Безликое Воинство (СИ) - Белоконь Андрей Валентинович (версия книг TXT) 📗
Когда колеблешься, чью сторону принять, прими ту, на которой найдётся место для твоей чести — так советует Хардуг Праведный. Но я тогда не cмог для себя решить, в каком случае поступлю честно, а в каком — нет. Путра ждал от меня не ответа и даже не совета. Он искал тех, кто поддержал бы его позицию в случае открытого конфликта. И первым, кого он выбрал для этого, оказался я. Говорю (точнее пишу) прямо: мне это совсем не нравится. Оба наших капитана обладают сакральными знаниями и сильной волей, и в их словах и поведении я не вижу ничего такого, что выдавало бы в них марионеток карапа. Да и зачем колдуну губить наше судно? Он производит впечатление кого угодно, но только не самоубийцы. Именно это я сказал Путре-Хару вполне твёрдо и однозначно. Я попытался объяснить ему, что вряд ли оба капитана одновременно поддадутся каким-то чарам, тем более, что за карапами и не водилось ничего подобного. И если даже такое произойдёт, многие это поймут, и большинство офицеров наверняка поддержат переход командования. Но сейчас, совершенно очевидно, не та ситуация… Слышащий Движение лишь угрюмо кивнул в ответ и дал понять, что разговор окончен. После этого я вернулся в тамбур, и ещё какое-то время помогал спускать вниз оборудование, запчасти и материалы. Конечно, я до сих пор нахожусь под гнетущим впечатлением от этого разговора. Пожалуй, не буду никому рассказывать о нём, пусть он пока остаётся только в моей памяти и на этой бумаге.
Но, с другой стороны… А вдруг наши капитаны действительно попали под какие-то чары карапа, и теперь их воля, хотя бы отчасти, под его контролем?.. Но что мог задумать колдун?.. Скорее всего, он просто хочет попасть в свою Симбхалу. Или же, если подземный мир — досужий вымысел, то в свои арктические пещеры. И в том, и в другом случае для нас это не фатально, а мне так вообще на руку.
По завершении такелажных работ я сходил умыться и перекусить, а Ибильза-Хар к тому времени только начал заниматься перезарядкой лент для пушек, так что ел я не только наспех, но и в одиночестве. Отправившись затем в рубку, я застал там неприятные новости: путь к океану нам преградили те самые похожие на толстые ракеты демонические летательные аппараты, точно такие же, какие этим утром не давали снизиться беспилотному разведчику. Их было больше десятка и вели они себя аналогичным образом: едва «Киклоп» начинал двигаться вниз по реке, аппараты летели в нашу сторону, густо дымя за собой, как только мы останавливались, они зависали, и неспешно отлетали назад, если наше судно давало обратный ход. Камера с телеобъективом позволила разглядеть торчавшие из аппаратов те самые раструбы, о которых сообщал карап. Капитаны уже посоветовались с колдуном по поводу всего этого, и тот заявил, что поведение демонических машин не что иное, как результат действия одного из его заклятий, и что действие это временно: когда демоны оправятся, они немедленно начнут нас преследовать. По словам Озавака, наш тучный пассажир обозвал эти аппараты «когтеносными дочерьми Тавмаса», а ведь так у нас называют сезонные ураганы, приносящие сильные разрушения с многочисленными жертвами. Точнее, приносившие — до появления Смутного Купола. И ещё колдун обещал подумать, как продлить или усилить заклятье, чтобы «Киклоп» всё же смог пройти охраняемое демонами устье реки.
