Игры третьего рода - Долинго Борис (лучшие книги без регистрации .TXT) 📗
Отхлебнув отличного «живого» пива, Пётр закусил его кусочком вяленой рыбки и ещё раз мельком взглянул на профиль местного правителя.
Поразительно, но Сафронов напоминал невообразимую помесь Ленина со Сталиным. Казалось бы, с первого взгляда у него в принципе отсутствовало сходство с этими историческими личностями. Во-первых, он был значительно выше обоих, во-вторых, не так вызывающе лыс, как Ильич, но и шевелюрой Кобы похвастаться не мог, в-третьих – просто не похож.
Однако наблюдаемый в движении Глава, словно модные когда-то псевдостереооткрытки, неуловимо менял какие-то черты, а в его глазах явственно сквозили то прищуры «самого человечного человека», то орлиные взоры «отца народов».
И ещё он умел говорить – много и убедительно, доводя до собеседников только то, что хотел, и ни граммом информации больше. Например, после его объяснений о том, что происходило в этой Зоне, ни Гончаров, ни Домашников не смогли до конца уяснить, как же Сафронов сумел занять пост, который сейчас занимал, став фактически диктатором всей территории.
Вначале, вполне естественно, возникли беспорядки, но Сафронов сумел так непостижимо быстро прибрать к рукам располагавшиеся здесь армейские части, а с их помощью – всю сохранившуюся производственную структуру, что о возникновении серьёзных волнений даже речи не могло быть (во всяком случае он так утверждал). Глава отменил деньги, ввёл строгую распределительную систему, стараясь не допускать развала производственной базы, иногда просто, что называется, «палочной дисциплиной». Все так называемые опасные и асоциальные элементы были выловлены и определены на принудительные работы. «Обычные» граждане ни к чему не принуждались, но если ты нигде не работал – немедленно попадал в разряд «асоциальных». Тот же, кто вёл себя сознательно и работал добросовестно, получали гарантированное питание, жильё и одежду. С самого начала после подавления отдельных мятежей Сафронов кинул клич всем специалистам, кто желал участвовать в восстановлении и развитии хозяйства. Он обеспечил людям гарантированный минимум благ, уровень которых медленно, но наглядно повышался, и это невозможно было не признать.
Конечно, главе повезло в некотором роде с расположением «его» Зоны: в этой части Свердловской области, которую отхватило Барьером, осталось мало крупных городов, и все они располагались компактно, в основном в районе трассы на Серов. Дальше Нижнего Тагила серьёзных поселений в этом квадрате вообще не оказалось. Поэтому, установив контроль над куском Екатеринбурга и Тагилом, можно было сформировать некую «ось» и легко держать в руках практически всю остальную территорию. Наверное, диктатура явилась благом для населения в целом: смуты, которая продолжалась все четыре года в соседней Зоне, здесь избежали.
Конечно, порядок в подобных условиях поддерживался не иначе, как жёсткими, а где-то даже жестокими методами. Например, вскоре после начала работы администрации УПСР началось, казалось бы, естественное воровство среди чиновников: те, кто оказался на определённых постах, стали присваивать себе незаслуженные материальные блага и тому подобное. Сафронов решил проблему легко и просто: провёл несколько открытых показательных казней, и воровство прекратилось.
– Помните, придурки в Государственной думе ввели мораторий, а потом и отменили смертную казнь? – говорил он Гончарову. – Никто не спорит, нужно все проверить, но если вина в серьёзном преступлении доказана, должен следовать расстрел. А если в условиях чрезвычайного положения ворюга пойман на месте преступления, должен следовать расстрел на месте. На отведённом для этого месте, имею в виду. Мы тут сразу стали расстреливать всех замеченных в нелегальном производстве самогона – не хрен спаивать народ, а особенно – в торговле наркотиками. Торгуешь наркотой – к стенке! И у нас сейчас с этим делом всё очень даже спокойно.
– Вы про цыган, что ли? – уточнил Гончаров.
