Война за "Асгард" - Бенедиктов Кирилл Станиславович (книга бесплатный формат TXT) 📗
— Вот-вот. К этому-то я и клоню. Эти машины непременно выдадут вам разные результаты. Где-то вы действительно найдете цифру в восемь миллиардов, где-то — в восемь с половиной, в другом месте вам выдадут формулировку “около девяти”, а некоторые ренегаты станут утверждать, что в настоящий момент население планеты не превышает семи биллионов человек. Представляете себе разброс — от семи до девяти? В эту информационную дыру проваливаются два миллиарда человек! А что, если кто-то скажет вам, что все эти данные по-своему соответствуют действительности ?
— Софистика, — уверенно ответил Мондрагон. — Вы просто стараетесь запудрить мне мозги. При чем здесь Стена, ваш знакомый физик и машина времени?
Неслышно подошедший бармен забрал со стола вазочку с растаявшим льдом и поставил на ее место новую, с крепкими поблескивающими кубиками.
— Дорогой мой, — покачал головой консул, — вы не знаете точно, сколько народу живет на Земле. Вы не знаете точно, существовал ли русский физик, открывший принцип, на котором основана Стена. Вы, пишущий книгу о Стене, почти ничего не знаете о том, как она создавалась… И ведь в таком положении находитесь не только вы один. Вот что такое триумф криптоматики.
— Эй-эй-эй, — сказал Сантьяго, — только не надо передергивать!
— Где же я передергиваю? Вы несколько месяцев собираете материалы, рыщете по закрытым базам данных, роетесь в навозных кучах ради мелкого жемчуга истины. А потом выясняется, что вы не знаете о предыстории проекта “Толлан” ровным счетом ничего. Или, точнее, знаете столько же, сколько знают о ней все остальные. Так что же нового вы собираетесь сказать urbi et orbi1 (Городу и миру (лат.) вашим опусом?
— А, — сказал с облегчением Мондрагон, — вот вы к чему клоните. Обычная, знаете ли, история в разговоре с читателями — рано или поздно всегда найдется такой, который станет выпытывать, что же нового хотел сказать автор той или иной книги…
— По-моему, вполне резонное любопытство. Разве нет?
— Нет! Писатель не обязан сообщать читателю ничего нового, он должен просто уметь рассказывать истории и убеждать. Все остальное — от лукавого. Поймите, дядя, от моей книги никто не ждет, что в ней будут раскрыты какие-то мрачные и, по большому счету, никому не нужные тайны. Да, черт возьми, от нее вообще никто ничего не ждет! Господин Фробифишер со своими друзьями-иерархами заказал мне ее с одной только целью — чтобы выиграть пару лишних очков в глазах общественного мнения. Санти Мондрагон — это имя, меня читают пятьдесят миллионов человек, и они мне верят. Если я напишу, что проект “Толлан” — это великое благо для всего человечества, они подумают: да, черт побери, если уж такой парень, как наш Сантьяго, считает, что это неплохо, видно, так оно и есть…
— Простите мне мое любопытство, — перебил его де Тарди, — но для чего, по-вашему, Белому Возрождению понадобилось убеждать кого бы то ни было, пусть даже это пятьдесят миллионов ваших читателей, в том, что Стена — благо? Через два дня от Стены останутся одни воспоминания — причем вне зависимости от того, согласятся ваши читатели с правомерностью этого шага или нет. Больше того, книжка-то, полагаю, выйдет не завтра?
— На что это вы намекаете? — прищурился Мондрагон. — Хотите сказать, что я получаю деньги за никому не нужную работу?
— Ни в коем случае. Боюсь, что все обстоит совсем наоборот: как и мой бедный друг Владимир, вы получаете деньги за работу, истинный смысл которой вам неизвестен.
Сантьяго недоуменно посмотрел на де Тарди, потом перевел взгляд на бутылку. Водки в ней оставалось совсем немного.
— Кстати, а что произошло потом с русским физиком? Он действительно застрелился?
Консул печально улыбнулся.
— Нет, это как раз легенда. Когда Владимир узнал, для каких целей будет использован открытый им эффект, он испытал потрясение… но довольно быстро оправился. Еще два или три года он продолжал осуществлять научное руководство проектом “Вавилон”, а потом отошел от дел. Мне казалось, что у него что-то оборвалось в душе, в той самой загадочной славянской душе, и он потерял интерес — и к работе, и к жизни. Владимир поселился где-то в глуши, то ли в Орегоне, то ли в Висконсине, и углубился в разработку теории темпорального поля. Теория, правда, так и осталась незаконченной — он умер в тридцать пятом году от цирроза печени.
