Жизнь коротка - Желязны Роджер Джозеф (читать полную версию книги .TXT) 📗

Естественно, люди из Казначейства не могли этому поверить, хотя сделали вид, что решили всерьез заняться расследованием. Они даже проверили будильник, заполненный предыдущим вечером золотом и серебром. Разумеется, будильник был пуст.

— Впрочем, подождите, что-то есть! — воскликнул один из них, вытряхнув крошечный значок в форме звезды из тусклого металла. Сотрудник Казначейства поднял его, внимательно осмотрел и положил на стол. Ему хотелось сказать: «Этот Кантариан явно помешался на деталях. Он обещал вам, Мерсер, знак благодарности из будущего — и вот, пожалуйста, дешевенькая бляшка с выгравированной надписью „Борцу во времени“. Послушайте, Мерсер, из-за Дэйва вы уподобились мальчишке, обратившемуся по адресу фантастической телепрограммы с просьбой выслать ему значок космонавта». Но, взглянув на Джорджа, он неожиданно поддался порыву, несвойственному людям его профессии.

— Вероятно, вы хотели бы это сохранить, — мягко произнес сотрудник Казначейства, протягивая значок. На его лице появилось изумленное выражение… но он пожал плечами и вышел вслед за своим коллегой.

Джордж, однако, не сомневался ни секунды, потому что свет падал как раз с того места, где он сидел. И то, что он увидел, помогло ему стойко перенести и потерю сбережений, и бесконечные упреки жены. Когда становилось невмоготу, Джордж чуть улыбался и заглядывал внутрь нагрудного кармана, где был приколот маленький дешевый значок «Борцу во времени» — тусклая металлическая звездочка, один луч которой золотисто поблескивал. Если им легонько провести по стеклу, то остается глубокая борозда, а кроме того, как выяснилось позже, он царапает алмаз.

Ирвин Шоу

РАСТВОР МЭНИХЕНА

В погруженном во тьму здании «Исследовательских лабораторий Фогеля-Паулсона» светилось окно. Мыши всевозможных окрасок и генетических линий мирно спали в своих клетках. Дремали обезьяны, видели сны собаки, крысы-альбиносы не без оснований опасались утренних инъекций и скальпелей. Тихо урчали вычислительные машины. Геометрически правильными соцветиями разрастались культуры в лабораторных чашках. За опущенными шторами растворы и реактивы втихомолку обменивались молекулами, а в запертых комнатах рождались на свет яды и лекарства. В сияющих лунным светом стальных сейфах под защитой электромагнитных запоров хранились секреты миллионов формул.

В единственном ярко освещенном помещении от стола к столу беззвучно двигалась фигура в белом халате, разливая жидкости по небольшим стеклянным сосудам, добавляя красно-коричневый порошок к содержимому мензурок, делая пометки в рабочем блокноте. То был Колиер Мэнихен — среднего роста круглолицый человек с гладкими, как дыня, щеками. При взгляде на него на ум поневоле приходила мысль о канталупе — спелой, однако не слишком вкусной мускусной дыне — при выпуклых очках. Глаза Мэнихена носили выражение младенца, который давно уже лежит в мокрых пеленках, а к самым выдающимся чертам ученого можно было отнести светлый пушок на дынном лбу и арбузное брюшко. Колиер Мэнихен не походил на нобелевского лауреата. Он и не был нобелевским лауреатом. Ему стукнуло двадцать девять лет и три месяца. Статистика показывала, что большинство великих научных открытий совершены людьми, не достигшими тридцати двух лет. Мэнихену оставалось два года и девять месяцев.

Его шансы на великое научное открытие в «Лабораториях Фогеля-Паулсона» были весьма призрачными. Он работал в отделе моющих средств над проблемой детергента, способного со временем разлагаться в воде. В крупных журналах появилась серия неприятных статей о покрытых пеной ручьях, где гибнет форель. Мэнихен отлично знал, что еще никто и никогда не получал Нобелевскую премию за новый детергент — даже за такой, который щадит форель. Через неделю ему исполнится двадцать девять лет и четыре месяца.

