Наследие 2 - Тармашев Сергей Сергеевич (лучшие книги .TXT) 📗
После того как все трупы оказались сожраны, среди инфицированных вновь вспыхнул голод. Закончился он кровавыми стычками и каннибализмом. С тех пор они нападали друг на друга, и победители пожирали побежденных. Тем временем вирус продолжал мутировать. Здесь, в лабораториях контроля генетического качества семенного и племенного материала, имелись нужные реактивы, а также устройство для забора воздушных проб с улицы. Исследовать вирус хозяин дневника не мог, для этого у него не имелось необходимых средств, но он имел возможность следить за состоянием вируса и фиксировать его изменения. — Она указала на лабораторный стенд с пробирками: — Это результаты его тестов, он делал практически то же самое, что и я, только подробнее и более тщательно. Даже по цвету пробирок можно получить представление о том, как менялся вирус. Вот здесь реагент красный. Это первоначальный штамм, вызывавший у лигов и людей смерть от катастрофически высокой температуры тела, он, как я уже сказала, красный. Далее розовый, первая мутация вируса, она ещё имеет инкубационный период, но уже убивает своих жертв мгновенно. От неё умер тот самый солдат, что получил его вместе с ранением. Затем следует жёлтый цвет. Именно эта мутация вируса перестала убивать людей, но необратимо деформировала их психику, превратив в жестоких кровожадных монстров.
Спустя несколько недель вирус мутировал вновь, — она кивнула на стенд. — Голубые пробирки. Укрывшиеся здесь люди вели круглосуточные дежурства на проходной у выходного шлюза, у мониторов камер внешнего наблюдения. Они заметили, что инфицированные стали избегать яркого света и всячески стремились разрушать любые источники освещения. Где-то в этот момент одному из людей приходит в голову идея воспользоваться этим. Он агитирует остальных выйти из гермокорпуса, пересечь весь Центр и добраться до ангаров военной техники. Он убежден, что сможет завести танк, и они получат возможность передвигаться, не опасаясь инфицированных каннибалов. Инициатор считал, что на танке они могли бы добраться до нашего Центра, надо было лишь запастись горючим и питьевой водой. Хозяин дневника выступил категорически против, но остался в меньшинстве. Его сестра и остальные выбрали солнечный день и покинули этот корпус. Огромная толпа инфицированных разорвала их в трехстах метрах отсюда, он видел эту жуткую кровавую трагедию на мониторе внешней камеры. С того дня он остался здесь один, и записи идут с большими промежутками. Они почти не несут информации, только выражают глубочайшую депрессию и тяжелую психическую травму. Он всё ещё надеется спастись и видит свой единственный шанс в том, чтобы подать сигнал бедствия другим Центрам, но не знает, как это осуществить.
В общей сложности он провел в одиночестве три месяца. За это время вирус мутировал в последний раз, либо дальнейшие его мутации не представляют собой кардинальных изменений. Во всяком случае, химические индикаторы стали давать синюю окраску, и сейчас, спустя четырнадцать лет, дают именно её. Мои тесты проб по цвету ничем не отличаются от его тестов. — Виолетта достала из саквояжа пробирку с синей жидкостью и поднесла её к последним пробиркам, стоящим на лабораторном стенде.
— Как видите, визуальной разницы нет, — прокомментировала она. — К тому моменту уличного освещения в Центре уже не было, ночная подсветка камер видеонаблюдения по непонятным причинам не функционировала. Вероятно, её разбила беснующаяся толпа, когда осаждала гермокорпус. Инфицированные появлялись всё реже и только ночью, наблюдать за ними стало проблематично, и он не смог понять, что принесла последняя мутация вируса. Тогда он изолировал в тестовом боксе курицу, заразил её вирусом и три недели наблюдал за ней. После чего пришел к выводу, что вирус изменился настолько, что перестал представлять опасность. Эпидемия закончилась.
— То есть как?! — Малевич аж соскочил со стола, на котором сидел. — В смысле, закончилась?!
