Безликое Воинство (СИ) - Белоконь Андрей Валентинович (версия книг TXT) 📗
Накануне ночью нам с Ибильзой не спалось. К полуночи шторм утих, дождь прекратился и мы вышли на верхнюю палубу подышать вольным воздухом и успокоить свой дух. Небо над нами расчистилось, а на море установился штиль, по всему было видно, что мы попали под око шторма. В «икорной» бухте, которую мы успели полюбить как уютное пристанище и место отдыха, вода превратилась в ровное зеркало, в нём отражались полная Селена и звёзды, а тишина стояла такая, что закладывало уши. Даже птицы затихли и рыба не плескалась, лишь изредка с берега доносились хруст треснувшей под ногой ветки и голоса людей — там всё ещё шла работа. Я пытался уловить шум прибоя — ведь море так просто не успокаивается и до острова должны доходить хотя и пологие, но всё же достаточно высокие волны, но добился лишь того, что в ушах ещё сильнее зазвенело.
Так мы довольно долго простояли, молча вслушиваясь в тишину. Я первым заметил, что в небе что-то есть. В свете Селены воздух играл еле заметными цветными сполохами. Я присмотрелся к ним и вскоре понял: над нами, над бухтой, над всем островом повисли радужные нити! Мой друг это тоже понял и мы с ним тогда не на шутку встревожились. Происходило или назревало нечто зловещее, но мы могли лишь гадать о том, что же именно. В любом случае следовало немедленно доложить о нитях, и Ибильза уже двинулся к открытому люку, а я собрался вслед за ним, но тут утонувший в чёрных тучах горизонт на юге на пару секунд озарился яркой вспышкой. Не было никаких сомнений — это далёкий термоядерный взрыв, скорее всего низкий воздушный. Я оценил расстояние до него в 60–70 миль и сказал об этом своему другу. После атаки на Фаор, когда я временно ослеп от стратосферной вспышки, я стал изрядным знатоком термоядерного оружия, во всяком случае в той части, что касается его применения в боевых операциях. Когда закончились все теоретические занятия в академии, у нас была практика, после неё — выпускные испытания, а затем нас сразу отправили на сборный пункт, который расположен к востоку от Фаора, на берегу океана. Как раз на сборном пункте мне и довелось насмотреться на вспышки термоядерных боеголовок, применяемых в реальных сражениях. Альянс тогда попытался нарушить наши пути снабжения, но попытка вылилась в разгром его северной морской группировки. Тем не менее, атакам малаянских флота и авиации в течение нескольких дней подвергались как порты на восточном побережье, так и соединения наших кораблей, дислоцированные в северо-западной части Великого Восточного океана. Из-за этого задерживалась наша отправка на Синюю Скалу: командование ждало, пока всё успокоится. Битва была масштабная, всего стороны применили около двух десятков зарядов, и не менее половины вспышек я наблюдал лично, хотя и с большого расстояния. Пользуясь своим положением офицера разведки, я специально отслеживал, какой заряд был использован, где и в каких условиях. Поэтому мне несложно было не только догадаться, что это «Курай» применил одно из своих «жал» по кораблям «безликого воинства», но и верно оценить расстояние. Это означало, что по какой-то причине капитаны «Курая» решили нарушить первоначальный план, состоявший в том, чтобы идти под водой до самого нашего острова.
Мы с Жалящим в Нос поспешили в рубку. Находившаяся там вахта также заметила вспышку и они ждали прихода ударной волны, чтобы определить расстояние. Рассчитанное таким образом, оно оказалось равным без малого 70 милям, что удивило Ибильзу, а меня порадовало — не каждый оценит расстояние на глазок с такой точностью по одной лишь засветке! А вот установить связь с большим ракетоносцем не удалось. Логично было предположить, что он выныривал лишь для того, чтобы применить оружие.
Дальность полёта крылатых ракет «зазубренное жало» с полной заправкой около 90 миль, но на деле она ограничена дальностью теленаведения. Радар подсвета «Киклопов» не способен работать на таком расстоянии даже по воздушным целям. Но боевые возможности «Курая» гораздо выше и он мог с большой дистанции нанести удар несколькими боеголовками по фронту демонических машин. Ущерб врагу в таком случае был бы огромным. Однако мы убедились, что это была всего одна боеголовка из четырёх остававшихся у большого ракетоносца. Я тогда подумал, что его капитаны запланировали нанести основной удар — остальными тремя «жалами» — когда достигнут наконец острова, ведь именно такова была наша с ними договорённость. Хотя существовало и другое, менее вероятное объяснение этой вспышке. В мир демонов могла попасть вся наша флотская группа, и тогда где-то в здешних водах ходят ещё по меньшей мере два «Киклопа» с ракетами «зазубренное жало».