Мы видели, что эти «дочери» сделали с огромным, очень прочным и отлично вооружённым малаянским крейсером. Очевидно, что у такого судна, как наше, нет ни единого шанса в противостоянии столь грозному противнику, и прорываться в океан с боем означало бессмысленно сгубить свои жизни. Глубина реки под нами не превышала пяти гексаподов и о том, чтобы нырнуть и покинуть реку скрытно, не могло быть и речи. Наконец, отойти на пару миль вверх по реке и затем истратить на демонические аппараты последнюю крылатую ракету мы тоже не могли, так как в этом случае на месте речного устья образовался бы кратер с навалом грунта по краям, который перекрыл бы нам выход в море, а вспышка и облако привлекли бы демонов со всей округи — в последнем нас уверил карапский колдун… Да, и ещё: по топким берегам реки растёт густой кустарник, дальше от реки переходящий в болотистый лес, и мы могли бы, конечно, бросить судно и попытаться укрыться среди густой растительности. Но никто этого не хотел, во всяком случае, такое желание ни один из офицеров не высказал вслух, ведь для тактики подобная болотистая местность хуже пустыни: там не поставишь даже временный лагерь, не выроешь окопы и блиндажи, не установишь ловушки, и как враг не увидит тебя до последнего момента, так и ты его. В случае высадки на берег придётся нам двигаться на запад, к предгорьям, пробираясь через густой кустарник по пояс в жиже, в туче москитов, через скопление противника. Такой вариант даже хуже, чем прорыв на судне через «когтеносных дочерей». Все мы понимали, что оказались в ловушке, и нам пока оставалось только сидеть на своих постах, наблюдать и думать.
Наступал вечер, вахта моя давно закончилась, но я, с молчаливого согласия капитанов, остался сидеть на своём посту. Думаю, у всех у нас тогда было тяжело не душе. И тут Заботливый Арза сообщил по внутренней связи, что карап желает вновь говорить с кем-нибудь из капитанов. Скванак попросил доктора проводить колдуна к нам в рубку.
Только тут я заметил, что карап и правда стал выглядеть гораздо приличнее: его огромные сапоги блестели, безразмерный балахон был чист, гладок и поигрывал золотой вышивкой, а косички его бороды, аккуратно заплетённые и перехваченные кольцами, лежали на необъятном животе ровными рядами. Голову колдун повязал куском ткани таким манером, как это делают у нас некоторые женщины, и этим он невольно вызвал улыбки у офицеров в рубке. Впрочем, даже такой убор приличнее огромного цветка. Слова карапа также заставили некоторых офицеров улыбнуться, но улыбки эти были уже совсем другого рода: далеко не все могли принять всерьёз то, что необычный пассажир «Киклопа-4» предложил в качестве нашего спасения…
Для предстоящего действа карапский колдун затребовал довольно экзотическую для наших условий вещь — жаровню. На складе точно не было ничего подобного, но после того, как колдун описал, что конкретно ему требуется, Такетэн-Хар, наш офицер-электромеханик, вызвался быстро изготовить жаровню из своих запчастей. И он действительно сделал её быстро: не прошло и часа, как он притащил самодельную жаровню. Такетэн взял один из металлических коробов, в которых монтируют оборудование, привинтил к нему ножки, а сверху примотал проволокой решётку от вентилятора. Внутри уже находились деревянные щепки и бруски — похоже, Такетэн разломал ящик с малаянского авианосца.
Пока электромеханик отсутствовал, колдун принялся разглагольствовать о духовном. Поначалу я подумал, уж не вознамерился ли он и вправду подчинить нас своей воле, заморочив, как злосчастного демона, убившего капитана «Копья Ксифии». Но в итоге эта небольшая проповедь показалась мне лишь наивной и забавной, да и цель её, как выяснилось, была совсем другой. Карап говорил про то, что мир не такой, как мы думаем, хотя для непосвящённого человека это лишь пустые слова, разговор ни о чём, потому что далеко не все в состоянии понять, почему мир духовного гораздо больше, сложнее, а главное, важнее для человека, чем мир материального. Материальный мир — лишь ничтожное приложение мира духовного. Он говорил о том, что благородный духом человек с уважением будет относится к любым Богам, и у него не возникнет желание кого-то поносить, что-то осквернять или ещё как-то вести себя неподобающим образом. Затем карап плавно подвёл разговор к Симбхале: к тому, что в этих землях обитают особые просветлённые люди, для которых стремление к высшему совершенству является абсолютным приоритетом, мы же будем среди них лишь непрошеными гостями, не готовыми понять и принять тамошние умонастроения. В общем, карапский колдун хотел, чтобы, когда попадём в Симбхалу, мы вели себя там прилично. Подумать только, каков циник и наглец!
Наконец, вернулся Такетэн с жаровней. Карап, забрав его изделие, поковырял пальцем куски дерева и удовлетворённо хмыкнул. Засунув жаровню под мышку, он велел не медля сопроводить его «вон из чрева корабля, под вольное небо» — то есть на верхнюю палубу.
