Робаут Жиллиман: Владыка Ультрамара - Эннендейл Дэвид (книги онлайн бесплатно без регистрации полностью .txt) 📗
— Наш враг — буйствующая орда. Мы же исповедуем порядок. Нас ведет цель, и цель эта придает силу нашим ударам! Мы олицетворяем истинную науку войны, которая восторжествует над самонадеянностью наших врагов! Мы есть отвага и честь!
— Отвага и честь!
Крик вырвался из каждой глотки и каждого вокс-говорителя в легионе. Он зазвучал новым громом, затмившим даже рокот сотен боевых машин. Вот оно — воплощение величественности. В прежние языческие времена его назвали бы криком души легиона.
И когда сыновья ответили ему, кровь в жилах Робаута вскипела. Он спрыгнул обратно в люк и, все еще стоя, посмотрел на восток. Его губы невольно растянулись в ухмылке — гордой и беспощадной. Двигатель «Пламени Иллириума» разразился поистине оглушительным ревом, и танк рванулся вперед, словно сорвавшийся с цепи зверь.
И в этот момент с места тронулся легион. Как сыновья подхватили боевой клич примарха, так и штурмовые катера, бронетранспортеры и танки ответили зову «Иллириума». От могучего грома содрогнулись небеса и земля. Отдельные воины и машины соединялись вместе в непобедимого колосса.
Робауту никогда не нравилось понятие «совершенство». Оно было страстью Фулгрима, и Жиллиман сомневался, что его брат когда-нибудь смог бы применить это слово к Ультрамаринам. Он видел выражение лица Фениксийца во время их совместных операций. В его глазах действиям XIII легиона не хватало изящества. Для Фулгрима война была искусством. По его мнению, любая стратегия должна быть не только успешной, но и выдержанной эстетически.
Робаут же всегда считал, что для стратегии достаточно приносить плоды. А для легиона — не знать преград.
Ультрамарины шли на войну, и вместо совершенства они олицетворяли точность. Жиллиман ценил ее куда выше напускной эстетики. Точность и твердость. Война — это не искусство. Это наука. Приложение превосходящей силы с полным осознанием места, способа и причины. Искусство может прийти следом за войной. Искусство кроется в созидании и восстановлении — истинном завершении военного дела. Успех в войне означает ее скорое и полное завершение.
За спиной Жиллимана, растянувшись направо и налево насколько хватало взгляда, мощь легиона наступала столь неумолимо, словно сама тектоническая плита пошла на битву. Примарх вдохнул бурлящий дым сотен машин, выхватывая взглядом во мгле вспышки фонарей бронетехники и алое зарево двигателей штурмовых катеров. Ультрамарины принесли на Тоас свет новой галактики — галактики Человека.
Робаут обратил глаза к горизонту и по воксу вызвал Хаброна.
— Насколько быстро приближается враг?
— По-прежнему ускоряется, — через мгновение ответил Хаброн. — Причем по-разному по всей орде.
Технодесантник зачитал отдельные цифры и подытожил значением средней скорости переднего края армии зеленокожих.
Жиллиман в уме рассчитал скорость сближения двух армий и устремил суровый взгляд на восток, где начинала заниматься заря. Она никогда не наступит. Рассвета на Тоасе дождаться невозможно — за ним нужно охотиться. И легион шествовал в его сторону. А орки, сколько бы ни обманывались собственным могуществом, не могли похвастаться нерушимостью замершего солнца. Одним своим появлением Ультрамарины согнали зеленокожих с насиженных мест, и теперь дикие твари рвались навстречу ночи и своей погибели.
Они появятся очень скоро.
А до тех пор Жиллиман решил воспользоваться последними минутами спокойствия, чтобы связаться по воксу с Гейджем.
— Что ты видишь, Марий? — спросил он.
— А что вы хотите, чтобы я увидел?
Гейджа вопрос примарха не обманул. Магистр-примус сообразил, что Жиллимана интересует вовсе не то, заметил ли он врага.
— Я вижу наш легион, — объяснил ему Робаут.
— Как и я.
— Взгляни на этот строй. Скажи мне, что, по-твоему, он символизирует?
Пауза.
— Теорию, воплощенную на практике, — раздался ответ Гейджа.
