Кодекс чести - Гаркушев Евгений Николаевич (прочитать книгу .txt) 📗
Персы поднялись в атаку – но их встретил плотный пулеметный огонь. Пехотинцы залегли, танк прямой наводкой ударил по пулеметному гнезду – в ответ по нему выстрелили из гранатомета. Опять мимо! Неужели предатель успел сбить прицелы? Можно ли вообще сделать это на РПГ-7? Или у кого-то просто кривые руки и не слишком верный глаз?
Я пополз через степь. Заметят, не заметят? Доберусь ли до своих? Интересно, добрался ли Джальчинов?
Тем временем танк сдал назад. Огонь прекратился. В деревне уже хозяйничали персы – я видел зеленые повязки, мелькавшие среди горящих домов. Ищут меня? Просто так я не сдамся… Интересно, как они не заметят мою яркую форму в этой жухлой траве? Или она уже не яркая, а просто грязная?
– Переговора! Переговора! – разнеслось над степью. Кричали в мегафон. – Мы хватали ваш офицер! Вы сдаваетесь!
Полковник Сысоев, по всей видимости, дал команду прекратить огонь. Над степью повисла почти что тишина – рокот мотора, треск горящих изб не в счет…
К танку подтаскивали кого-то. Чекунов! Живой!
Как я мог поверить предателю! Если бы знать, что товарищ попал в плен. Но я был уверен, что его убили – персы ли, Пальцев… Поэтому сбежал сам. Надо было драться!
Казака привязали к танковой башне рядом с орудием. Живой щит.
– Вы не стрелять! – продолжал надрываться мегафон. – Ваш товарищ оставаться жив!
Как бы не так… Кодекс чести гласит: любой человек, захваченный в заложники, независимо от обстоятельств, считается мертвым. Власти и частные лица не должны пытаться спасти его путем уступок террористам – или врагам, как в этом случае. Такое же правило распространяется и на пленных.
– Товсь! – раздался рык полковника. – Прости нас, хорунжий!
Поразительно, но я услышал крик Сысоева. Потом сообразил, что ветер дует в мою сторону. Казак скорее всего не слышал ничего. Но он знает устав…
Танк двинулся вперед. Прости нас, Господи…
Я поднялся на колено и открыл огонь по вражеским пехотинцам. И тут танк словно подняло на столбе огня. Сработала противотанковая мина, поставленная Старостиным! Спасибо тебе, друг. Тебе уже ничто не поможет, но ты помог нам.
Я продолжал стрелять. И тут меня опрокинуло на землю, вырвало из рук винтовку. Попали. В глазах темнело, по телу расползалась предательская слабость. Встать, попробовать выстрелить еще раз. Нет, невмоготу…
Очнулся от боли. Меня тащили. Над степью грохотали выстрелы.
Кто меня тащит? Куда?
С трудом разлепив глаза, я увидел небо. Мутное, затянутое дымом. Дым был повсюду – высоко в воздухе, над землей. Только плотность его менялась. Надо мной маячило бледное пятно – девичье личико.
– Ты кто? – прохрипел я. Соображалось с трудом.
– Мария. Молчи, капитан, молчи. Береги силы. Сейчас, уже скоро.
Еще несколько рывков – и мы упали в траншею. Да что же это? Откуда тут траншея? Откуда эта Мария? Что со мной? Почему она назвала меня капитаном?
Я думал, что в укрытии девушка успокоится, а то и исчезнет – неоткуда здесь было ей взяться, – но она вновь потащила меня, уже по траншее. Боль структурировалась. Болела грудь и раненная прежде рука. Тяжко…
Свет начал меркнуть. Мы оказались в перекрытой щели. Кажется, ее отрыл Старостин, соединив с отдельно стоящим погребом в одном из подворий.
– Сейчас, сейчас, – шептала девушка. – Переждем. Перестанут стрелять, я вызову подмогу, отнесем тебя к хирургу.
– Долго ждать, – хмыкнул я. – Полтора дня еще.
– Почему полтора дня?
Ответить я не успел. Послышался страшный грохот, землю тряхнуло – и я потерял сознание, в который раз за последние несколько минут.
Очнулся, когда девушка поднесла к моим губам фляжку с водой – овальную, алюминиевую, где только нашла такую? Пить очень хотелось, и я с трудом напился – даже глотать было больно. Вода оказалась странного вкуса, и после того, как я утолил жажду, мне стало очень тоскливо.
В укрытии царил полумрак – свет попадал внутрь через неплотно пригнанные доски двери. И все же я мог разглядеть свою спасительницу. Выцветшая гимнастерка цвета хаки, такая же юбка, черные потертые сапоги. Пахло от девушки какими-то дешевыми, но приятными духами – кажется, ландышем. А еще – гарью и потом. В целом пахло приятно. Запахом живого человека…
– Как вы здесь оказались? – прошептал я.
– Заметила вас, подползла.
– Я не о том… Откуда вы взялись на полигоне?
– На каком полигоне, капитан? Тут не учения. Идет война! Вам память совсем отшибло? Бедненький…
– Война? – переспросил я. – Ну да, война…
– Лезут немцы, лезут, – глядя в одну точку, проговорила Мария. – И когда это кончится? Но ведь остановим мы их, капитан? Остановим? За Волгу им пути нет?
И тут мне стало по-настоящему страшно. Когда в меня целился Пальцев, особого страха я не испытал. Да, умирать не хотелось, но тогда опасность была видимой и реальной. А эта сумасшедшая девушка, невесть как попавшая на полигон… Рассказывает о немцах… Какие немцы? Где? Последний раз мы воевали с ними в прошлом веке. Впрочем, в Поволжье немцев хватает и сейчас, но кто же станет с ними воевать? Да и одета девушка странно. Откуда у нее гимнастерка? Странные, не похожие ни на что погоны. Сумка с красным крестом… Почему она в сапогах, а не в ботинках, даже если предпочитает стиль «милитари»?
– Перевязать вас надо, капитан, – заявила девушка. – Сейчас бинты достану…
– Обезболивающее есть? – спросил я.
– Морфий? Нет, не положено.
– Какой морфий, детка? О чем ты? Стандартное обезболивающее! Армейский пакет! Да у меня же в куртке он должен быть. Посмотри в нагрудном кармане.
Девушка приблизилась. Совсем молоденькая и хорошенькая к тому же. Прямые черные волосы, собранные в хвостик…
– Здесь только обломки, капитан. Пуля разнесла коробочку вдребезги. Все пропиталось кровью.
Значит, крови не боится. Привычная. А гимнастерку и правда надо снимать. Чуть позже…
– Почему ты называешь меня капитаном, Маша?
– Так ведь четыре звездочки на погоне. Капитан, – робко улыбнулась девушка. – Или вы моряк? Из морской пехоты?
– Нет, я пехотинец. Давай остановим кровь.