— В прямом. — Виолетта достала последний лист целлулоидного дневника и прочла вслух: — «Вирус безвреден. Три недели тщательных наблюдений доказали это. Вчера и позавчера я дважды выходил на улицу. Воздух отвратительно смрадный, но в остальном безвредный. Жаль, что Ксения не дожила до этого часа. Теперь я могу выйти отсюда! Надо немедленно попасть в центр правительственной связи и послать сигнал „SOS“! Возможно, мне даже удастся провести сеанс связи с кем-нибудь и рассказать, что здесь случилось. Меня обязательно спасут, никто не откажется от моих куриц и пшеницы. Главное, не терять времени, спутник проходит раз в шесть часов, и я не знаю графика. Поэтому необходимо идти прямо сейчас, пока полдень и инфицированные не выходят на улицу. Я не видел ни одного из них вот уже месяц, но рисковать перед самым спасением глупо, потому иду прямо сейчас». — Она подняла голову: — На этой записи дневник заканчивается. Ниже есть плохо разборчивая подпись: «Младший научный сотрудник эпидемиологического отдела Новосибирского ЦСГР Хазанов М. А.».
— Упс! — хмыкнул Ершов. — Это же наш первый клиент! Парень добрался до Центра Управления, а связи-то и нет. Вот незадача! Его хрупкая интеллигентная психика и не выдержала. Что ж, раз эпидемии больше нет, это сильно облегчает задачу. И таскаться с этой бандурой за спиной больше не придется. Всё, возвращаемся к ГЭС! Мы свою работу сделали.
Штурмовой взвод вышел на улицу, люк гермокорпуса закрыли и пришли к выводу, что блокировать его не имеет смысла. Скорее всего, серьезная экспедиция прибудет за органикой не позднее, чем через неделю. Вокруг стояла ночь, и пришлось освещать дорогу ручными прожекторами. Несмотря на теперь уже полное отсутствие какой бы то ни было опасности, Ершов всё равно разбил взвод на части и отправил вперед разведчиков. К счастью, на этот раз до абсурда он доводить не стал, и впереди идущие удалились от основного отряда лишь на пару десятков метров.
Обратная дорога давалась Виолетте гораздо легче, и она не стала кривить душой перед самой собой: это жуткое место она покинет с удовольствием, Ершов снова прав — они своё дело сделали. А она даже захватила с собой по одной пробирке каждого цвета из коллекции Хазанова, пусть Шаро будет милостива к его несчастной душе! Занятая своими мыслями, Виолетта не заметила, как отряд добрался до сектора президентской администрации. Оглянувшись на оставшийся позади гермокорпус, ставший последним пристанищем Хазанова, она подумала, что обязательно укажет в отчете, где находятся его останки, и потребует, чтобы их достойно кремировали…
— Назад!!! — радиоэфир зазвенел от истошного вопля, перекрываемого грохотом автоматных очередей. — Они здесь!!! Наждак, слева!!!
— Беглый огонь!!! — заорал Ершов. — Бармалей, свет! Второе отделение — гранатами…
— Сзади!!! А-а-а-а!!! — перебил его чей-то крик, и где-то совсем близко затрещали автоматы.
Виолетта испуганно завертела головой, и вопль ужаса застыл у неё в груди. Она увидела инфицированных. Огромная толпа, словно грязное живое море, не произнося ни звука, рвалась навстречу отряду, заполняя собой всё пространство между двумя гермокорпусами. Полуголые, в обрывках грязного истлевшего тряпья, костлявые и лысые, существа с впалыми глазами на перепачканных кровью лицах, ничем не напоминали людей, которых она привыкла видеть на улицах Центра. Грязная серокожая масса быстро приближалась, и разведчики бежали от неё к основному отряду, уже ведущему по толпе прицельный огонь. Свет тактических фонарей бил кровожадных существ по глазам, они с яростным хрипом дергали головами, закрываясь руками от лучей и падали наземь. Но задние ряды перепрыгивали через них и бросались к людям с удвоенной силой. В эфире звучали вопли борьбы и боли, надрывно сипел предсмертный хрип. Кто-то схватил Виолетту за руку, и она закричала от страха.
— Бросай чемодан! — это оказался Репей. Он ударом ноги выбил у остолбеневшего Малевича её саквояж и потащил Виолетту за собой. — Быстрее! Бегите!!! Не останавливаться!
Они одновременно рванулись за штурмовиком, и Виолетта оглянулась на бегу. Позади молчаливая масса инфицированных была в каком-то десятке шагов от неё. Ощеренные в беззвучном оскале гнилые зубы, хлопья желтой пены, вырывающиеся из перекошенных злобой ртов, и налитые стеклянным бешенством глаза, лишенные бровей и ресниц, нацеленные ей точно в горло. Несколько бойцов уже были сбиты с ног, и полуголая толпа облепила их, вцепляясь зубами и ногтями в резинопластик скафандров. Между Виолеттой и бесшумно беснующейся массой осталось лишь трое штурмовиков, пытающихся сдержать инфицированных светом тактических фонарей и огнем в упор.