К новости о радужных нитях вахта в рубке отнеслась со всей серьёзностью. Решающий за Всех приказал проверить работу поста управления стрельбой, расспросил меня о готовности моей разведгруппы к высадке (что меня немного смутило: зачем нам высаживаться на острове и что там разведывать, если план заключался в бегстве с него?), затем он подошёл к остеклению и долго и внимательно всматривался в ночное небо. В конце концов Скванак дал понять, что нам с Ибильзой в рубке делать больше нечего, и мы вернулись к себе в каюту.
Я сразу прилёг на койку и уснул, едва моя голова коснулась подушки. Мне приснился истинный кошмар — как будто на острове-птице, на пляже перед малаянским лагерем, по соседству с могилами убитого нами патруля, я дерусь на дуэли с Камангом Гуеном. У нас поединок на смерть. Обнажив торсы, мы сражаемся на мечах — на тех самых, которыми когда-то обменялись — в круге из членов экипажа «Киклопа» и «Компры». А среди них стоит ещё посторонний человек, одетый в длиннополый тёмно-красный ханбок — это высокий, статный мужчина, с густыми седыми волосами и чёрной бородой. Его взгляд горит властным гневом. Это сам Ардуг Ужасный, и он судья поединка! Я понимаю, что Каманг жаждет отомстить мне за убийство его товарищей, а меня при этом сжигает стыд за содеянное. И ещё мне стыдно от того, что малаянцу неловко управляться с моим мечом, он для него непривычен. Однако ярость одержимого местью малаянца с лихвой компенсирует ему это неудобство — хотя я и дерусь в полную силу, мне никак удаётся нанести противнику сколь-нибудь чувствительную рану, тогда как от его атак я отбиваюсь с превеликим трудом. Очень скоро я понимаю, что мне не одолеть мстительный порыв моего соперника, что я в итоге проиграю и погибну. В мою душу прокрадывается страх. И тут ко мне обращается сам Ардуг. Такое возможно только во сне: мы разговариваем с ним и одновременно я веду бой на мечах. Чернобородый апологет зла протягивает свою левую руку ладонью вверх и предлагает сделку: он подскажет, как мне выиграть эту схватку, а взамен попросит о некой услуге. Он говорит о «необременительной» и «ничтожной» услуге, говорит убедительно, спокойным и вкрадчивым голосом, он даже приводит какие-то доводы, о которых я теперь не помню, впрочем, как и о самой обещанной ему услуге. И я мысленно бью своей ладонью по протянутой руке, соглашаясь на сделку, хотя с этим согласием в моём горле застревает твёрдый ком недоброго предчувствия. «Его правый глаз видит не всё, — шепчет мне подсказку Ардуг. — У его правого глаза слепое пятно… Атакуй его слепую сторону!» Тогда я понимаю, что Каманг ещё и мой товарищ по несчастью! Наверняка его глаз повреждён так же, как и у меня — в результате термоядерной вспышки… Смущение и стыд ещё больше овладевают мной, но я уже теряю силы и почти невольно хватаюсь за подсказанную Ардугом возможность. Несколько быстрых приёмов в указанном им направлении, и вот Каманг открывается и пропускает мой выпад. Я удваиваю усилия и наношу сопернику ещё одну рану. Малаянец теряет силы и пропускает ещё один — сильный рубящий — удар, падает на колени, а голова его склоняется вперёд. И тут я замечаю, что из его ран вытекает не кровь, а густая бесцветная жидкость. Вдруг на моих глазах он начинает оседать и оплывать и вскоре превращается в маслянистую лужу. Лужа быстро впитывается в песок и в итоге на месте Каманга Гуена остаётся лежать только его шапка… и мой меч. Я смотрю на этот меч, и на меч Каманга в своей руке — они тоже в этой маслянистой жиже, как и сами мои руки, и я чувствую это масло у себя на шее, на лице, на губах… И я слышу торжествующий хохот Ардуга Ужасного. Странный хохот… Нет, это был не хохот, это были короткие резкие звуки сигнала тревоги, которые меня и разбудили.