– Почему же только про цыган? – искренне удивился Сафронов. – У нас нет преследования по национальному признаку, только беспощадное искоренение социальных паразитов. И таковых я расстреляю с лёгким сердцем – хоть русских, хоть французских, хоть «кавказской национальности». Скажем, некоторые выходцы из бывших южных и так далее республик, которые к моменту Катастрофы проживали на нашей территории, попытались было торгашество своё возрождать: у крестьян перекупать и продавать. В нынешних условиях – чрезвычайно вредное направление. Что делать? Предупредили раз, другой – вырасти и продавай на здоровье. Всё равно продолжают по-своему. Тогда взял и расстрелял некоторое количество, и что же вы думаете? Сейчас те, кто остались – образцово-показательные граждане!
Во всех населённых пунктах действовал комендантский час – летом с двенадцати вечера до шести утра, а зимой с девяти вечера до восьми утра. Нарушение каралось сурово, но, правда, если человек сам обращался к патрулю в течение первого часа действия запрета на передвижение, его доставляли в специальный пункт ожидания, и наказания он не получал. Правда, если таких обращений происходило более пяти в месяц, следовали «оргвыводы»: четыре недели принудительных работ. По словам главы, большинство населения с пониманием относилось к подобным мерам – это пресекало передвижение «нежелательных элементов».
– Как сами видите, возможность антиправительственных заговоров сведена к минимуму. Думаю, вы понимаете, что иначе невозможно было добиться стабильности в условиях начавшегося хаоса.
Строгий порядок во всём позволял не тратить людские и материальные ресурсы силы на перепалки и перестрелки, потому и результаты в промышленности и сельском хозяйстве достигались иной раз совершенно неожиданные. Например, геологи, которых настропалил Сафронов, сумели сделать, казалось, невозможное – нашли на этом вдоль и поперёк обследованном куске Урала нефть, которой вполне хватало для местных нужд. Очень помогло уралмашевское буровое оборудование.
– Идиоты, – повторял Глава, рассказывая об этом, – идиоты! Что им мешало и раньше провести здесь глубокое бурение? Ничего! И была бы у нас тут своя нефть, куда ближе тюменской. А если бы не жёсткие меры и порядок, кто бы нефть искал? Сожгли бы и разграбили то, что осталось, сели бы на лошадей и – вперёд, с шашкой наголо! Развалить всё очень просто, вот создать – сложно!
Конечно, бензином и соляркой в первую очередь снабжалась армия и сельское хозяйство – Глава понимал значение «продовольственной» и иной безопасности, и, упаси боже, если кто-то пытался воровать горючее!
В общем, заводы восстанавливались и работали, люди жили в мире, хотя и поддерживаемым жестокой рукой.
Майор Гончаров выбрался из бассейна и, отдуваясь, упал на деревянную скамью рядом с Сафроновым. Глава с ласковой усмешкой посмотрел на него:
– Что может быть лучше русской бани, верно?
– Ни-че-го! – ответил Гончаров, берясь за увесистую кружку пива.
Про эту баню Гончаров слышал и раньше – она стояла на берегу Верх-Исетского пруда. В советские времена в ней парились партийные чиновники, руководство завода и разные «дорогие» гости. В постперестроечную эпоху – «новые» русские и, соответственно, угодные им люди. Сейчас баньку обновили и здесь бывали только Глава и лица, допускавшиеся им лично.
Александр и Пётр сподобились попасть сюда не сразу, хотя Глава выказал им наитеплейший приём. Первые три дня, пока шли детальные совещания и обсуждения, они жили в неплохих апартаментах, пристроенных сзади к бывшему Дворцу культуры, а ныне Дворцу правительства, то есть уже не ДК, а ДП. Всё правительство по большому счёту состояло из самого главы, генерала Удота и начальника вооружённых сил генерала Лунцова, однако безусловным лидером являлся Сафронов.
Александр, конечно, рвался на поиски семьи, но Аркадий Иванович заверил майора, что давно отдал все необходимые распоряжения.
– Если они живы, – веско заявил он буквально на первой совместной встрече правительства, – их найдут и доставят в целости и сохранности. Конечно, мне прискорбно говорить это, но вы – военный человек. Может статься… Ну вы понимаете? У нас тоже были трудности сразу после Катастрофы – всякие болезни и хаос. Не все граждане дожили, и не всегда по своей вине. Всё может быть, но, повторяю: если ваша семья жива, то считайте, что она уже с вами вместе.