Пожиратель Душ - Орлов Антон (полная версия книги TXT) 📗
Клетчаб зажмурился, чтобы не заплакать. Его обдурили, как тупака.
– Этак можно все что угодно сказать, – выдавил он, борясь с отчаянием (окаянные горы пока еще далеко, сдаваться еще рано). – Что я ни скажи – будто бы не угадал, а правильный ответ будто другой. Это жульническая уловка!
– Смотри-ка, тебе разонравились жульнические уловки?
Увидев ухмылку оборотня, он почувствовал и смертную тоску, и ярость. Наверное, бросился бы на него с кулаками, если бы не веревки.
– Я и не думал жульничать, – повернув штурвал не глядя, одной рукой, добавил Банхет. – Это был своего рода экзамен. Тест, как выражаются в мире Марго. Если бы ты ответил правильно, я бы тебя пощадил. Ты перебрал все, что имеет наибольшее значение для тебя: инстинкт самосохранения, страсть к наживе, боязнь перейти дорогу сильным мира сего… Ты годишься только на то, чтобы тебя съели, поэтому приговор остается в силе.
– Отпустите меня, – раза два стукнув зубами – от хасетанского воровского куража почти ничего не осталось – попросил Луджереф. – Может, я вам в чем-то буду полезен, а? Если там какие дела…
– Будешь. Как только до гор доберемся, – безжалостно улыбнулся его собеседник. – Что бы обо мне ни говорили, я очень разборчив в своем меню и не ем кого попало. Я питаюсь такими, как ты.
Клетчаб не удержался, заплакал. Пожирателя душ его слезы не тронули.
Он все-таки попытался перехитрить оборотня. Попросил поесть и попить, ведь даже в тюрьме приговоренных к смерти напоследок кормят. Банхет принес из каюты половину копченой курицы и початую бутылку вина, освободил его от веревок.
Луджереф ел медленно, чтобы в занемевшие руки-ноги успела вернуться сила.
Некрашеная палуба. Легкая качка. Светло-серый парус в свете заходящего солнца кажется розоватым. За сверкающим золотым морем чернеет на фоне розово-оранжевого неба контур берега. Тварь по имени Банхет сожрет Клетчаба, а все это по-прежнему будет существовать, никуда не денется… Если бы мир обречен был исчезнуть вместе с ним, было бы не так горько.
Руки тряслись – со стороны это должно выглядеть естественным, в его-то положении… Внезапно он хватил бутылкой о ребро надстройки, покрепче сжал «розочку» с острыми краями и кинулся на Банхета, целя в глаза.
Ничего не вышло. Только скулу этой твари слегка поранил. Банхет успел отклониться, а его бледные худосочные руки оказались сильными, как стальные клещи. А чему удивляться, если он даже с Марго сладил, с этой оторвой… Несколько мгновений – и Клетчаб снова сидит на палубе связанный, только теперь уже сытый (хотя оно ему совсем не в радость) и весь облитый вином.
– Это почти приятно, – Банхет с задумчивым видом потрогал расцарапанную скулу. – Драгоценные мимолетные ощущения… На два с половиной года я буду этого лишен.
– Вам не нужен агент среди людей? – немного выждав и убедившись, что он вроде не рассердился, осведомился Клетчаб. – Ну, доверенное лицо? Я ведь могу это, заманивать к вам людишек, чтобы вы могли пообедать…
На эту мысль его навели разлетевшиеся по палубе остатки курицы.
Банхет рассмеялся, словно смотрел выступление клоуна, и ничего не сказал в ответ.
Ветер почти стих. И от Луджерефа, и от запятнанной палубы разило вином, рубашка высохла, но все равно липла к телу. Веревки, стягивающие запястья и лодыжки, были слегка сырые, – когда Клетчаб разбил бутылку, они очутились в винной луже.
Парус обвис, яхта еле ползла, и ясно было, что к утру ей до Сорегдийских гор не добраться. Банхет не беспокоился, – видимо, у него в запасе было достаточно времени. В сумерках он причалил к островку с покосившейся халупой на песчаном берегу. Клетчабу перед этим заткнул рот, потому что халупа была обитаемая.
Рыбацкое семейство: тощий старик в драной широкополой шляпе, парнишка лет восемнадцати – урод с заячьей губой и перебитым носом, двое сопливых малолеток. Люди! Луджереф задергался и замычал сквозь кляп, стараясь привлечь к себе внимание. Все равно терять нечего.
