Магия в крови - Новак Илья (читать книги полностью без сокращений .TXT) 📗
Он говорил, а Бьёрик помимо воли слушал все внимательнее. Постепенно то, что описывал Доктус, то, что он предлагал сделать, заинтересовывало его, и одновременно в сознании мастера шевелилось недовольство и стыд за себя: он вновь верил этому человеку. Доктус Савар знал, как разбудить воображение карлы, как заставить его воодушевиться тем же, что воодушевляло чара.
– Но мы же никак не сможем попасть туда! – почти выкрикнул Бьёрик наконец. – Ковчег разрушен!
– Сможем, – уверенно ответил Доктус. – Возьмем оружие и придем в Коломму. Там не осталось ополчения, почти не осталось воинов – что они сделают? В их Малом Приорате сидят местные богачи, есть и судовладельцы. Мы принудим их дать нам корабли. Поставим перед выбором: или мы разоряем весь город, убиваем их детей, их жен и их самих, сжигаем дома – или они трясут мошной и дают нам корабли. Рыбацкие, торговые – неважно. Плыть не очень далеко. А потом… Флот ковчегов! Я говорю не о поселении, не о нескольких норах! Вы перестанете быть карлами из Робов – целое государство, населенное вами, гномо… гномами. Города, надземные и подземные. Порт для ковчегов… Эфиропорт! Ты слышишь, добрый мастер? Мы создадим все это! И еще – там должно быть теплее, чем здесь. Зимы короче и не так суровы. Возможно, там вообще не бывает снега…
Он говорил и говорил, но мастер Бьёрик уже не слушал. Его взгляду открылась картина, быть может, рожденная его воображением под влиянием слов чара, или вынырнувшая из глубин памяти, а возможно, пришедшая откуда-то из другого пространства или другого времени: стальная пещера, сводчатый потолок которой с гудением расходится по сторонам, стройные ряды эфиропланов, больших и малых, и один, медленно поднимающийся через распахнувшийся проем и взмывающий над железным куполом в высокое синее небо, все выше и выше.
Что это было, Фан Репков так и не понял. Он шел двое суток, а на третьи увидел, как из раскинувшейся над океаном зимней ночи катится необъятная мглистая волна. Фан побежал от нее. Впрочем, он быстро смекнул, что убежать невозможно – это лишь с первого взгляда казалось, что волна движется неторопливо, но уже со второго становилось ясно, что на самом деле она каждый миг пожирает огромное расстояние.
Волна была не просто стеной густой тьмы. От верхней ее части книзу скатывались неясные силуэты черепов и костей – впрочем, то же самое, хотя нормальных размеров и естественного происхождения, Репков неоднократно в своей жизни видел, так что особого впечатления на него все это не произвело. А еще в глубине волны вроде бы что-то извивалось, вернее, вся она состояла из переплетшихся, колышущихся длинных тел, не разобрать, то ли гибких стволов, то ли змей.
С вершины холма наемник увидел, как далеко-далеко на востоке что-то огромное, но кажущееся на таком расстоянии крошечным, горящее рубиновым светом, медленно взмывает над землей.
Фан успел лишь добежать до ложбины под склоном, повалился в нее лицом вниз и прикрыл руками голову.
Волна прошла бесшумно.
Он еще некоторое время лежал. Затем поднялся. Взбежал на холм. Глянул по сторонам.
Ничего не изменилось.
«Что за бред! – подумал Фан Репков. – Кто это поднял такую бучу для того, чтобы все осталось по-прежнему?»
Впрочем, ему не до пришедших из океана черных волн. Наемник был уверен – коротконогие так просто все это не оставят. У них, конечно, нынче много забот, но наверняка они сейчас рассылают в разные стороны вооруженные отряды. Каратели уже вовсю рыщут по окрестностям, выискивая, не осталось ли кого из ополчения и лесовиков, и добивают тех, кто еще жив. Наемник сам бы так поступил и не видел причин, почему карлы должны вести себя иначе.
Он не ел два дня. Пил снег и спал на снегу. Фан Репков очень, очень устал, но он был сильным мужчиной, привыкшим к походным условиям.
После того как волна исчезла, он не останавливался до самого утра. Норавейник теперь далеко, еще немного – и можно будет забыть про отряды рыщущих в степи карл. Хотелось пить, еще больше – есть, а уж спать тянуло так, что Репков несколько раз ловил себя на том, что идет с закрытыми глазами. Впрочем, начавшийся под утро дождь освежил. А потом в промокшей одежде Фан совсем замерз и, никогда в жизни не болевший, начал кашлять.
Свое поражение он воспринимал не то чтобы совсем равнодушно, но философски. Да, вместо дома в богатых кварталах столицы и золота карл он получил несколько мелких ранений и вот сейчас простудную лихорадку. Но он убил слишком многих. Он переступил грань . И наказан. Зато жив. Потому что вовремя понял, что переступил ее. А приос, вождь, все остальные – никто ничего не понял. И потому они мертвы, а он, Фан Репков, жив. И раз так, жалеть о чем бы то ни было – глупо.
Когда совсем рассвело, он встал на вершине холма и увидел, что холм этот последний. Дальше тянулась пустошь: по левую руку – до самого океана, с которым она сливалась, так что границы видно не было, а по правую – до кромки Кошачьего леса, которая изгибалась пологой дугой, открывая перед наемником холодную ширь залива. Бескай, вспомнил Репков, вот как называется этот залив.
Земли здесь были плоскими, как озеро в штиль, только высокий холм в форме полумесяца, обращенный вогнутой стороной к Фану, отделял его от Беская. Репков оглянулся – Норавейник остался далеко, неразличимый среди холмов. Он вновь обратил взор вперед. Лес. Пустошь. Холм. От холма идет дымок.
Фан кивнул сам себе и, спотыкаясь, пошел туда.
Он увидел покосившуюся, явно нуждающуюся в ремонте низенькую изгородь, огород в пятнах снега, запорошенную ботву, дальше – двор и двухэтажный дом, когда-то, судя по всему, вполне крепкий, но теперь обветшалый. Увидел сарай. Земляную насыпь амбара. Двух детей, совсем маленького мальчика и девочку постарше, играющих на перевернутой телеге.
От дома тянуло запахом горячей похлебки с бараниной, и в животе наемника заурчало. Придерживая меч у бедра, он пошел вперед. Дети заметили его, девочка тут же, тонко взвизгнув, убежала в дом. Наемник обогнул выгребную яму. Мальчик, кряхтя, неловко слез с телеги и подошел ближе. Одет он был в кургузый зипун, рукава и полы которого волочились по земле.
