможет полюбоваться собственными мозгами, причем не в голове.
Условие, которое передали Хэнку его помощники, состояло в следующем: они могут вернуться, только они двое, и с ними будет сам Хэнк Таран. Это, таким образом, ограничивало количество бойцов. А если хозяин Подворья что и успел извлечь из своей практики, так это то, что число — далеко не самое главное. Поэтому все трое загрузились оружием под самую завязку. Каждый имел с собой по паре пристрелянных стволов, а также ворох всевозможных колюще-режущих игрушек. Этого арсенала, по мнению Тарана, было достаточно, чтобы должным образом подкрепить аргументы в жарком диспуте.
Микроавтобус тем временем мчался по ночным улицам. Время от времени он поворачивал, и пассажиры, естественно, могли определить, в какую сторону их клонит. Хэнк принялся было считать повороты, но вскоре бросил это бесполезное занятие. Автомобиль вилял слишком часто, а потому владелец Подворья сбился со счета на второй дюжине.
Вместо этого он задался другим вопросом. Запретный город был не столь велик, за это время его можно было пересечь вдоль и поперек. Следовательно, они либо наматывали круги, либо ехали в другое место. Если первый вариант был еще допустим (порой Таран также считал необходимым внести в обстановку толику дезориентации), то второй выглядел совсем уж нелепо… Но и его, тем не менее, не следовало сбрасывать со счетов. Помощники тоже не представляли, куда их доставили в первый раз. Следовательно, искомое место могло (допустимо с трудом, но могло) находиться где-то в ином районе Гетто. Подумав так, Хэнк подивился причудливому ходу собственных мыслей. Запретному городу нет особой нужды находиться в одном и том же месте в одно и то же время… На то он и есть Запретный город.
Погрузившись в философские рассуждения на предмет целого, а также частей такового, Хэнк и сам не заметил, как качка прекратилась. Микроавтобус застопорил ход. Белокожий субъект, не говоря ни слова, распахнул дверцу и выбрался наружу.
Помощники синхронно уставились на шефа.
Хэнк пожал плечами. Наступил один из тех редких моментов, когда он не знал, что им сказать. Гладиаторские бои — это хорошо. И все же рисковать ради этого собственной шкурой, тут, ночью, в Запретном городе (да и в нем ли?)…
Во всяком случае, из Клоповника это казалось вполне здравой и морозно-свежей идеей. В настоящий момент Таран так уже не считал. Сколь ни печально было ему это сознавать, но, судя по всему, он перехитрил себя самого. И все-таки паниковать пока было рановато.
Таран всегда ощущал себя настоящим бойцом. Встряхнувшись, он собрал всю волю в кулак. Если уж они здесь, следовало извлечь из этого максимальную пользу.
Недаром он Хэнк Таран!
Собственной персоной.
— Ладно, вытряхиваемся, — проворчал он.
“Адъютанты” поспешно кивнули и оторвали зады от сидений. Хэнк повел толстой рукой — мол, не так быстро, — и придвинулся к парням, хотя в этом, по правде говоря, не было необходимости — если их “слушали”, то микрофоны наверняка могли уловить писк комара, не то что хриплый шепот.
Как любой тренер, Таран считал своим долгом прочесть воспитанникам напутственный спич. Его смысл не имел принципиального значения. Главное — сильные интонации и уверенный тон.
— Главное — спокойствие, — сказал он. — Достоинство, уверенность и скрытая сила. Не забывайте, КТО мы такие и откуда мы явились. Таких парней здесь отродясь не видали. Девчонок из Гетто мы тут вряд ли найдем… — Помощники заухмылялись, Хэнк строго нахмурился. — Но, не сомневаюсь, здесь будут их деловые папаши, хотя тот экземпляр, — Таран кивком указал на опустевшее место водителя, — явно выполз из какой-то пробирки. Будут проблемы — не церемониться, но и хамить не нужно. Молчите и следите за мной. Короче, все как обычно. Понятно?
Нож и Топор синхронно кивнули.
Хэнк кивнул в ответ. Он не сомневался, что они все поняли. Да и нужды в этой речи, по сути, не было, кроме внутренней потребности Тарана успокоить расшалившиеся нервы. Помощники не подкачают, если уж придется постоять за честь отчизны. Но Никто из них и пальцем не шевельнет без команды, как отлично выдрессированный пес. Именно ими Нож с Топором и были — верными, откормленными псами.
