Сломанный Клинок (СИ) - Корзун Кирилл (книги регистрация онлайн TXT) 📗
История моей семьи и рода Хаттори в целом была довольно сложной. Один из древних родов Японии, имеющий божественное происхождение и многовековую историю обладал настолько непростой судьбой, что ещё в детстве я не раз поражался тому, сколько невзгод и неудач сваливалось на головы моим предкам. Последней из них стала опала, которой род был подвергнут после Реставрации Мэйдзи. Клан Токугава очень легко отрекся от нас, как от вассалов, попутно переложив на моих предков изрядную часть вины в собственных деяниях. Критиковать их за это бессмысленно, время было такое, каждый боролся за выживание как мог.
Статус Свободного Рода, приобретенный после ловкого хода Токугава был воспринят как дар богов. Он обещал независимость, привилегии и перспективы. На деле всё вышло чуть ли не строго наоборот. С самураями Хаттори никто не хотел иметь общих дел — созданная за несколько веков репутация верных цепных псов имела не только плюсы, но и минусы. А про неприличное количество злопамятных родов аристократии, в своё время пострадавших от действий самураев Хаттори, свело на нет почти все попытки хоть как-то встать на ноги.
Ещё в древности существовало понятие "дзи-самурай". Оно обозначало бедного, не имеющего собственного земельного надела воина, живущего только на содержание от сюзерена. И Хаттори оказались именно в таком состоянии. Единственные, кто не отвернулся и протянул руку помощи — род Маэда. Мне до сих пор кажется, что тогда они преследовали вполне конкретную цель и добились её — вассальная клятва Хаттори, пусть и под прикрытием союзного договора, обеспечила их сильным боевым крылом и профессиональной службой безопасности.
Моя семья уже не ставила перед собой цели вновь добиться привилегий и статуса — Честь и Долг диктовали то, как жить и ради чего умирать. Род Маэда достиг серьезных успехов в военных разработках, связанных с системами РЭБ, сконцентрировав почти все свои ресурсы на этом направлении, и одаривал Хаттори щедрой рукой, изредка пугая конкурентов памятью о "псах Токугава".
Но после того, что произошло, о репутации фамилии на какое-то время мне предстояло забыть. Семья не справилась со своими обязанностями и род-сюзерен сгинул в пламени межродовой войны. Тот факт, что я не достиг совершеннолетия, не имел никакого значения. Леон Хаттори стал ронином. Изменить это было уже невозможно.
То, как к этому отнесутся в Российской Империи для меня по прежнему оставалось загадкой. Друзья мамы, в прошлом сотрудницы российского посольства в Японии, на мои вопросы толком ответить не смогли, даже для них в этом присутствовала некая загадка. Исходя из этого они предложили легенду, решавшую этот вопрос кардинально — надо было всего лишь представиться однофамильцем, тем самым отрекаясь от прошлого. И ведь было под кого маскироваться. Незадолго до Реставрации род Хаттори оказался в центре скандала — непризнанный ребенок главы рода, бастард, образовал свой род, благоденствующий и поныне. Да, часть нашей репутации отразилась и на них, но за прошедшие с тех пор шестьсот лет многое изменилось.
Комплект соответствующих документов обещали подготовить в кратчайшие сроки, требовалось моё согласие, но я медлил, больше не устраивая безобразных сцен, боясь принять неправильное решение. И только после разговора с учителем немецкого этот страх исчез. Решение выкристаллизовалось само собой.
— Я останусь собой. И будь что будет. В любом случае в конце Пути только смерть. — сказал я сам себе и почувствовал невыразимое облегчение, завершив этот своеобразный гештальт.
Обо всем этом я размышлял по пути в аудиторию, пока не наткнулся на ее широкие, двустворчатые двери. Запертые наглухо. Опоздал. Чувствуя всем естеством, что неприятности только начинаются, я отстучал на гладком лакированном дереве незатейливую дробь и приготовился встретить их лицом к лицу…
***
Ответственность за содеянное. Словосочетание, почти никогда не предвещающее ничего хорошего, особенно в тех случаях, когда гордиться деянием невозможно. В обществе, живущем по строгим правилам и законам, зачастую ответственность ещё имеет и последствия. Опоздание на занятие вылилось во внеплановое дежурство по аудитории, приступить к которому пришлось сразу же по его окончанию.