— Грустная история, — сказал Сантьяго. — Интересно все же, почему в России о нем ничего не знают?
— А вот это уже заслуга криптоматики. Все данные о Владимире Мохове были стерты, почти все знавшие его люди умерли или оказались за Стеной, немногие оставшиеся предпочитали не вспоминать о нем. Официальная версия, которой вы наверняка придерживаетесь в своей книге, гласит, что два швейцарских физика, работавших в ЦЕРНе, Терье и Лесаж, основываясь на теории американца Джонатана Хэкмена, сумели проколоть пространство и выйти в параллельный мир, отделенный от нашего границей, получившей условное название “сумеречной зоны”…
— А что, это разве неправда?
— Нет, почему же. С тем немаловажным уточнением, что сумеречная зона — это фикция, фантом. Красивое определение, позаимствованное Терье из какого-то древнего фантастического фильма. В действительности никакой границы не существует, есть только колебания, открытые моим несчастным другом Моховым, — вперед-назад, прошлое-будущее, шаг вперед, два шага назад. Разумеется, в такой системе не существует четкой системы координат — отсюда, собственно, и пресловутая “сумрачность”…
— Минутку! — воскликнул Сантьяго. — Если сумеречная зона — миф, то где же тогда находится Земля Спасения?
Консул удивленно посмотрел на него.
— Как — где? В прошлом, разумеется.
— Ага, — сказал Мондрагон. — И что же это за прошлое? Или, лучше сказать, где оно, это прошлое? Что за эпоха? Мезозой, кайнозой? Что-то я не припомню, чтобы кто-то из побывавших там рассказывал о динозаврах…
— За точность я не ручаюсь, — ответил де Тарди. — Но, как мне кажется, речь шла о нескольких сотых долях секунды.
— За это имеет смысл выпить, — сказал Мондрагон. — Боюсь, трезвому сознанию такого просто не вынести.
Де Тарди наполнил свой бокал и отсалютовал им Мондра-гону.
— Дорогой племянник, если вы пишете книгу о Стене, вам как никому другому должно быть известно — в этой области никто ничего не знает наверняка. Да, теоретически существование другого мира за барьером сумеречной зоны было установлено Терье еще в тридцатом году. И Терье, и Лесажу удалось провести целый ряд успешных экспериментов по отправке в тот мир живых людей — и предъявить этих счастливчиков средствам массовой информации после их возвращения. Да, все вернувшиеся рассказывали приблизительно одно и то же — за пределами сумеречной зоны лежит огромное пригодное для жизни и абсолютно незаселенное пространство. Вот, собственно, и все факты, на которых выросла легенда о Земле Спасения.
— Почему же легенда? — озадаченно спросил Сантьяго. — Ведь где-то же они побывали…
— Ну разумеется, побывали. Установка, использующая эффект “танцев Мохова”, перенесла их на несколько шагов в прошлое и ровно на столько же — в будущее. Если подходить к перемещениям во времени с точки зрения писателей-фантастов, то и в прошлом, и в будущем они непременно должны были встретить самих себя, однако ничего подобного не произошло. Они вообще никого не встретили. Ни в прошлом, ни в будущем нет людей. В первом случае — уже нет, во втором — еще нет. Принцип тот же, что в известном парадоксе Эпикура о смерти. Жаль, что вы уже так нагрузились спиртным, мой друг, эти сюжеты непросты для понимания.
— Нет-нет, — заверил его Сантьяго. — Все самое важное я улавливаю.
— В вульгарной трактовке путешествий во времени машина с пассажирами попадает в какой-то уже давно канувший в Лету год и пассажиры начинают творить там, что хотят, вплоть до убийства своего дедушки. Те, кто верит в такие сказки, воспринимают время как бесконечный театр с миллиардом дверей, за каждой из которых одни и те же актеры постоянно разыгрывают свою мизансцену. На самом деле, конечно же, все обстоит по-другому. Если взять классическое определение Гераклита, согласно которому время — это вода в реке, то, двигаясь против течения, мы никогда не вернемся в ту воду, с которой начали свое движение. Но берега реки никуда не текут, они пребывают в ином, неподвижном состоянии, поэтому, бредя навстречу потоку, вы можете в конечном итоге выйти к той оливе, у корней которой на заре своей юности обнимались с прелестной пастушкой…