— Да, — сказал Жиллиман. — И одновременно с этим — практику, ставшую теорией. Таков парадокс военного похода. Понимаешь? Мы ничего не потеряли. Наш строй безупречен. Мы на пике своей силы. Таково совершенство последних мгновений перед битвой.
Он нарочно использовал слово «совершенство». Воплощенный потенциал — это идеал, который мгновенно изменяется при столкновении с реальностью. Робауту всегда казалось, что Фулгрим попросту не способен это понять. Во всяком случае, ему никогда не удавалось открыть брату глаза на недостижимость той цели, которую тот поставил перед собой и своими Детьми Императора. Фулгрим искренне верил, что совершенство может существовать в бою, и упорно продолжал гнаться за этой мечтой. А Робаут слишком хорошо знал, что бывает с идеалами.
— Мы никогда не должны слепо восхищаться эстетическим великолепием чистой теории, — наставлял он Гейджа, — и в то же время не можем себе позволить ограничиваться сухими практическими вычислениями. Практика осаждает безудержный полет теории, а теория, в свою очередь, окрыляет приземленную практику.
— Всегда! — воскликнул Марий.
— Да. Всегда.
Даже в самом пекле сражения на нижайшем уровне организации легиона возможное и действительное всегда работали в симбиозе, и их единение порождало победу. И это было куда ценнее погони за недосягаемым. Конечно, Фулгрим порой творил настоящие чудеса в своем вечном поиске совершенства, но Робаут неизменно задавался вопросом, получает ли брат от этого хоть какое-нибудь удовольствие. Единственное, что он мог представить, — это безграничное разочарование.
Наблюдения. Анализ. Определение. Исполнение. Такой цикл при многократном повторении приводил к неизбежной победе, поэтому он лег в основу военной философии XIII легиона.
И в этом цикле Робаут находил подлинное удовлетворение и устремление. Он постоянно работал над дальнейшей корректировкой и адаптацией этого цикла к различным изменяющимся условиям. Жизнь без конца преподавала ему уроки, которые, сиюминутно утолив его жажду знаний, затем подталкивали к новым размышлениям, планам и разработкам. Он не искал совершенства. Он сам создавал его.
— Лорд Жиллиман, — вызвал по воксу Хаброн.
— Знаю, — отозвался Робаут; он уже заметил перемены на горизонте.
Небо и землю разграничивала неровная линия глубочайшей тьмы. Силуэты гор перекрывали мерцание далеких звезд. Но теперь эта линия двигалась и рябила, словно огромное живое существо пробудилось между пиками. А затем забрезжил свет — уродливое дымное пламя горящего топлива и огненных выхлопов.
«Это и не свет вовсе, — подумал Жиллиман. — Дикость не может ничего освещать».
Но это пламя варварства прекрасно обличало его врагов.
Крики орков намного опережали их самих. Неутихающий западный ветер разносил вопли сотен тысяч животных глоток и натужное лязганье машин настолько несуразных, что их давно должны были добить катастрофические поломки. Острый слух Жиллимана отличал хоровой рев орков от слаженного голоса его родных Ультрамаринов, как низменные губительные инстинкты — от целеустремленного порядка, как чудовищное прошлое — от полного безграничных надежд будущего.
Две армии рвались навстречу друг другу, и едва орки завидели Ультрамаринов, их зверские вопли превратились едва ли не в экстатические захлебывания.
— Кто-то должен сказать им, что они потеряли свою империю, — заметил Гейдж.
— Сомневаюсь, что они вообще о ней знают, — сказал Робаут.
Зеленокожие понимали только буйство битвы и радость мародерства. Они жили одним моментом и вряд ли вообще могли заглянуть куда-то дальше. В открытой борьбе орки были достойными противниками, но своих империй они никогда не строили. Словно зараза, они распространялись по Галактике, разоряя одну планету за другой. Но этот очаг, поразивший сразу несколько звездных систем, Ультрамарины успешно взяли в карантин и теперь готовились задавить инфекцию.
— Ты нашел для нас цели? — Жиллиман спросил у Хаброна.
— Определяю, — сообщил технодесантник.
Когда зеленокожая орда показалась, «Искатель» «Протея» наконец смог окинуть ее своим взором. Когнитивные интерпретаторы считывали движения живых потоков, на их основе моделировались локальные волны и вычислялись оптимальные точки ударов.