Банхета он, однако же, недооценил – тот оказался не только пожирателем душ, но еще и пройдохой.
– У моего напарника белая горячка, – сообщил он обитателям островка. – Нажрался в Хасетане, теперь ему оборотни везде мерещатся. Пришлось связать, чтобы какой беды не натворил. Он за себя не отвечает, еще и богохульствует, поэтому я заткнул ему рот. Не трогайте его, от греха подальше.
Крепкий винный запах, исходящий от Луджерефа, подкреплял эти лицемерные объяснения.
Старик пригласил Банхета отведать испеченной на углях рыбы, тот вытащил из спрятанной под палубой каюты корзину с фруктами и бутылку дорогого вина.
– А это кто? – донесся его приглушенный заинтересованный голос.
– Селлайп, – отозвался старик. – Сноха. Старший мой, Кадоф, ушел в море и не вернулся, она вот с нами осталась.
Клетчаб, после серии судорожных телодвижений сумевший-таки сесть, в сиянии громадной луны, выползавшей из-за скалистой вершины острова, увидел Селлайп. Высокая, длинноногая, с покатыми плечами и текуче-плавными очертаниями бедер под ветхой тканью платья, она медленно шла по белой песчаной отмели, с сонным выражением лица, не глядя на гостя.
Клетчабу показалось, что он заметил, как вспыхнули глаза наблюдавшего за ней Банхета, который стоял рядом со стариком у кромки прибоя, вполоборота к яхте.
– Она согласится провести со мной ночь? – спросил пожиратель душ, еще больше понизив голос.
– Если денег дашь, отчего не согласится?
Вернувшись на яхту, Банхет бесцеремонно обшарил карманы связанного Клетчаба и выгреб все до последнего рикеля.
– Это ведь мои деньги, – улыбнулся он, блеснув зубами в лунном свете. – Ты получил их за «тафларибу», которые обманом забрал обратно, так что я имею право взять назад плату. Все равно тебе никакие «лодочки» больше не понадобятся, а людям удовольствие.
Ограбив Луджерефа, он отправился на островок развлекаться. Судя по доносившимся с берега возгласам, нежданно подвалившему богатству там очень обрадовались.
«Срань собачья!» – давясь слезами (из-за кляпа даже не сглотнуть), подумал Клетчаб.
Сколько-то времени он пролежал, жмурясь от молочного света полной луны и прислушиваясь к долетавшим с берега звукам, а потом услышал новые звуки. Близкие.
Тихие всплески. И еще – словно кто-то кидает в борт комочки теста, и те прилипают, но их тут же отдирают и снова кидают. Какое-то шевеление над фальшбортом. Потом на палубу полезли небольшие белесые создания, напоминающие слепленное из сырого теста печенье, еще не побывавшее на противне.
Цевтачахи. Клетчаб брезгливо содрогнулся, хотя бояться их не было причины. Они в отличие от Короля Сорегдийских гор не станут есть ни его душу, ни его настрадавшееся тело. Их привлекают винные пятна на палубе. И пахучая заскорузлая одежда. И пропитанные сладким красным вином веревки.
Преодолевая брезгливость, Луджереф заставил себя замереть, чтобы не спугнуть этих мерзавчиков. Ну же, грызите, питайтесь… Веревки вкусные!
Рассвет застал его в открытом море. Полуголый, исцарапанный, в лохмотьях, он сидел в украденной на острове утлой лодчонке и греб изо всех сил, как помешанный, не обращая внимания на кровавые мозоли на ладонях. На северо-восток. Сорегдийские горы остались на юго-западе – значит, надо двигаться в противоположном направлении. Чтобы Банхет не успел догнать сбежавшую жертву, он ведь должен вернуться в свои владения до истечения урочного срока… Чем дальше Луджереф уйдет, тем лучше.
Он переусердствовал. Лодку носило по волнам несколько суток, а потом полумертвого Клетчаба подобрала шхуна «Амогада», возвращавшаяся в Иллихею из дальнего плавания.
Первый помощник капитана «Амогады» был его заклятым врагом – Луджереф с год назад продал ему по подложным документам домик в пригороде Хасетана, а после объявился законный владелец недвижимости, вышел скандал. Мать первого помощника, глупая старуха, для которой тот покупал дом, из-за этого заболела и слегла. Обманутый тупак не раз говорил, что, если когда-нибудь встретит афериста, все что можно ему переломает и в таком виде сдаст цепнякам.