— Все, пошли.
Таран откатил дверь в сторону. В салон устремился поток тусклого желтого света. Окна автомобиля погасли, сразу же превратившись в обычные тонированные стекла. Так что, прежде чем выйти наружу, Хэнк внимательно осмотрел внешнее пространство из бокового окна, в то время как помощники сторожили дверь.
Как оказалось, автомобиль стоял в просторном, мрачном помещении без окон и дверей — вероятно, в каком-то гараже. Таран отчего-то чувствовал, что от поверхности его отделяет энная масса грунта, бетона и металлических распорок. Внешних признаков для такой уверенности как будто не было, способность чувствовать это осталась у него, вероятно, от тех подземелий, что образовывали под Клоповником подобие швейцарского сыра. В них-то юный Хэнк, еще и не помышлявший о Подворье, проводил значительную часть свободного времени. Поэтому бывший гладиатор ничуть не смутился, а, убедившись в отсутствии явной опасности, вышел наружу.
Бледнокожий придурок маялся у переднего бампера.
— Сюда. — Он повел рукой.
Хэнк кивнул и двинулся вперед. Помощники, настороженно принюхиваясь, соблюдали выверенную дистанцию в полтора метра — как меж собою, так и от шефа.
… Считанные секунды спустя Таран очутился в самом странном месте, в котором ему когда-либо доводилось бывать. Даже злополучный аттракцион в Гетто, в котором стены заменяли голограммы высочайшего разрешения, не шел с увиденным ни в какое сравнение.
Весь предыдущий жизненный опыт, как оказалось, не подготовил Хэнка к этому дню. Поджав хвост и жалобно поскуливая, он, то есть опыт, ускользнул в самый дальний угол сознания. Там было тепло, темно и уютно, тогда как снаружи простирался настоящий кошмар. Чтобы выстоять под этим натиском, внешне Таран уподобился скале. Стараясь, чтобы на изуродованном шрамами лице не дрогнул ни один мускул, хозяин Подворья шел вперед. Ведь, в конце концов, он привык смотреть смерти в глаза…
То, что он увидел, угрожало прежде всего не физически, хотя с этим тоже можно было поспорить. Воздействие оказывалось на психологическом уровне и, вероятно, в первую очередь было рассчитано на пришлых дилетантов, каковыми, вне сомнения, и являлась троица из Клоповника. Визитеров привезли не на какую-то там перевалочную базу, а в самое сердце тайной организации, опутанное оптоволоконными кабелями и сервомоторами… Предположить иное означало допустить существование настоящего сердца, и тогда получалось, что это место является придатком вторичным — печенью, почкой, а то и мочевым пузырем. Но в таком случае вообразить подлинные масштабы организации было бы не только затруднительно, но и невозможно. Кроме того, Таран был не склонен сомневаться в своих источниках, а те не сообщали ни о готовящемся восстании машин, ни о батальонах их прислужников… Если не считать самого существования Гильдии оружейников, которая состояла на учете у легавых и характеризовалась как “стабильное малочисленное образование с консервативными устоями и лимитированным финансированием”. Теперь же Таран видел, что Главному департаменту полиции следовало срочно обновить сводки и картотеки.
Создавалось впечатление, будто Гильдия окопалась в Запретном городе всерьез и надолго. На языке крутилось подходящее слово — плацдарм. Вот только ДЛЯ ЧЕГО?
В Клоповнике всегда было пруд пруди всевозможных сект, тайных обществ и лож. Попытаться все их сосчитать было делом утомительным, неблагодарным и заведомо безуспешным. Большинство таких группировок возникало, преобразовывалось и исчезало еще до того, как над Куполом сменится месяц. Порой они без особого шума сливались и перетекали одна в другую, но, как правило, вновь посвященные разбегались, словно тараканы, когда от братства и взаимной помощи оставалась только расчетливая демагогия “духовных отцов”. Эти общества были готовы верить в кого и во что угодно —до тех самых пор, пока одиночки не решали, что с одиночеством пора кончать, а кое-кто более смышленый не приходил к заключению, что способен использовать их в своих интересах.