Другие сотрудники компании, более молодые, бились над лейкемией и раком матки, экспериментировали с веществами, обещавшими перспективы в лечении шизофрении… всё — возможные пути в Стокгольм. Этих перспективных ученых вызывали на совещания, мистер Паулсон приглашал их в загородный клуб и к себе домой. Они разъезжали в спортивных автомобилях с роскошными девушками, словно настоящие киноартисты. Но в отдел моющих средств мистер Паулсон не заходил, а встречая Мэнихена в коридоре, звал его Джонсом. Когда-то, лет шесть назад, у мистера Паулсона сложилось впечатление, что имя Мэнихена — Джонс.

Жена Мэнихена смахивала на мускусную дыню. Они имели двух детей, похожих на то, что можно было бы ожидать, а также «плимут» пятилетней давности. Миссис Мэнихен не возражала против ночной работы мужа. Напротив.

Сейчас он работал ночью, потому что днем столкнулся с поразительным феноменом. Мэнихен взял стандартный детергент, «Флоксо», и на глаз добавил красновато-коричневого порошка — сравнительно простого вещества, широко известного как диокситетрамерфеноферроген-14, свободно вступающего в соединения со стеоратами. Химикат этот относился к числу дорогих, поэтому он прибавлял по грамму на фунт «Флоксо», обходящегося в один доллар восемьдесят центов за тонну и продававшегося во всех универмагах в больших экономичных упаковках по сорок семь центов.

Мэнихен опустил в емкость кусок хлопчатобумажной ткани с пятном от кетчупа с собственного бутерброда и с разочарованием заметил, что, в то время как контрольный раствор чистого «Флоксо» полностью удалил пятно с аналогичного образца, раствор с диокситетрамерфеноферрогеном-14 оставил на ткани четкий круг.

Он попробовал раствор с одним миллиграммом диокситетрамерфеноферрогена-14, но результат получился совершенно тождественным. Мэнихен работал над своим проектом уже шестнадцать месяцев и был понятно расхоложен. Он собирался выбросить оба образца, когда обратил внимание, что, если раствор чистого «Флоксо» покрылся пеной самым осужденным журналами образом, то новая жидкость выглядела как вода из прозрачнейшего горного ручья.

Осознав грандиозность открытия, Мэнихен вынужден был сесть — так задрожали колени. Перед глазами возникли канализационные трубы — такими, какими они были в 1890 году, только кишмя кишащие форелью. Мистер Паулсон перестанет звать его Джонсом. Он купит себе «триумф», затем разведется и вместо очков станет носить контактные линзы. Его переведут в отдел рака.

Оставалось всего-то определить нужную пропорцию диокситетрамерфеноферрогена-14 к «Флоксо», искомое соотношение, которое не образует пены и одновременно не оставляет колец, — и будущее обеспечено.

Мэнихен работал с колотящимся сердцем, методично составляя один раствор за другим, не скупясь на диокситетрамерфеноферроген-14 — сейчас не время быть мелочным. Кончился кетчуп, и он перешел на табачный деготь из трубки. Но весь день и весь вечер (Мэнихен позвонил жене и предупредил, что к ужину не вернется) результат был одинаков — предательское кольцо оставалось. Оно оставалось на ткани. Оно оставалось на линолеуме. Оно оставалось на пластике. Оно оставалось на ладони экспериментатора.

Мэнихен не отчаивался. В конце концов Эрлих перепробовал шестьсот пять комбинаций перед заветной шестьсот шестой. Что значит для науки время?

Иссякли запасы неорганических испытуемых объектов. Тогда Мэнихен взял двух белых мышей из партии, доставшейся ему, потому что у них упорно не росли опухоли. «Фогель-Паулсон» вели широкую кампанию, чтобы заставить собаковладельцев мыть своих животных «Флоксо»; чудо-детергент в последнее время стал терять позиции, уступая конкурентам, и требовались новые рынки. Результаты с мышами получились такими же. Одна мышь вышла белой, как в день своего рождения, и раствор благополучно покрылся пеной. Другая вся была в разводах, зато раствор очистился за пять минут.