Белый мусор (СИ) - Лагно Максим Александрович (серия книг .TXT) 📗
На лавку рядом со мной сел пулемётчик Захар Легрет. Косил на меня глазами, иногда поворачивался и спрашивал отрывисто:
— Так ты клон, значит?
— Угу. Синтезан.
Через пару минут снова покосился:
— Клон Клода, значит?
— Угу. Но синтезан.
— Разноголовая, значит. Ну и чё, как?
— Нормально, Захар. Когда вернёшь Клоду двадцатку, что занимал в прошлом году?
— А-а-а-а. Вот какой ты клон, значит? Ясно. — И Захар отсел.
На его место опустился профессор Сенчин. Одет в устаревший китель со споротыми знаками отличия. Китель хранился в кладовке каптенармуса так долго, что пыль стала частью окраски. Скафандр и шлем держал на коленях, оттягивая необходимость переодеваться.
— Ты-то как здесь очутился, дед? — спросила я.
— Клод предложил должность научного консультанта в Эскадроне. Эта миссия будет для меня испытанием. Ведь я физиогенетик, а не историк.
— Надо было думать, прежде чем работать на врагов, дед, — сказал Антуан. — Не понимаю, почему тебя в острог не бросили.
— Я бы гильотину прописал, — заявил Гоша.
— Ни в острог, ни на казнь меня нельзя. У меня был титул. После суда и вынесения приговора, Глапп Корпорасьён прибрала себе материалы моего эксперимента. За измену родине и сотрудничество с потенциальным противником, лишили профессорского титула, а с ним и пожизненной ренты.
— Не жди, что пожалею, — сказала я.
Захар поддержал из дальнего угла:
— Получай по заслугам.
— Признаю свою ошибку. Но имеешь власть, имей и милосердие. Я готов искупить вину работой. Корпорация не дала мне этого шанса.
— Ага, выдадут тебе кредитный ошейник путы и отправят в бордель. Вдруг и на тебя клиент найдётся.
Не обращая внимания на насмешки, Сенчин продолжал:
— Глапп-Банк де Моску заявил, что не желает иметь дела с ренегатом. Аннулировал мои пенсионные накопления в пользу ветеранов войны в Нагорной Монтани. Я вернулся в провинцию Вилле, рассчитывал протянуть последние годы в родовом имении, но дом поджёг ветеран, когда узнал, что меня осудили за измену. Я еле успел выбраться из огня. Вот так вот, на шестьдесят шестом году жизни, остался без дома и денег. И всё от любви к науке.
— Любовь наказывает строже пьяного жандарма, — изрёк Гоша.
— Неделю назад, в приюте, где я обитал, появился Клод. Дал мне сутки, на изучение истории добедового и бедового периода человечества. Я не спал, готовился к миссии. Теперь я профессор и в области истории.
— Дед, а зачем ты мне всё это рассказываешь?
— Ты же немного и моё дитя, Жизель. Родное существо. Я дал тебе жизнь…
— Да ну, не гони дед.
Я отвернулась, чтоб он не заметил слезу в уголку глаза. Этот чёртов блонамин делает меня чрезвычайно слезливой и нервной.
Гоша философски резюмировал:
— Жизель — это дитя Клода и Сенчина. Поздравляю, командан, у тебя наконец-то наладилась семейная жизнь.
Глава 17. Кое-что о брюхоногах
За постом экоконтроля простиралось несколько десятков километров Санитарного Домена. Каёмка как бы ничейной земли, опоясывающая границы Империи Ру́сси, Ханаата, а так же мелких городов-государств и прочих якобы независимых территорий, граничивших с Неудобью.
Санитарный Домен, как марлевая прокладка вокруг открытой раны, отделял Неудобь от мира, пригодного к жизни. Правда, при взгляде на карту можно было перепутать, что является аномалией: Неудобь с её ядовитой атмосферой, радиацией и вулканической активностью, которая покрывала большую часть планеты, или пятна территорий, где существовала жизнь, где небо изредка, было синим, где текли реки и бродили по лугам овцекоровы.
