КОМ 2 (СИ) - Войлошникова Ольга (книги без регистрации полные версии txt, fb2) 📗
— Я так понимаю, это строго для меня?
— Верно понимаешь. Уж сына я знаю, как облупленного. Тут всё точно под тебя настроено, рассчитано. На первые шесть недель, — она строго ткнула пальцем в надписи, которые присутствовали и на удерживающих платформочках, и на каждом бутыльке: — Номер недели. Ряд — утро, ряд — вечер. Принимать чётко, Илья! От этого твой результат будет зависеть. Там, по результатам буду смотреть, составлю следующий набор.
— Погодите, маман. А на экстерне, говорят, тоже какими-то зельями поят?
Она поморщилась:
— Знаю, поят. Там общего назначения идёт, с новосибирской травной заготконторы. Поток! — она пренебрежительно взмахнула рукой. — Я запросила характеристики, — интересно, у кого? Явно же не у этой заготконторы, так они и разбежались всем свои рецепты раздавать… — Прислали мне. Ничего конфликтующего не будет. Ты их тоже пей, вместе с моими только лучше сработают.
— А если забуду я? Пропущу? Мало ли какие обстоятельства.
Маман поджала губы.
— Нежелательно бы. Но если пропустишь, делай так: принимать строго в установленной последовательности, но уже утро — обед — вечер. Пока не догонишь график.
— Понял.
— Береги. И никому пробовать не давай, последствия могут быть… непредсказуемыми. И даже плачевными.
Снова словно мороз по плечам.
— Ясно. Только для меня.
Дни неумолимо утекали сквозь пальцы. Вот уже и ручьи побежали, весна вошла в свои права, а на полях воцарилась непролазная грязь.
Мы окончательно определились с проектом дома и заключили договор с хорошей строительной конторой, которая должна была приступить к работам, как только земля придёт в подходящий вид.
Я оставил отцу необходимые средства — расплачиваться за всякое. Хагена тоже временно назначил ему в помощники. Тащить с собой дойча в Новосибирск условия не позволяли. Был бы он магом — другое дело…
Вот уж и апрель на пороге. Отпуск мой истекал шестого числа, аккурат в понедельник, тем же утром я и должен был явиться на учёбу, хотя все остальные экстерны, говорят, приступали к учению с первого апреля. Не знаю уж, почему для начала был выбран день дурака, или в высшем свете на такие мелочи внимания не обращают, но меня при вручении назначения уверили, что пропустить три первых дня не страшно, а суббота и воскресенье в университете всё равно выходные.
Маман почему-то взяла себе в ум, что я хочу уехать заранее, и старательно меня уговаривала отказаться от этой (ею же выдуманной) затеи:
— Да и не такая уж большая экономия по времени получится! Побудь дома побольше, Ильюша!
Уговаривала зря. Я и так каждый день с семьёй смаковал и в копилочку памяти складывал. Сколько там в этом университете пробыть придётся? А вдруг не выйдет с выходными? А мало ли что — вдруг не сразу домой, а направят куда?
Ловчее всего было бы отправиться своим же дирижаблем, но подходящего по времени рейса не подобралось, а уехать из дома на четыре дня раньше, чем отпуск закончится — увольте!
Так что выехать я решил в самый-самый крайний день, поездом.
В ДОРОГУ
Долгих прямых поездов, которые позже появятся, пока ещё не ходило, так что добираться предстояло на перекладных: сперва почти сутки веткой «Иркутск-Красноярск», собственно, до Красноярска, а уж оттуда — ещё шестнадцать часов до Новосибирска.
Маман с каждым днём, приближающим мой отъезд, волновалась всё больше. Получаса не проходило, чтобы она не выбегала, всплёскивая руками:
— Ильюшенька, как же я забыла!.. — и дальше называлось какое-нибудь очередное обстоятельство, в связи с которым мне могла понадобиться та или иная вещь.
Матушка начинала суетиться, тащить то или другое, хлопотать, пить сердечные капли. Багаж мой разросся до целой горы, которую она перекладывала так и эдак, пытаясь втиснуть эти пожитки в два чемодана — огромных, фанерных, обтянутых грубой кирзовой тканью. С этими чемоданами мои родители в молодости приехали сюда, в Карлук, на выделенный Иркутским казачьим войском Алексею Аркадьевичу Коршунову кусок земли. До того-то батя под Читой жил-служил. К чемоданам тогда прилагались три лапочки-дочки мал мала меньше, да я в мамкином пузе.