О том, как эпично я его схлопотал, впоследствии даже вспоминать было стыдно, хоть и немного приятно. Приятно потому, как взыскание на меня возложило живое воплощение божественной красоты…
…- Курсант, вы вообще меня слушаете? Что вы хлопаете глазами и пялитесь, как баран на новые ворота?! Отвечайте немедленно!
Смысл претензий преподавателя дошел до меня только в самом конце проникновенной речи, когда её интонации приобрели стальной оттенок угрозы. Лёгкий ступор, в который я впал, увидев на пороге аудитории статную русоволосую красавицу почти на голову превосходящую меня в росте, сменился недоумением, переходящим в замешательство. А ведь было от чего утратить ориентиры в пространстве и времени. И вновь свой вклад внесло неоконченное слияние душ — всплеск чувств от обеих половин души попросту наложился друг на друга и усилился кратно, поднимая во мне такую бурю, что меня невольно пошатнуло.
Как я узнал чуть позже, Наталья Александровна преподавала на втором курсе русскую литературу и словесность и по праву считалась местной достопримечательностью. Почти два метра (на каблуках) природной красоты, грации, обаяния, потрясающих форм и глубокие, завораживающие своим блеском и оттенком зелёные глаза. Про грудь, что вздымалась под строгой форменной блузкой подобно холмам идеальных очертаний, упоминать вообще не стоило. Этот фактор действовал на всех мужчин скорее как контрольный выстрел. Что говорить про подростка навроде меня?
— Ээээ, простите, на что я должен ответить? — растерянно спросил я, не сводя глаз с преподавателя и понимая, насколько "попал" в этой ситуации. Но обратного хода уже не было.
— Не военная школа, а цирк какой-то! С меня достаточно! О вашем поведении, курсант, будет доложено классному воспитателю. Фамилия? — возмущённо фыркнула Наталья Александровна, одарив меня уничижительным взглядом, от которого у меня даже мурашки пошли вдоль позвоночника.
— Курсант Леон Хаттори. — отсалютовал я, вытягиваясь струной и уже более осмысленно заглядывая ей в глаза.
— К пустой голове руку не прикладывают, курсант. Должны были знать, хотя вам, судя по всему, даже головной убор на ней не прибавит содержимого. Займите своё место. — съязвила она и, на секунду задумавшись, продолжила: — Так вы ещё и новенький. Что же, поздравляю с отличным началом учебного года, курсант! Взыскание в первый же день послужит отличным уроком.
И только тогда, поднимаясь к своему месту на последнем ряду, я обратил внимание на безмолвных зрителей этого спектакля, в котором мне выпало столь незавидное амплуа. Насмешливые, злорадствующие и даже сочувствующие лица одноклассников также не предвещали ничего хорошего. А вот Алексея я в аудитории так и не увидел.
— Этот день перестает мне нравиться…
И это было только самое его начало. Класс тем временем жил своей жизнью — Наталья Александровна заняла своё место на кафедре, зашуршали страницы тетрадей, раскрываемых учениками и первые слова лекции полились по аудитории. Стоит заметить, почти в абсолютной тишине, прерываемой лишь мелодией ее прекрасного, под стать внешности, голоса. Акустика в устроенной амфитеатром аудитории была замечательной, обстановка располагала…и я решил не выделяться.
Свежая тетрадь встретила меня девственной чистотой первого листа. А лекция оказалась неожиданно сложной для конспектирования, особенно учитывая мой вынужденный перевод услышанного на другой язык. Озадаченно хмыкнув после первого предложения, на которое ушла почти минута, я с головой ушёл в процесс. И приноровился только под конец занятия — мне даже стало хватать времени, чтобы как следует полюбоваться преподавательницей.
Выглядела она потрясающе, как это свойственно людям, занимающимся любимым делом — увлеченная, она порой начинала прохаживаться по аудитории или активно и изящно жестикулировать. Да и предмет оказался вполне любопытным. Или это Наталья Александровна о нём так интересно рассказывала?