Очень медленно, как и всё в природе, Неудобь отъедала сантиметр за сантиметром земли, оставшиеся во владении биологии. По прогнозам специалистов из Лаборатории Динамики и Баланса Неудоби и Санитарного Домена через пятьсот-шестьсот лет и Неудобь расширится настолько, что существование двух атмосфер на одной планете станет невозможным. Наш воздух перестанет отфильтровывать газы из Неудоби, вода смешается с мутными потоками кипящих химикатов. Щупальца новых мелких разломов в земной коре дотянутся до наших городов. Вытекающая из них магма прогреет воздух так, что сгорит всё живое…
Пять-шесть веков — и конец жизни. Можно будет не трепыхаться, не бороться за территорию, не совершенствовать биотехнологии в стремлении повысить урожайность каждого метра чернозёма…
Смерть неизбежна, и эта смерть будет для всех.
Скептики верили, что аномалия — это мы, а Неудобь — фаза существования планеты. Оптимисты… оптимисты продолжали жить, рожали детей по лицензии, воевали за пару лишних метров территории, отобранные друг у друга, словом, вели себя так, как и должны вести живые: верить, что никогда не умрут.
Из-за близости к Неудоби в Санитарном Домене постоянно дул однообразный горячий ветер, нагоняя одинаковые барханы.
Здесь мало что росло, кроме температуры.
Поэтому растительность в Санитарном Домене тоже была переходной фазой от безумия к нормальности. Кое-где встречались непробиваемо каменные деревья с колючками вместо листьев. Саблемусс вспарывал барханы лезвиями своих клиновидных веток, на которые можно напороться насмерть. В редких оазисах землю застилал колючий, как гвозди, Эрб — трава с мощной корневой системой. В период цветения, который у неё длился чуть ли не весь год, кончики травы затвердевали так, что протыкали подошву стандартного армейского ботинка.
Среди этого великолепия бродили брюхоноги, звери которые выглядели как куча тряпья, с воткнутыми в неё собачьими лапками и пастью, словно их создал обиженный на мир таксидермист-халтурщик.
На самом деле под «брюхоногами» подразумевалось несколько видов зверей, но внешне они были так похожи, что разницу видел только зоолог, да и то — после вскрытия.
Эти территории стали прибежищем для людей, не поладивших с цивилизацией. Беглые преступники, дезертиры всех армий, пудрилы, просто психи или романтики, желающие острых ощущений.
Издревле этих людей называли «выживанцами», хотя, признаться, если ты владеешь оружием, выжить в Санитарном Домене проще, чем в цивилизации, с её законами, «долгом перед Родиной» и кредитной историей на гражданском чипе.
Глава 18. Странный вопрос
Зона Неудоби проявлялась по ходу движения через Санитарный Домен.
Сначала исчезли все растения. Земля стала чёрной и твёрдой. Температура в салоне бронепежо резко повысилась, заработали кондиционеры. Клод приказал не курить. Дышать стало труднее, включился автономный режим.
Скорость передвижения снизилась. По пути постоянно попадались огромные расщелины, из которых валил дым и пар. Через некоторые удавалось установить перекидные мосты. Другие расщелины объезжали, наворачивая ненужные круги. Снимки бес-пилотной аэрофотосъёмки столетней давности давали лишь примерную карту местности. Детальное расположение разломов и озёр магмы приходилось уточнять на ходу.
После долгого блуждания, наконец прибыли на заданные координаты. Местность ничем не отличалась от той, что видели ранее. Слева небольшая расщелина с вибрирующей струёй газа. Напротив — небольшой холм, с которого стекала ярко-красная ниточка ручейка расплавленных горных пород.
Клод дал сигнал и все надели скафандры. Проверили связь. Гоша философски рассудил:
— Это ж как надо любить историю, чтоб сунуться в Неудобь за осколками чашек?
Профессор Сенчин услужливо ответил, отрабатывая звание научного консультанта:
— Странный вопрос. Ты разве не знаешь о роли археологических находок в становлении науки и культуры современной цивилизации?
— Ты, дед, из тех, кто верит, что без древних находок мы оставались бы неразвитыми дикарями?
Гоша прикинулся невежественным солдафоном. Его любимая игра при общении с интеллектуалами.
— Да я… да ты… Ты! В школе не учился? — Сенчин даже замахал кулаками: — Одно изучение архивов по добедовой истории, обнаруженных в Сен-Брянске, позволило обществу перепрыгнуть на несколько веков в развитии! Электричество, ординатёры, воздушная аутомоция, порох, радио, гражданские чипы, биодизельное топливо… Куда ни сунься, везде используются знания добедового человечества.