Ну во-о-от, эти чемоданы оказались до треска набиты всяким барахлом, да не всё ещё вошло, вокруг громоздились кульки, авоськи и коробки.
— Мама, вы как себе представляете — как я с этой горой потащусь?
— А как же⁈ — сразу начинала паниковать матушка. — На год едешь! А зимой-то холодно ж, а? Ой, носочки шерстяные забыли!..
Ага, а летом жарко. А в дождь мокро. А это! А то! И как я раньше справлялся, на контракты уезжал, а?
Я пытался тайком выкинуть часть манаток из этой кучи, но был уличён. Матушка рыдала. И тут нервы мои не выдержали:
— Да что такое, в конце концов⁈ Вы с ума сошли, что ль⁈ Я вам что — верблюд⁈ Я как потащусь с этим складом?
Вопреки ожиданиям, матушка принялась лить слёзы ещё пуще, батины уговоры тоже не помогли, а испуганная этаким вывертом Серафима и вовсе лезть не стала, отгородившись от слезопролития младенцем.
Выручила Катерина, заехавшая просто так, поболтать да проведать, пока я дома — а тут сплошная мокротень и истерика. Хитрая Катька не стала говорить, что всё это ненужное. Она чинно сложила руки под грудью и давай матушку хвалить:
— Мамуся! Ай, ты молодец! Обо всём подумала! Только Илюшка за́раз всё не упрёт. Да и неудобно ему будет. Город незнакомый, с кулями как этот университет искать? Несподручно. Надо, знаете, сперва только самое необходимое взять. Форму там парадную, смену белья, мелочи самые нужные, да? Шинель на ём! А остальное мы упакуем и дирижаблем отправим. Я у Афони спрошу, когда рейс подходящий будет. Илюша уже освоится, всё узнает. Подводу наймёт или машину — по времени подъедет. И не в чемоданы сложим, а в специальные мешки транспортировочные, легче будет и удобнее. А? Я приеду, помогу упаковывать, — а сама мне подмигивает, мол: «Не возражай!»
Я вопли задавил, давай соглашаться, мол: вот это дело! И впрямь — пусть Афоня рейс подходящий подберёт, потом перешлёт, а пока я налегке поеду.
Маман обрадовалась! И тут же снова встревожилась:
— А еда⁈ Кушать в поезде ты что будешь? На перроне прокисшее покупать⁈
— Еду возьму, — великодушно согласился я, и матушкин мандраж перенаправился в новое русло.
С Катериной мы столковались ловко.
— С маманей спорить не будем, — заговорщицки предупредила меня Катя, — вишь, и так она в ажитации. Я приеду, самолично все манаточки упакую, чтоб она видела. Ты мне только скажи сразу, что тебе потом переправлять, я дома переберу и ненужное в кладовку сложу до твоего приезда.
— Ну ты ловка! — удивился я.
— Да чего! — махнула рукой Катя. — У маман бывает. Когда нервничает — чудит. Спорить — только хуже, а так, вроде, всё по её сделали, она и успокаивается. Чё уж, справляемся.
В итоге на вокзал я прибыл с саблей на боку, с бандольером через плечо (это словечко наши из походов привезли — сумка специальная, значицца, для оружия и всяких к нему припасов, надевается за спину), с одним полупустым чемоданом, в котором (реально) лежало самое необходимое, и с тремя сумками, битком набитыми едой. Форму в дорогу надел чистую, но поношенную походную — двое суток по поездам, пыль-гарь паровозная, мало ли. Да и перед кем мне в дороге парадкой козырять?
С любимой женой, дитёнком и всей остальной семьёй попрощался в Карлуке. Два часа в дороге трястись, чтоб меня у вагона поцеловать — затея дурацкая. Так что все поцелуи и объятья остались в родной усадьбе, а на самый вокзал меня провожал зать, Виталий. И вот почему.
Первый поезд мой был специфический — почтовый. Если б он не подвернулся, то пришлось бы мне вчера утром уехать на пассажирском «Иркутск-Красноярск», который раз в двое суток ходит, да полтора суток в Красноярске где-то толкаться до завтрашнего вечернего поезда на Новосиб. А так — почтовый отправляется вечером, к вечеру и прибывает, там я билет куплю — и почти сразу на следующий сяду, без особых перерывов.